Читаем без скачивания Любовь и доблесть - Петр Катериничев

– Фока тебе рассказал, как Данилов его «построил»? Одним взглядом?

– Он упомянул, что у объекта э-э-э... «взгляд убийцы», но я отнес сие к фантазиям. Фокий Лукич тревожный и неуравновешенный товарищ, к тому же он был сильно нетрезв, и ему могло почудиться, что...

– Ничего ему не почудилось, не привиделось и не померещилось, Вагин. Я слышал разговор. Данилов именно такой. Жесткий. Опытный. Травленый. И раскован он не показно, он так живет. И знаешь, почему? Да просто ничего он в этой жизни не боится: не за кого ему бояться, а к себе он относится как самурай... Что-то в его прошлом пережгло в нем инстинкт самосохранения, и живет он сейчас словно по инерции...

А Фока, тот был напуган смертельно, не блажно! Я не поручусь, что, будь они действительно наедине, Бокун не напрудил бы лужу прямо в своем президентском кресле! А ты говоришь – интеллектуал!

– Тогда... почему «идеалист»?

– Тебе следовало бы знать, Вагин. Люди без идеалов ничего не достигают в этой жизни! Их удел – быть прислугой. Высокооплачиваемой, но прислугой! Только идеалы заставляют людей терпеть лишения, быть самоотверженными и проявлять доблесть! Доблесть! Многие давно забыли, что это такое! А Данилов... Он похож на воина, уставшего от войны и разочарованного в жизни. Но – не в идеалах!

Идеалов чести он не оставил: достоинство не позволит ему тлеть на этой помойке ленивым жвачным или шустрить суетящимся торгашом! А ты – ты предлагаешь хищнику в «предмет обожания» заунывную потаскуху? Нам нужна такая девчонка, в которую он сможет влюбиться, понял, недоросль? – Гриф усмехнулся, закончил ернически, имитируя кота Матроскина из известного мультика:

– Сдается мне, зря я тебя кормлю.

– Виноват, – прошелестел тонкими губами Вагин.

– Это все, что у тебя есть? – кивнул Гриф на рассыпанные по столу фото.

– Нет. – Вагин бесстрастно вынул из папочки другой конверт.

– Востер. Ну-ка? – Он открыл конверт, там было всего четыре фотографии. – Вот это лучше. Откуда девки?

– Э-э-э...

– Да не блей ты!

– Двое из театрального училища, еще двое...

– Где они сейчас? – перебил его Гриф.

– Внизу. Ждут.

– Ты проинформировал их?

– В общих чертах. Дескать, нужно сыграть роль.

– Ты с ними уже работал?

– Да. Способности хорошие.

– Принципы?

– Современные.

– Интересы?

– Развитые девочки.

– Крючки на них?

– Надежные. На каждую папочка. Любой можно поломать и карьеру, и жизнь. А то и закрыть на пару лет безо всяких фокусов. По закону.

Гриф растянул губы в усмешке:

– У нас – так: или по-хорошему, или по закону.

Глава 15

– А ты меня заинтриговал, Вагин. И не столько барышнями... Ты что, решил меня сыграть? Проверить на бдительность, вшивость и профпригодность?

– Ну что вы, Сергей Оттович.

– Ты еще добавь: «Как можно-с». Мы оба знаем, как можно.

– Так точно.

– Ну что ж. Будем считать, первый конверт ты просто перепутал со вторым. И руководила тобою бесхитростная тупость. Так?

Вагин молча стоял перед столом шефа, устремив непроглядно-мутный взгляд куда-то в стену поверх головы Грифа, Гриф бегло пробежал справки на девушек, еще раз рассмотрел портреты.

– Позови-ка мне вот эту, – выложил он одну из фотографий. – Сейчас.

– Слушаюсь, – кивнул Вагин и исчез за дверью.

Девушка появилась через пару минут, принеся с собой какой-то едва уловимый аромат – букет был тонок, свеж и изыскан. И сама девушка была хороша, и походила скорее на девочку-подростка – легкой угловатостью, порывистостью в движениях и взглядом – он был удивительно чист и наивен. Девушка подошла к столу и застыла, чуть косолапя и переминаясь в высоких туфлях. Ноги ее до колен прикрывал подол платья, но Гриф оценил изящество лодыжек... Кажется, он не ошибся. Скоро он узнает наверняка.

– Как тебя зовут? – спросил Гриф.

– Анжела.

– Фамилия?

– Куракина. Анжела Куракина, – Ты знаешь, что за работу мы хотим тебе предложить?

– Да. Мне нужно увлечь мужчину.

– Тебе нужно влюбить в себя мужчину. Молодого, умного, энергичного. С хорошей интуицией и слухом на фальшь. Но – одинокого. И оттого – уязвимого.

Влюбить его в себя. И не влюбиться самой. Задача понятна?

– Да.

– Такой опыт для тебя, как для актрисы, будет полезным. Может быть, даже бесценным. Тебя устраивает гонорар?

– Да.

– Ты понимаешь, что такое «любовь»? Ты знаешь, что такое «влюбленность»?

– Думаю, что знаю... – неуверенно произнесла Анжела.

