Читаем без скачивания Король ничего не решает (СИ) - Марс Остин

— Вера…

Она не пошевелилась, он похлопал по кровати рядом с собой:

— Сядь сюда.

— Не хочу.

— Ладно, я пересяду.

Он встал и сел рядом с ней, она продолжала смотреть в стену и говорить ровно:

— Я вас не приглашала.

— А я умею приходить без приглашения, — он провёл ладонью по её спине, сжал плечо, наклонился к её уху и шепнул: — Мы сейчас поищем кнопку вместе и обязательно найдём.

Вера сидела как сидела, и всё так же смотрела в стену, злость внутри выходила на новый уровень, но оставалась внутри, как чёрная вода, у которой нет дна, и поэтому она может скрыть в себе что угодно. Она спокойно сказала:

— Когда не срабатывает план "А", господин министр переходит к плану "Б", потому что господин министр не умеет сдаваться.

— Именно так, — с улыбкой шепнул министр, наглаживая её плечо, Вера продолжила тем же тоном:

— А когда не срабатывает план "Б", господин министр говорит, что в алфавите ещё много букв, и продолжает идти к своей цели, потому что абсолютно любая фигня в мире обязана происходить только так, как хочет господин министр.

— Угу, — он улыбался, она слышала, хотя всё ещё смотрела в стену.

Его ладонь на спине опустилась до талии, вторая рука легла на её колено. Вера развернулась к нему лицом и стала расстёгивать его пиджак.

Он на миг замер, потом продолжил её мягко гладить, она тихо сказала:

— Открою вам один большой секрет. Есть кое-что, чего я очень боюсь, и я надеюсь, что об этом никто никогда не узнает. Потому что люди так идиотски устроены, что как только они узнают, что человек, а особенно женщина, чего-то очень боится, кому-нибудь сразу приходит в голову гениальная мысль ей это устроить, чтобы посмотреть на её реакцию, ведь это так здорово и весело, когда кому-нибудь, а особенно женщине, до ужаса страшно.

Он молчал, она закончила с пиджаком и начала расстёгивать рубашку, мелкие пуговицы выскальзывали из замёрзших дрожащих пальцев, но она упорно продолжала побеждать одну за другой сверху вниз.

— Я боюсь насекомых, у которых больше восьми лап. Всяких сколопендр, мухоловок и прочих многолапых чудовищ. В нашем климате их было довольно мало, но они были, и один вид жил в квартирах, домашние мухоловки, размером с палец где-то, светло-жёлтые лохматые такие фиговины, очень быстрые. Они совершенно безобидны, и даже полезны, они комаров едят и мелких мошек, нет совершенно никакого смысла и ни единой логичной причины их не любить. Но у меня их вид, и даже мысль о них вызывает дико неприятное ощущение под кожей, как от очень высокой температуры, поэтому я стараюсь о них даже не думать.

Она расстегнула рубашку до живота, аккуратно достала из-под безрукавки связку амулетов, и стала их перебирать, ища тот самый.

— Если очень надо, я могу смотреть на многоножек, и даже в руку взять могу, это контролируемый страх, я проверяла. Но если я захожу в комнату, и вижу, что она там, я просто выхожу, потому что мне неприятно там находиться, у этого нет логичной причины, но я их до тошноты ненавижу. Но вот эту штуку я ненавижу больше, — она нашла "амулет против Веры" и положила на ладонь, глядя на блестящие бусины, как на сколопендру. Министр молчал и не шевелился, Вера наклонила ладонь, позволяя амулету соскользнуть вниз, ровно сказала: — Я вас не приглашала. Вломиться в спальню к человеку, который не хочет вас там видеть, это не просто наглость или хамство, это преступление. В вашем мире, я уверена, тоже, но на всякий случай, я уточню у юристов.

— Подадите на меня в суд? — шёпотом поинтересовался министр, Вера пожала плечами:

— А кто меня знает, загадочную женщину? Может, и подам. Но что-то мне подсказывает, что когда вам скажут проследовать в тюрьму, вы пойдёте куда захотите.

Он усмехнулся и промолчал. Вера двумя пальцами оттянула ткань безрукавки и осторожно опустила амулеты на место, не прикоснувшись к коже, стала застёгивать рубашку.

