Читаем без скачивания Подсознание - Сидарта Рибейро
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Чтобы проверить свою гипотезу, ученые выбрали в качестве ключевого слово интроспекция. Оно вообще не встречается в древних книгах, а потому идеально подходит для исследования диффузного — неявного — присутствия слова в каждой работе. Таким образом, для каждого проанализированного текста ученые измерили расстояние от каждого слова в тексте до (отсутствующего) слова интроспекция и вычислили среднее значение этих расстояний.
Результаты показали: понятие интроспекции все больше распространялось в обеих литературных традициях, демонстрируя ускоренный рост в период культурной экспансии каждой из цивилизаций. Невозможно доказать, что интроспективное поведение стало аналогичным образом более распространенным, но выводы исследования позволяют нам представить себе людей времен Гомера (VIII век до н. э.) гораздо менее интроспективными, чем, например, людей времен Юлия Цезаря (I век до н. э.).
Как мы увидим, другие исследования структуры древних текстов тоже подтверждают идею о том, что человеческий менталитет радикально изменился за последние 3 тысячи лет.
Расцвет и упадок сновидений
Одно из ярких свидетельств произошедшей перемены — медленное, но неумолимое снижение значимости сновидений. Периодическое ослабевание веры в их действенность наблюдалось в последние тысячелетия до нашей эры и после рождения Христа.
Гаутама Будда придал онейрической проблеме огромную экзистенциальную широту в V веке до н. э.: он заявил, что вся жизнь — сон. В Индии подобная идея («реальность — это сон») имеет очень древние корни. Одно из канонических изображений индуистского бога Вишну: он возлежит на змее Шеша и «во сне создает реальную Вселенную».
Будда ввел в культуру символическое толкование снов. Когда молодой царевич Сиддхартха Гаутама собирался отказаться от привилегированной жизни кшатрия и начать жить в строжайшей аскезе, он предложил совершенно небуквальные толкования вещего сна, увиденного принцессой Гопой[56].
Согласно традиции, царевич, которому предстояло стать Буддой, избегал своей жены, а она ужасно страдала. Когда ей, наконец, удалось заснуть, ей приснился ураган: горы сотрясались, с неба на горизонте сыпались звезды, а деревья оказывались вырванными с корнем. Гопа увидела себя обнаженной — без одежды, украшений и короны. Ее волосы были подстрижены, брачное ложе сломано, а одежда принца, усыпанная драгоценными камнями, раскидана по полу. На погруженный во тьму город сыпались метеориты.
Испуганная Гопа разбудила мужа.
— Мой господин, мой господин, — кричала она, — что будет? Мне приснился ужасный сон! Мои глаза полны слез, а сердце — страха.
— Расскажи мне свой сон, — попросил царевич.
Гопа пересказала ему об увиденном во сне, а царевич улыбнулся.
— Возрадуйся, Гопа, — сказал он, — возрадуйся. Ты увидела, как дрожит земля? Это значит, что сами боги склонятся пред тобой. Ты увидела, как луна и солнце упали на землю? Это значит, что ты скоро победишь порок и удостоишься безмерного почитания. Ты увидела деревья, вырванные с корнем? Значит, ты найдешь путь из леса желания. Твои волосы были коротко острижены? Значит, ты освободишься от сети страстей, которые все еще сковывают тебя. Мои одежды и украшения были разбросаны повсюду? Это значит, что я на пути к освобождению. Метеоры рассекали небо над темным городом? Это значит, что невежественному и слепому миру я принесу свет мудрости, и те, кто поверит моим словам, узнают радость и блаженство. Будь счастлива, о Гопа, и не грусти — скоро ты удостоишься исключительной чести. Спи, Гопа, спи: тебе приснился чудесный сон[57].
Несколько дней спустя ночью Сиддхартха тихонько выскользнул из дома.
Шесть лет спустя Сиддхартха проводил жизнь в медитации, изоляции и посте. Он один сидел в непогоду на крутых берегах реки среди диких животных. К нему приходили ученики, но, когда он решил отказаться от умерщвления плоти, они оставили его. Затем Сиддхартхе приснилась череда снов, сообщивших о его просветлении:
Настала ночь. Он заснул и увидел пять снов.
Сначала он увидел себя лежащим на большой кровати величиной со всю землю; его подушкой были Гималаи; его правая рука лежала на Западном море, левая рука — на Восточном море, а ноги касались Южного.
Затем он увидел, что из его пупка начал прорастать тростник и рос так быстро, что вскоре достиг неба.
Затем он увидел, как по его ногам ползают черви, полностью покрыв их.
Затем он увидел, как отовсюду к нему летят птицы и, когда птицы долетают до его головы, становятся как будто золотыми.
Наконец, он увидел себя у подножия горы из грязи и экскрементов; он поднялся на гору, достиг вершины, потом спустился, и ни грязь, ни экскременты не пристали к нему.
Он проснулся и из этих снов понял, что настал день, когда, получив высшее знание, он станет Буддой.
Стоит отметить, что буддизм интерпретирует сны символически, в то время как для древнего брахманизма характерны буквальные толкования. Например, сон о горе экскрементов, рассмотренный через призму брахманизма, потребовал бы сложных ритуалов очищения. А в буддизме увиденные во сне одежда, предметы и особенно отношения, оставляемые Сиддхартхой, символизируют избавление от желаний и ожиданий, ограничивающих духовный рост.
В Китае, колыбели глубоко укоренившейся традиции онейрического гадания, философ, известный как Чжуан-цзы, по-новому представил проблему сновидений в IV веке до н. э.:
Когда-то давно мне, Чжуан-цзы, приснилось, что я бабочка, порхающая взад и вперед, настоящая бабочка, я наслаждался полетом в полной мере и не знал, что я Чжуан-цзы. Внезапно я проснулся и снова был собой, настоящим Чжуан-цзы. Теперь я не знаю, снилось ли мне тогда, что я был бабочкой, или я теперь бабочка, которой снится, что она — человек.
Столь тонкое философское сомнение никогда не приходило в голову Платону, который сделал вывод, что в управлении государством нет места снам и безумию. По мнению великого афинского философа, человек мог познать истину только в результате логического мышления, преимущественно с выведением идеальных форм реальности, способных выйти за рамки иллюзорной пелены внешних проявлений. Истина Платона — продукт строгих размышлений в часы бодрствования, а не видений, вызванных сном, нездоровьем или опьянением.
Аристотелю тысячелетняя традиция онейрической магии не помешала признать биологическую природу сновидений, одновременно удивительную и прозаичную. Главный ученик Платона указывал: наблюдаемые
