Читаем без скачивания Газета Завтра 794 (58 2009) - Газета Завтра
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Не скучно у вас.
— Теперь и у вас. Недавно с Мавриком месячишко скоротали.
— С каким Мавриком?
— Ну, с Мавроди.
— Он тоже здесь?
— Уже как четыре года. Сидится ему сладко, как никому. Личный повар с воли пожрать загоняет: медвежатину, оленину, устрицы, крабы. С администрацией договорился — лампу с переноской затянул. Днем спит, ночью хрень всякую пишет и пресс качает, как одержимый, по паре тысяч раз за подход. Чистый чёрт, носит разом по три пары носков.
— Зачем?
— Чтобы не поддувало. Носки-то все дырявые и протертые, но в разных местах. И так во всём.
— А чего его здесь держат?
— А где его еще держать? Такой заморозки больше нигде нет. С него бабки хотят получить, а он артачится.
— За свободу-то можно и поделиться. Надо же быть таким жадным!
— Жадный, но не тупой. Маврик когда граждан на билетах разводил, он наличку в квартирах складывал. Бабло считали комнатами. После раскулачки у него хата осталась, где маются семь миллиардов зелени. Ему чекисты говорят: давай два ярда и свободен. Понятно, что если им дать ключи от квартиры, где деньги лежат, они заберут всё, а этого демонюгу отправят зону топтать, и это при самых благоприятных для него раскладах. Маврик, естественно, буксует, тянет время, четыре года с мусорами компромиссы ищет.
— Крутоваты суммы.
— А какими же им еще быть. Полстраны выставил.
В девять над тормозами зажглась лампочка, на продоле загремели двери — вечерняя поверка. Через пару минут в хату вошел вертухай, в точности повторив утренний церемониал. С этого момента можно было лезть под одеяло. В 22.45 выключили свет. Мои первые сутки на тюрьме подошли к концу.
Продолжение следует
Сергей Загатин РУССКИЙ ДОЗОР
В прошлом году наша газета ("Завтра", 2008 г., N 47) рассказывала о деле москвички Светланы Гоголевской, учительницы музыки, против которой было возбуждено уголовное дело по ч.1. ст.116 (нанесение побоев) и ч.1 ст.130 (оскорбление чести и достоинства) УК РФ.
Заявление в органы внутренних дел, с которого и началось уголовное преследование Светланы Валерьевны, написал некто Шукюр Тагиев. Там он утверждал, что Гоголевская уже давно преследует его сына, и особенно подчеркивал, что, по его мнению, ею двигали не только личная неприязнь, но и национальная ненависть.
Суд признал учительницу виновной по всем статьям. Она должна была выплатить 4 тысячи рублей штрафа и 1 тысячу рублей компенсации за моральный ущерб потерпевшему.
Но не всё так просто.
Всё началось с того, что Светлану Валерьевну угораздило поставить четвёрку одной из своих учениц.
Отец девочки, Шукюр Азиз-оглы Тагиев, отправился к директору, и тот, по словам Светланы Валерьевны, вызвал ее к себе и сказал буквально: "Тагиевым меньше пятёрки ставить нельзя!" Позже Тагиев просто запретил своей дочке ходить на уроки музыки, и больше она на уроках у Гоголевской не появлялась.
Но конфликт имел иное продолжение. Сын Тагиева Камран, учившийся в 7-м классе вместе с сыном Светланы Валерьевны Александром, начал травить и изводить Сашу. В этом ему помогали друзья — Сергей М. и Савелий П., а также Рамзан М. — чеченец, сын чиновника из московской мэрии.
16 мая Светлана Валерьевна вместе с другими учителями сопровождала школьников на экскурсию. Камран со своими приятелями вел себя из рук вон плохо, и она делала им замечания. На следующий день они избили Сашу, который просто не мог защищаться, так как в результате редкого заболевания является инвалидом и передвигается с трудом.
После этого инцидента Светлана, разумеется, немедленно забрала сына из школы и ушла оттуда сама — благо был уже конец учебного года.
Из больницы, куда попал Саша, был направлен документ в милицию. Против Камрана, как несовершеннолетнего (на момент избиения ему было 13 лет), не могли возбудить уголовное дело, однако поставили его на учёт.
Бизнесмен Тагиев, собиравшийся определить сына в МГИМО и раздосадованный подобным пятном на его биографии, не остался в долгу и написал заявление в милицию о том, что якобы Светлана Валерьевна избила Камрана.
Суд первой инстанции после формального разбирательства признал Светлану Валерьевну виновной.
Но на этом этапе к делу подключились русские общественные организации, а также русская правозащитница Наталья Холмогорова. Дело получило общественный резонанс.
22 января 2009 года Гагаринский районный суд города Москвы признал Гоголевскую Светлану Валерьевну невиновной во всех предъявленных ей обвинениях. Профанации закона не случилось, были приглашены и заслушаны свидетели защиты, которых проигнорировал суд первой инстанции.
Суд признал, что Гоголевская не оскорбляла и не била Камрана Таги-заде Тагиева. Позорные уголовные статьи с невиновной женщины сняты, её честь восстановлена.
