Читаем без скачивания Сахар на дне (СИ) - Малиновская Маша

— Не знаю, что тебе обо мне рассказывала моя сестрица, — складываю руки на груди. Телки такие тёлки. Слишком во многое посвящают друг друга. — Но…

— Ей и не пришлось. Стоит тебя один раз увидеть, чтобы понять, какой ты придурок.

— Ты вообще смертная?

Начинаю закипать. Ещё ни одна овца со мной так не разговаривала. Даже моя заботливая мачеха и та слова подбирала, когда решила отправить подальше от своей дочери. А у этой борзометр, по ходу, зашкалило окончательно.

Но, наверное, по моему лицу всё же поняла, что ждёт её, продолжи она в том же духе. Потому что вздохнула и притихла.

— Что ты ей вкатал?

— Ничего криминального.

— Ну не мятный же чай с валерьянкой.

— Не переживай. Всё с ней нормально. Проспит минимум до завтрашнего вечера, а потом сама тебе всё расскажет.

Ухожу не прощаясь, спиной ощущая горящий взгляд тощей брюнетки. Даже хорошо, что у Фоминой есть такая подруга, есть, кто заботится о ней от чистого сердца. Её мамаша и в подмётки не годится.

На улице вдыхаю холодный воздух до боли в лёгких. Усмехаюсь, своим мыслям. С днём рождения, Шевцов. Четвертак разменял, а так и плаваешь на обочине этой сраной жизни. На полях газетных полос. Армия — хорошая школа, вот только реальной жизни она не учит. И приходится тыкаться носом, как слепой котёнок. Котёнок, которому уже двадцать пять.

Сажусь за руль тачки, купленной отцом и чувствую горечь где-то то ли в груди, то ли в горле. Я так не хочу. Я люблю отца и уважаю, но должен выбраться сам. И пока те пути, которые наметил, кажутся какими-то непроходимыми дебрями с кучей тупиков. Почему Хоминич так не желает расстаться с «Драконом», если эта баржа при таком управлении скоро утонет? И на мои предложения не отзывается. У нас есть ребята с большим потенциалом, но без финансирования им выше областных не прыгнуть. И есть люди, которые бы поспособствовали. Но Хоминич упёрся. Бухгалтерия тоже мутная какая-то. Нихера не пойму пока.

Мысли переключаются на бестолочь. В какой-то момент думаю, что перегнул палку. Но нет. Так было нужно. Ей необходима исцеляющая боль, когда чтобы встать, нужно плашмя шлёпнуться на пол. Этому меня научили в армии, и за это спасибо. Сколько раз я видел, когда парни с боя возвращались не полностью. Ноги, руки, голова вернулись, а мозги — частично. И кому-то хватает ночи, чтобы прийти в себя, а кто-то так и зависает. И наш комвзвод научил возвращать таких. Им нужно почувствовать боль и шок в настоящем, чтобы призвать свою потерявшуюся часть. Это работало со всеми, в том числе со мной. Сработает и с ней.

Домой приезжаю уже около одиннадцати. Просто хочется спать. Душ приходится сделать похолоднее, потому что я вспоминаю предыдущий душ. «Поцелуй меня…» Что же ты делаешь, девочка? Игры с огнём к хорошему не приводят. Но какая же она была тёплая. Мягкая и дрожащая. И как же хотелось сжать её тонкие запястья над головой и прижать к холодному кафелю, а потом стереть, вытравить из бестолковой башки те жуткие воспоминания о поглумившихся над ней уродах. Ведь я уверен, что рафинированный одноклассник так и не смог этого сделать. Вряд ли бестолочь дала за этот год к себе прикоснуться. И этого тоже стереть. В порошок. Тупой дятел, как можно было так это оставить? Почему он не встряхнул её и не заставил забыть о случившемся? Импотент херов.

Выключаю воду и слышу лай Бэтмэна. Чего это он? Но потом понимаю, что в дверь стучат. Кого могло принести так поздно? Тем более мимо консьержа. Если это снова пришла Кристина, то надолго не задержится. Сегодня я вроде бы понятно ей объяснил цель наших встреч, и кто будет инициатором.

Натягиваю брюки и шлёпаю босыми ногами к двери. Открываю и офигиваю.

— Нихера себе бицухи! Ты служил на стероидном заводе?

Должанов вваливается в квартиру, и мы крепко стискиваем друг друга в объятиях.

— Как же я рад тебя видеть, Рома!

— Чувак, отпусти, ты же полуголый. Мне как-то неудобно.

Ржём, привычно стукнув друг друга в плечо. Ромыч и сам не одуванчик. Роста набрал после школы заметно, да и крепкий, явно в зал часто наведывается.

— Ты прямо с самолёта что ли?

