Читаем без скачивания Вираж бытия (СИ) - Ланцов Михаил Алексеевич

– Мне не дают отставку с поста председателя ВСНХ, – тихо и мрачно произнес Дзержинский, для которого это все было очень больной темой.

– Найди толкового зама. Поставь вопрос ребром. Все что угодно. Если нужно – я тебя поддержу.

Помолчали.

Долго.

Наверное даже слишком долго.

– Зачем ты наорал на следователя? – наконец тихо спросил Дзержинский.

– Наорал? На какого?

– Ты приходил к нему в начале ноября из-за жены. Мне сказали, что ты орал на него так, что окна тряслись.

– Он же тут недалеко сидит. Так?

– Так.

– А поедем.

– Зачем?

– Поедем. Поговорим. Я не хочу выглядеть голословным. Тем более, что тут пока полчаса у нас есть. Успеем.

Феликс подозрительно прищурился, но согласился.

Они вышли. Сели в авто Дзержинского и отправились в отделение, где тот самый следователь и сидел. Должен был сидеть.

Прибыли быстро.

Искомого человека не обнаружилось. С утра не было. Так что получилось тщательно опросить весь персонал. Включая уборщиц. Особенно уборщиц. А чтобы эксперимент был чистым, вопросы же задавал Дзержинский лично. Фрунзе же сидел в уголке за шкафом и прикидывался ветошью так, чтобы его не видели люди.

И итог главу ОГПУ поразил.

Люди не смогли подтвердить эпизод в начале ноября, когда некто сильно кричал в кабинете того самого следователя. Точнее кое-что вспомнили, хоть и не то. Указав на единственный эпизод шумного скандала в начале ноября. Но тем «некто» выступал 2-ой заместитель Дзержинского Генрих Ягода. Он вообще лютовал и матерился словно пьяный боцман. Из-за чего люди подумали, будто бы следователя не только с должности снимут, но и расстреляют. Прямо на месте. Но обошлось. Только следователь этот в командировки стал часто ездить. Вот и намедни вернулся.

– Видишь? – спросил Фрунзе, когда все закончилось и они вышли на крыльцо.

– Вижу. – раздраженно произнес Феликс Эдмундович, невольно растерев между пальцами папиросу. Отбросил ее. И достал новую снова ее испортил. Сумев прикурить лишь третью.

Михаил Васильевич же молча наблюдал за ним, не мешая. Пока, наконец, не произнес:

– Я хочу создавать при РККА военную разведку с контрразведкой. Поэтому я буду создавать учебный центр. И планирую для этих целей приглашать опытных следователей. Самых матерых. Из той же Германии или еще откуда, чтобы научить наших ребят правильно проводить оперативные мероприятия.

– Дело хорошее. – кивнул Феликс, скосившись на наркома.

– Так давай общий центр создадим. Дешевле и проще выйдет. Ученых туда еще привлечем, чтобы разработать методики разные. Например, для определения самоубийства и самострела. ОГПУ в деле?

– Когда ты этим заняться планируешь?

– Мне нужен еще месяц-другой. Если Политбюро утвердит план развития РККА – то этим делом и займусь.

– Ясно. Как начнешь – дай знать. А пока у меня будет чем заняться.

– Ты только за здоровьем следи. Спи хотя бы по шесть часов в сутки. Лучше восемь. И какие-нибудь отвары попей из той же валерианы да пустырника.

– Я займусь этим. – нехотя ответил Феликс.

– Обещаешь?

– Обещаю. – и замолчал, глядя на очередного сотрудника, проходившего мимо, в здание.

– Фанатизм никогда не даст окончательной победы. – очень тихо произнес Фрунзе, когда тот ушел. – От фанатизма устают. Фанатики могут победить. На первых парах. Но они никогда не удержат победы, потому что они устают от самих себя.

Дзержинский удивленно выгнув брови скосился на собеседника.

– А разве это не так? Посмотри вокруг. Приглядись к тому, как живут руководители Союза. Не все, но уже многие. Я вот – на служебном автомобиле весьма скромном езжу. Ты тоже. А иные? Ярмарка тщеславия прямо какая-то. Одеваются еще куда не шло, хотя и франтов хватает. У некоторых гимнастерка бывает пошита из такой ткани, что иной рабочий за годовую зарплату не купит. Но это – полбеды. Ты к ним домой зайти. Музей, а не квартира.

