Читаем без скачивания Новая русская империя - Сергей Бабурин

Второе: нам следует преодолеть соблазн внедрения в российскую жизнь западных моделей парламентаризма, как это было с рождением первых четырех Государственных Дум Российской империи и с практикой четырех Государственных Дум Российской Федерации рубежа XX–XXI веков. Нам необходимо вернуться к лозунгу Учредительного собрания (Общероссийского земского собора), в котором в современных условиях могли бы быть представлены не только все социальные слои Российской Федерации, но и народы Белоруссии, Украины, Казахстана, если ставить задачу восстановления исторической России и ее единой исторической союзной государственности.

Будущее России, если мы говорим о русской цивилизации, а не об ее обломках, — это только союзная государственность и братство многих исторически связанных народов — именно это следует из уроков Февраля 1917 года.

Октябрь 1917-го — крах либерализма

Уважаемые участники круглого стола!

Прежде всего, хочу вас приветствовать и поблагодарить за то, что вы откликнулись на предложение принять участие в обсуждении темы «90-летие Октябрьской революции».

Передо мной лежит журнал «Национальные интересы», посвященный юбилею Февральской революции, он называется: «Февраль 1917-го — гибель империи». На мой взгляд, об Октябрьской революции можно сказать кратко: «Октябрь 1917-го — крах либерализма». Причем здесь идет речь о либерализме в лучшем смысле слова, могу сказать даже о «крахе патриотического либерализма».

Будучи сторонником точных определений, я не отождествляю события Октября 1917 года с процессами, происходившими в последующие годы, тем более в последующие десятилетия. В самом деле, многие из таких процессов отнюдь не являлись прямым следствием октябрьских событий 1917 года. И мы с вами прекрасно знаем, что не существует прямой обусловленности того, что происходит после события, с тем, что в связи с этим событием происходит. Это — разные вещи.

Разрушение государства, сепаратизм, коррупция, недееспособность власти, хаос на фронтах и хаос в тылу, которые распространялись после Февраля 1917 года, порожденные свержением самодержавия и борьбой нескольких буржуазных группировок, ориентированных не столько на внутренние нужды, сколько на компрадорские ценности, — все это не могло не вызвать той волны, которая смела февральский режим. И я твердо убежден, что значение Октября не сводимо к «теории заговора», это — совершенно превратное представление о событиях. Со всем тем, отрицание исторической роли революционеров, приплывших на корабле из Соединенных Штатов Америки или приехавших на паровозе из Германии, — другая крайность. Значение субъективного фактора в истории нельзя недооценивать, даже в сравнении с фактором массовых движений, потому что массовые движения направляются в ту сторону, в которую их влекут субъекты, оказавшиеся во главе этих движений.

Почему осмысление уроков Октября 1917 года актуально сегодня? Потому, что гибель Советского Союза в 1991-м совершенно иначе высветила многие закономерности и процессы начала XX века, высветила иначе, чем мы привыкли, обстоятельства Гражданской войны. Нам стало ясно, что в Гражданской войне не может быть ситуации, когда одна сторона во всем права, а другая — во всем виновата. Однако последовавший за этим переворот в наших оценках, когда красные стали для многих совершенно плохими, а белые — героическими и совершенно правыми, есть не что иное, как отрицание отрицания, которое так же бесплодно, как и апологетика «красного движения», апологетика, процветавшая в течение многих десятилетий.

Нам важно на уроках и 1917, и 1991 годов сделать выводы: а что будет у нас дальше? Вспомним примера ради хаос и неуправляемость периода перестройки. Пусть меня простят монархисты и республиканцы, но для меня Горбачев всегда ассоциировался с Николаем II по таким качествам, как обходительность, нежность к близким, способность быть хорошим семьянином. Но при всем этом— такое же отсутствие державного сознания, подверженность влиянию жены, нерешительность, непонимание геополитики, неспособность брать на себя полноту исторической ответственности в момент кризиса. На мой взгляд, многие причины, погубившие страну в феврале 1917 года, губили страну и в 1991 году.