По словам адвоката Гоголевской, это очень редкий, почти невероятный исход дела. Суды в современной России (кроме суда присяжных) крайне редко выносят оправдательные приговоры; и еще реже случается, чтобы суд высшей инстанции полностью отменял уже вынесенный обвинительный приговор. Однако на этот раз, можно сказать, случилось чудо: правота Светланы Валерьевны была столь очевидна, что справедливость и здравый смысл восторжествовали над всеми препятствиями.
Евгений Головин МИФ О ТОЛПЕ
У Эдгара По есть любопытный рассказ, названный "Человек толпы". Речь идет о старике, который блуждает с утра до ночи по городу, примыкая к группам людей, большим или малым, одетым неряшливо или аккуратно, говорливым или молчаливым. Старик не принимает участия в разговорах, сторонится уличных происшествий, завидев большую толпу, присоединяется к ней, заслышав митинг, торопится туда — одинокий и молчаливый. Когда кончается представление в театре, он спешит к выходящей толпе, рассматривает, как дамы рассаживаются по экипажам. Стоит одной толпе разойтись — он ищет другую. Старик угрюм, сосредоточен, ничем особенно не примечателен — однажды, правда, случайный прохожий задел полу его плаща — показались великолепной выделки шпага и роскошный камзол. Так он блуждает с утра до ночи в поисках толпы, а потом, когда улицы пустеют, исчезает в сумерках. "Кто это? — тщетно гадает писатель и коротко отвечает: — Это человек толпы".
Вероятно, Эдгару По не составило бы труда придумать романтичную и живописную историю, но таковая бы неизбежно вовлекла старика в конфликт с толпой. Здесь человек не может жить без присутствия людей, он просто не вступает с ними в контакт. Из отвращения? Нет. Из презрения? Нет. Он не наблюдатель жизни людей, как герой "Углового окна" Гофмана. Он — оригинал. Так очень кратко и очень расплывчато можно очертить старика. Оригиналов на свете много, но из них не составить толпу. "Сто умных людей, собранных вместе, образуют одного большого идиота", — сказал К.Г.Юнг. Подразумевается, что "ум" — нечто неповторимое, единственное в своем роде, и максима Юнга принципиально невозможна. "Умные" Юнга будут стесняться, молчать, удивляться своему собранию и, наконец, разойдутся, пожимая плечами, шокированные таким нонсенсом.
"Умные" Юнга, прежде всего, индивидуалисты, у каждого свои проблемы, непонятные другим. Более того: они игнорируют толпу, не понимают ее, зачастую презирают. Попав в толпу, жаждут из нее выбраться. Теоретически они за лучшие условия жизни для всех, теоретически жалеют оборванных, грязных детей и женщин, желая, чтобы их мужья бросили пить и подыскали приличную работу. Это промелькнет в их мозгах и моментально забывается. Вообще лучше держаться от нищей толпы в стороне, либо найти остроумное решение. Оскара Уайльда, к примеру, раздражал оборванец, клянчивший милостыню под его окнами. Уайльд позвал портного и попросил скроить точно такие же лохмотья — только из добротных, качественных материй, дабы не оскорблять своего эстетического чувства.
Толпа, как и оригинал, явление особое. Гюстав ле Бон, французский писатель начала двадцатого века, удачно назвал свою книгу "Одинокая толпа". Это сборище никчемных, ничего не желающих делать, людей начала технической цивилизации. Приставить их к механической работе оказалось невозможно. Они любят свободу в своем понимании, то есть пьянство и лень. Оборванные, нищие, отовсюду выгнанные люди собирают с трудом набранные гроши, пропивают и клянут власти предержащие за наплевательство на них, таких же созданий Божиих. У них нет прошлого, им вовсе нечем и незачем жить. Но когда пробегает искра пьянства, пробуждается всё; прошлое, понятое как вечная несправедливость, голод и холод; будущее как мечты о куске хлеба и теплой кровати: настоящее как минутный эффект пьянства, не сулящее ничего кроме голодной смерти. Проклятья, богохульства, призывы к мести, "то ли еще будет", страшные пророчества. Но вот в стихийной неразберихе порождаются главари: говоруны, смутьяны, подстрекатели, вожаки. Мы так ничего не добьемся, орут они, надо действовать, разорить дом такого-то лабазника, такого-то богатея, довольно они попили нашей кровушки! Стихия, получив направление и адрес, моментально собирается в одно целое. Это великолепно изображено в романе Диккенса "Барнеби Радж": толпа, руководимая подобными радетелями справедливости, набрасывается на винные склады. Из разбитых цистерн вытекает речка спирта. Мужчины, женщины, дети — все без исключения — приникают к этой речке и пьют, пьют… до обморока, до смерти. Зачастую появляются личные ненавистники каких-то лордов, каких-то важных чиновников: перевозбужденная толпа, вооруженная чем попало, набрасывается на их жилища — грабит, ломает, поджигает…Стихия редко безумствует в одиночестве, огонь всегда действует по следам обезумевшей толпы. По всему Лондону, описывает Диккенс, то тут, то там вспыхивали пожары. Ломали ворота, поджигали тюрьмы. Когда мятеж достиг невиданных размеров, испуганные власти поставили около королевского дворца два кавалерийских полка.