– Знаю, – мрачно произнес Дзержинский, нахмурившийся словно туча. Он в 1925 года уже выносил предложение для ЦК ограничить использование служебного автотранспорта в личных целях. Но его завернули. Да и вообще немало раздражался происходящим.

– Человек, увы, весьма примитивен по своей природе. Примат. И он в основе своей хочет жить и жрать. Причем жить как можно дольше, а жрать как можно слаще. Это мы с тобой прекрасно видим на примере нашей партии. Она стремительно перерождается. Еще бывшие пять лет назад верными делу партийцы превращаются в новых аристократов, которые тратят свои силы на борьбу за личную власть и богатство.

– Мы делали революцию, чтобы не было бедных.

– А их стало больше! Среди простых людей. Сам же знаешь. Показатели жизни рабочих и крестьян сейчас хуже, чем при царе. И ладно трансформация элит, – махнул он рукой. – По сути своей она неизбежна. Она всегда происходит. Такова природа человека. Революционный порыв, каким бы пламенным и искреннем не был, прогорает и остаются лишь тлеющие угли, а то и теплая зола. Нам главное сейчас закрепить завоевания революции. Не дать всему, ради чего мы дрались, откатиться и пойти прахом. Для чего нам нужны профессионалы. Крепкие профессионалы. А не очковтиратели, прожектеры и проходимцы, которые пытаются заполучить в свои руки плоды революции. Они вгонят простой народ в еще большее угнетение на потеху своих амбиций.

– Ты говоришь опасные вещи. – произнес Дзержинский смотря прямым и немигающим взглядом на Фрунзе. Глаза в глаза. И угрозы в его голосе не слышалось.

– И говорю их главе ОГПУ. Потому что меня пугает то, как стремительно мы все деградируем. Задумайся. Пять лет назад мы радовались каждому дню коммуны. Мы мечтали. А что сейчас? Начальствующий состав прожигает жизнь по ресторанам и ведет себя с простыми людьми так, словно каждый из них минимум Николай II. Пройдись как-нибудь по улице. Неприметно. Посмотри на лица горожан. Они пугают. Я тут как-то подслушал разговор простых работяг. Так они болтают о воровстве. Будто бы в Москве каждый день крадут десять, а то и двенадцать вагонов только одного хлеба. И коммунисты, прикрываясь своим партбилетом, это бегут делать в первых рядах. У них же бронь[20]. Им можно. А дальше будет хуже. Понимаешь? Нам нужны профессионалы Феликс. Срочно. Уже вчера. Чтобы этот накрывающий нас откат не сожрал нас всех…

Дзержинский промолчал. Лишь покивав. Потому что, по сути, Михаил Васильевич озвучил мысли, которые и без того роились в голове у главы ОГПУ. Только произнес их более упорядоченно.

На этом разговор и закончился.

Вызвав нового водителя с автомобилем Фрунзе отправился в санаторий «Сокольники». Лишь напоследок Феликс Эдмундович крикнул:

– Списочек то пришли.

– Какой?

– По заводу.

– Непременно!

Глава 9

1926 год, февраль 6, Ковров

Набросав какой-никакой, а план развития и реконструкции РККА в черновом варианте, Михаил Васильевич отправился в Ковров. На Ковровский пулеметный завод, где главным инженером трудился Федоров Владимир Григорьевич. Тот самый создатель автомата Федорова[21], выпускавшегося еще до революции.

Планов у Фрунзе было два.

В первом он собирался обходиться имеющимися видами вооружений максимально. Во втором – кое-что разработать и произвести. В самые сжатые сроки. Понятно – поначалу нарком исходил из базового плана, не зная, что там с разработками получится.

Срастется?

Свернет на колею второго плана. Плана максимум. Так как поначалу в обоих случаях требовалось работать с людьми. Техника и вооружения шли лишь приятным дополнением. Фоном.

Нет?

Ну на нет и суда нет. Во всяком случае он должен был попытаться.

Федоров и тот небольшой «творческий коллектив», который он вокруг себя собрал, был единственным в Союзе конструкторским центром рабочего уровня, пригодным для разработки стрелкового оружия. Да – этот уровень по меркам даже середины XX века был смехотворен. Но для тех лет и местности – почти недосягаемая высота. И именно сюда Михаил Васильевич и направлялся. Потому что если эти люди не смогут помочь ему с задуманной им эрзац «стрелковкой», то никто не сможет…