– Ну что ж... – Гриф откинулся в кресле, рассматривая ее, приказал жестко и властно:

– Раздевайся.

– Что?.. – запнулась девушка.

– Снимай одежду!

– Прямо здесь? – Щеки ее залились краской.

– Да.

– Это... нужно?

– Да.

Анжела беспомощно повела глазами, потянула было платье вверх, покраснела пуще, отпустила полы, расстегнула пуговки на груди и потом одним движением подобрала подол и сбросила платье через голову. Посмотрела на Грифа потемневшим взглядом.

– Ты превосходно играешь! – поощрил ее Гриф.

– Я... не играю.

– Мне трудно поверить, что, обучаясь в театральном, ты столь стыдлива. Это в наше-то время. Или ты решила разыграть с нашим подопечным, как выражались во времена незабвенные, «любовь на пионерском расстоянии»? Не выйдет. Без секса власти над мужчиной не бывает.

– Секс – это естественно, а вот это все...

– Ну, договаривай.

– Это все... унизительно.

– А что, собственно, тебя унижает?

– Вы... Вы обращаетесь со мной как с вещью.

– Все мы для кого-то лишь вещи. Ну? Что ты застыла? Совсем раздевайся.

– Для... чего?

– Ты же хочешь заработать деньги.

– Никакие деньги не стоят унижения.

– Вот как? А как же предательство?

– Какое... предательство?

– Ты ведь должна сблизиться с мужчиной для того, чтобы мы знали о нем все.

– При чем здесь предательство? Я же его совсем не знаю.

– Умница. Это просто игра. Ведь так? Я спрашиваю, так?

– Да, – выдохнула девушка одними губами. – Это игра.

Анжела, стараясь не смотреть на Грифа, разделась донага. Гриф встал, обошел ее, бесцеремонно осматривая, остановился напротив, приказал грубо:

– Убери руки!

Девушка, глядя в пол, развела ладони.

– Ты возбуждена.

– Нет.

– Да.

Гриф вернулся за стол, устроился в кресле. Анжела хотела прикрыться, но Гриф рявкнул, словно кнутом хлестнул:

– Не сметь!

Девушка вздрогнула, будто ее действительно ударили.

– Расставь ноги!

Она подчинилась.

– Вот так, моя хорошая... – Губы Грифа разошлись в улыбке. – И что ты сейчас чувствуешь? Не слышу?

– Ничего.

– Ну-ну, не торопись с ответом. Посмотри мне в глаза! Отвечать! Ты хочешь заработать деньги?

– Я сказала... Никакие деньги не стоят унижения. – Лицо Анжелы пылало. – Если бы...

– Ну, договаривай!

– Если бы у вас не было тех бумаг... я бы ни за что... ни за какие деньги...

– Ну да, ну да... Исключение из театрального... Увольнение с работы... Ты ведь подрабатываешь в престижном салоне, не так ли? Что дальше?.. Суд...

Лишение свободы... Тюрьма.

– Прекратите!

– Что там за тобой? Кражонка в ювелирном?.. Колечко пыталась стянуть?..

– Перестаньте! Ну, пожалуйста, перестаньте!

– Любая смазливая самочка падка на блестящее. Сядь на стул!

– Что?..

– Сядь на стул! Лицом ко мне! Расставь ноги! – хлестал Гриф фразами. Он рассматривал девушку, лицо его кривила улыбка, которая у другого могла бы показаться похотливой, но... Глаза Грифа оставались холодны. И – безжалостны. – Что ты чувствуешь? Отвечать!

Анжела подняла лицо, ее чувства читались в глазах безо всяких слов, но Гриф прикрикнул:

– Отвечать! Правду!

– Я... Я вас... ненавижу!

– А в тюрьму не хочется, правда? Не хо-о-очется... Куда проще ноги раздвинуть. – Гриф пригасил усмешку, закончил:

– Разумная девочка.

Гриф откинулся на спинку кресла, закурил, посидел раздумчиво, глядя в потолок и любуясь причудливыми завитками дыма:

– Ты не солгала. Сейчас ты действительно меня ненавидишь. И ты – возбуждена, ты возбуждена так, что у тебя голос срывается... И притом – искренна и в своей ненависти, и в своем желании!

Анжела закрыла лицо ладонями; она так и осталась сидеть перед Грифом нагой в неудобной и бесстыдной позе.

– Я тебе расскажу, что ты чувствуешь... – заговорил Гриф хрипло, почти зашептал. – Страх. Ненависть. А от ненависти до любви расстояние такое же, как и от любви до ненависти... И сейчас... Тебя волнует твоя нагота, тебя возбуждает моя власть, тебя заставляет трепетать твоя полная зависимость и беспомощность!

Гриф замолчал и вдруг выкрикнул резко, словно плетью хлестнул:

– Теперь ты поняла, что такое любовь?! Чужая и чуждая власть принуждает тебя подчиняться, и ты оказываешься на грани высшего чувственного наслаждения!

А любовь – это когда ты покоряешься кому-то потому, что иначе просто не мыслишь для себя жизни! Это доверие, это восторг, это влюбленность, это страсть, это наслаждение именно своей беспомощностью и властью над тобой самого близкого тебе существа, это ощущение над мужчиной своей власти – власти женщины...