— Когда я вам говорю, что не хочу находиться с вами на одной кровати — вы игнорируете. Когда вам доктор Кайрис говорит не подходить ко мне — вы игнорируете. Почему, когда судья вам скажет то же самое, вы должны его послушать? Наивно так думать.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Она закончила с рубашкой и занялась пиджаком, застегнула последнюю пуговицу в тишине, хотела положить руки на колени, но на правом лежала ладонь министра, пришлось сложить обе на левую. Она помолчала и сказала:

— Я непонятно выражаюсь? Неправильно строю фразы, может быть? Доступная для вашего понимания команда должна начинаться со слов "я хочу"?

— Было бы прекрасно, — сухо произнёс министр.

— Хорошо, я вас поняла. Я хочу, чтобы вы убрали от меня руки.

Повисла тишина, Вера смотрела на свои руки, на ладонь министра на колене. Усмехнулась и сказала:

— Не работает. Что я теперь делаю не так?

— Вы же на самом деле этого не хотите? — тихо сказал министр.

— Откуда информация? — равнодушно поинтересовалась Вера. — Господин министр научился читать мысли?

— Нет, информация от "часов истины".

"Дзынь."

— Враньё. Господин министр не научился читать мысли. А тот человек, который действительно умеет читать мысли, после знакомства с моими, с господином министром разговаривать не хочет.

— Кайрис на меня в обиде, но по другой причине, вы здесь ни при чём.

"Дзынь."

— И тем не менее, после того, как она меня изучила, она недвусмысленно запретила вам ко мне подходить.

— Да, но мы оба знаем, что тогда была причина.

— А сейчас нет?

— Сейчас… уже прошло много времени, мы уже находились близко, и всё было нормально.

— Вы находились близко, потому что вы так хотели, я вас не приглашала.

— Вы хотите, чтобы я отошёл?

— Я недостаточно чётко об этом сказала до этого сто раз?

— Не сто.

— Самое время поспорить о количестве раз, да. На всякий случай, повторю ещё раз — уберите от меня руки, мне это не нравится.

— Это же не правда? Вера, вы говорите это, потому что хотите меня наказать за платье, или за что-то ещё, но на самом деле, вы так не думаете.

— Почему вы думаете, что знаете, о чём я думаю?

— Потому что вы это сказали. Вы меня любите, это не может так легко и быстро пройти.

— Я вас удивлю, может. Именно так это и проходит, мгновенно. Минуту назад казалось, что всё хорошо, а потом — раз… И осознание, что катастрофа уже случилась, и вообще наплевать.

— Вам не наплевать.

— Вы мазохист? — она повернулась и посмотрела на него, по лицу было ничего не понятно, она повторила: — Вам нравится слушать отказы, один за другим? Вас мало жизнь учила? Я вот думаю про вашу пиратку — жила себе женщина спокойно, грабила караваны, нет — встретила господина министра, принесла его нелёгкая. Она мало того, что не убила вас, так ещё и вылечила, накормила и обогрела, а потом вы с чего-то решили, что вам надо в другое место, и она обязана идти с вами. Какого хрена? Она прекрасно жила до вас, проживёт и после, вам надо — вы и идите, зачем тащить с собой человека, который с вами не хочет? Она вам чётко показала, что если вам здесь не нравится, вы можете быть свободны, ну жестковато показала, психанула, бывает, работа у неё нервная, там милосердным быть нельзя. Вы справились и выкарабкались — отлично, молодец, идите теперь туда, куда хотели. Так нет, господину министру позарез надо было вернуться туда, откуда его вышвырнули. Зачем? Серьёзно, нафига? Чувство собственного величия почесать? Увидеть на коленях женщину, которую вы любили, которая вам жизнь спасла, но которая не захотела забить на свою жизнь ради того, чтобы жить вашу? Посмотрели, понравилось?

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Не посмотрел, — глухо ответил министр, — она не встала на колени. Предпочла умереть.

— Знаете, почему?

— Нет.

— Потому что разочарование хуже смерти. Она стояла побеждённая, смотрела на вас, и думала — господи боже, как я могла когда-то всерьёз думать, что он классный? Почему я его не убила сразу, почему не убила потом? Нет же, пожалела, а теперь расплачиваюсь, так мне и надо. Если бы вы её не убили, она бы сама себя убила. Потому что такую ошибку совершают только раз в жизни, два раза её никакое сердце не выдержит, лучше смерть.