— Ага. Дико хочу жрать и бухать, не каждый же день лучшему другу исполняется четверть века, — Ромка стаскивает с плеч дорогущий пиджак и бросает на диван вместе с кожаным портфелем, сдергивает галстук и закатывает рукава рубашки. — И если ты скажешь, что у тебя кроме спортпита и протеиновых батончиков ничего нет, то ты мне больше не брат, Лекс.

Мы проходим в кухонную зону, и я сооружаю ужин посытнее. Ну и пузырь коньяка в придачу, конечно же. Ромка взъерошивает волосы и разваливается на стуле. Деловой франт, в костюмчике и с золотыми часами, а один хрен тот же шелудивый плут. Взгляд блядуна не спрячешь.

— Ты давай три стакана, Макс тоже сейчас подвалит. Как только удовлетворит пару раз свою Нинку-балеринку.

Радость от встречи с друзьями наполняет душу теплом. Как же, оказывается я по ним скучал. За шесть лет могло измениться многое, не спорю. У каждого теперь свой путь, но школьная дружба — это нечто святое, незыблемое.

Ларинцев заявляется ближе к полуночи. Довольный, как кот, обожравшийся сметаны. Сверкает белозубой улыбкой артиста и быстро догоняется до нас с Ромычем. Ночь беспрерывного ржача и откровенных бесед, воспоминаний и ностальгии.

— Слушай, Лекс, — говорит Должанов, немного напрягаясь, — а что с твоей сводной сестрой, ты виделся с ней или армия всё размыла и тебя теперь не торкает?

— Первые пару лет мы присматривали за Снежинкой, когда ты уехал, — уже серьёзно сообщает Макс.

Я вкратце рассказываю друзьям о том, что произошло с бестолочью. Опускаю дерьмовые подробности, но они и так понимают, о чём речь. Весёлая атмосфера рассеивается. Макс задумчиво треплет по холке сидящего у ног Бэтмэна. Должанов курит.

— Как ты их нашёл?

— Это было не трудно. В парке много шпаны и слухи ходят. А этот малыш, — указываю на пса, — пометил козлов. Только вот одного ещё не нашёл, того самого, что сломал ей руку, которого покусал Бэтмэн. Но найду. И порву суку на ленты.

— Аккуратнее, — предупреждает Ларинцев, — чтобы сам потом не попал за прутья.

— Да я аккуратнее, чем с целкой. Даже листва не шелохнётся.

О себе ребята тоже рассказывают. У Макса отношения, и он аж светится, разбрызгивая вокруг зефир и дерьмо радужных единорогов, стоит только спросить о его пассии. Должанов продолжает жить жизнью свободного щеголя, иногда пощупывая своих и отцовских секретарш и помощниц.

— А к отцу на фирму ты не хочешь? — спрашивает Макс. — Хотя бы на первое время.

— Нет.

Рассказываю о своих планах на клуб, но парни как-то странно переглядываются.

— Я думал, ты с Ермолаем не особо ладишь. Особенно после выпускного, — неуверенно говорит Рома.

— Не понял. А при чём здесь Антон?

— Он вроде как немного ушёл в нелегальный бизнес, — Макс тоже закуривает. — Нелегальные бои — выгодное дело, хотя и рискованное.

— Нелегальные?

— Лекс, — серьёзно спрашивает Должанов, — кто тебя надоумил устроиться в «Дракона»?

Ох Демьян, мать твою. Снова всплывает в мозгу сравнение с маленьким слепым котёнком, у которого вся морда в молоке. Только у меня в дерьме, потому что именно туда меня смачно макнули. Дальше парни могут мне уже ничего не говорить. Я может и отстал от жизни, но совсем не дебил. Вот откуда дыры в бухгалтерии и потоки в никуда, вот почему Хоминич выёбывается. Клуб — арена подпольных боёв, а нихера не трамплин для молодых спортсменов. Это ещё похлеще БДСМ-аукционов. И стоит за этим Ермолаенко. Чудесно, блядь.

— Ты чего завис, Лёха? — осторожно спрашивает Макс.

— Думаю.

Я действительно думаю, что делать теперь со всем этим дерьмом. И такие ли это хреновые новости для меня или теперь могу подумать, как взять за жабры Антошку. Как говорится, всё что ни делается — всё к лучшему.

24

Просыпаюсь я постепенно. Скорее даже выныриваю из тяжёлого сна, свалившегося на меня не по доброй воле. Выныриваю и снова погружаюсь в вязкую темноту. Когда, наконец, окончательно пересекаю грань, чувствую, как горит затылок. Медленно оборачиваюсь, преодолев боль в прострелившем плече и натыкаюсь на внимательный взгляд светло-серых глаз подруги.