В конце XX века традиции Февраля и Октября причудливо переплетались: мы видели нежелание народа защищать ту политическую систему, которая сложилась к 1991 году, равнодушие и разочарование основной массы населения. Согласен с несколькими выступавшими, что не наблюдалось забастовок при гибели Советского Союза, и мы с вами помним, как Верховный Совет Российской Федерации стоя рукоплескал ратификации Беловежских соглашений. Это делали те же люди, которые через полгода раскаивались в своих ошибках, а в 1993-м рискнули жизнью, защищая Конституцию. Было поздно: снявши голову, по волосам не плачут.

Когда меня в январе 1992 года на Балтийском заводе в Петербурге упрекали, почему депутаты Верховного Совета допустили ратификацию Беловежских соглашений, я даже не стал напоминать, что был единственным членом парламента, выступившим против ратификации, а при голосовании меня поддержало пять человек — мы вшестером голосовали против Беловежских соглашений. Обращаясь к переполненному залу, я спросил: а кто из вас вышел на площадь перед Смольным в защиту Советского Союза? Кто из вас вышел на Невский протестовать против разрушения СССР? — В ответ была гробовая тишина. С горечью я тогда подвел итог: «Если вы, рабочие массы, промолчали, не вышли, в чем же упрекать депутатов, которые были растеряны, раздавлены, деморализованы? Они же на вас ориентировались, вашей поддержки ждали. И как быть депутатам, сопротивляющимся разрушительным действиям режима Ельцина, когда они видят, что массы их не поддерживают?»

Никакие Троцкий с Зиновьевым никогда не смогли бы свергнуть Временное правительство, если бы Временное правительство поддерживали хотя бы жители Петрограда, я уже не говорю о жителях России. В 1992 году один из членов Конгресса соотечественников (этот ветеран приехал из Нью-Йорка) мне в Петербурге сказал, что был знаком с Керенским и спросил его в конце 60-х годов: «Александр Федорович, а как с высоты прожитых лет Вы относитесь к генералу Корнилову?» И тот ответил, помолчав: «Когда я об этом вспоминаю, я не могу спать. Мне нужно было поддерживать его до конца». Но это была позиция Керенского в 60-е годы в Нью-Йорке, а в августе 1917 года, мы все с вами знаем, его позиция была другой.

Сегодня российское общество, уйдя от абсолютизации восхваления Октябрьской революции, все же не должно забывать о том, что это было событие всемирно-исторического значения. Да, в Гражданскую войну погибли огромные массы народа, были репрессии в 30-е годы, но тем не менее это было событие, когда в обществе постарались установить социальную справедливость. И этот пример борьбы за социальное равенство и справедливость стал знаковым событием для всего мира, и то, что XX век прошел во многом под впечатлением, под влиянием Октябрьской революции 1917 года, на мой взгляд, является неоспоримым фактом. Отрицать это невозможно, при всех плюсах и минусах конкретных обстоятельств Октябрьской революции.

Именно поэтому показательна трагедия 50-х годов, когда разочарование в сталинской форме социализма бросило тень на значение всего социализма, порожденного Октябрем 1917 года, что повлекло за собой кризис мирового коммунистического движения.

Конечно, я считаю, что мы поймем самый главный урок, который нам нужно из этого извлечь, если ответим на вопрос: почему после гибели СССР смогла устоять в 90-е годы коммунистическая Куба, почему стоит коммунистический Китай? Почему левые партии в ряде арабских стран устояли даже тогда, когда руководство «демократической» России их предало? Так, Куба в течение нескольких лет находилась в состоянии двойной блокады — со стороны США и со стороны Российской Федерации. Ученики и последователи Октября устояли потому, что изначально соединили стремление к социальной справедливости, которым, прежде всего, насыщен Октябрь 1917 года, с национальными традициями и национальными особенностями своих стран, если хотите, с национальным духом, о котором писал О. Бауэр.

Когда идеи Хосе Марти соединились с марксизмом-ленинизмом, это укрепило Кубу настолько, что они и до сих пор стоят, как Остров Свободы. Более того, именно такое мировоззренческое единство породило феномен южноамериканского геополитического центра, когда, в противовес Вашингтону, образовался геополитический союз в лице Кубы, Венесуэлы, Боливии, Бразилии и ряда других государств. Поэтому я за то, чтобы мы перестали топтать собственное прошлое, перестали, вычеркивая 7 ноября из числа праздничных дней, оскорблять поколение наших дедов.