Читаем без скачивания Собрание сочинений в 6 томах. Том 4 - Грэм Грин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
2
Это повествование утратило бы соразмерность своих частей, если б в нем отмечались все этапы моего пути от казино в Монте-Карло до другого казино — в Порт-о-Пренсе, где я снова оказался при деньгах и увлекся женщиной, — совпадение, ничуть не более удивительное, чем встреча в Атлантическом океане троих людей по фамилии Смит, Браун и Джонс.
В промежутке между этими двумя датами, довольно продолжительном, я перебивался кое-как, если не считать военных лет, принесших мне ощущение покоя и собственной респектабельности, и далеко не все мои тогдашние дела заслуживали упоминания в curriculum vitae. Первую работу мне удалось получить благодаря хорошему знанию французского языка (латынь оказалась вещью на редкость бесполезной). Я прослужил полгода официантом в небольшом ресторанчике в Сохо {21}. Эта должность в моем curriculum не упоминается, так же как и переход на такую же работу в «Трокадеро» при помощи поддельной рекомендации от Фукэ в Париже. Прослужив в «Трокадеро» несколько лет, я поднялся ступенькой выше и поступил консультантом в небольшое педагогическое издательство, задумавшее выпуск серии французских классиков со скрупулезно пуристским комментарием. Эта должность получила доступ в мой curriculum. Дальнейшие — нет. По правде говоря, меня немало избаловала надежность заработка во время войны, когда я служил в отделе политической информации Форин-оффиса редактором пропагандистской литературы, засылаемой нами в Виши, и даже имел при себе писательницу в качестве секретаря. После конца войны мне захотелось чего-нибудь понадежнее моего прежнего житья-бытья, и, хотя в течение еще нескольких лет я едва сводил концы с концами, в голову мне наконец запала одна идея. Случилось это в районе Пиккадилли, то ли около одной из тех галерей, где можно увидеть картину какого-нибудь малоизвестного голландского мастера семнадцатого века, то ли около подобного же заведения сортом пониже, которое торгует картинами, угождая вкусам тех, кто, неизвестно почему, любит развеселых кардиналов, вкушающих лососину в постный день. Перед витриной этой галереи стоял человек, на мой взгляд, совершенно чуждый искусству, — средних лет, в синем двубортном пиджаке, с цепочкой для часов, — и рассматривал выставленные там полотна. При виде его я вдруг подумал, что знаю точно, какие мысли приходят ему сейчас в голову: «Месяц назад одна картина пошла у Сотби {22} за сто тысяч фунтов. Одна картина может принести целое состояние — кабы понимать в этом толк или хотя бы не бояться риска». Он не спускал глаз с каких-то коров на лугу, точно следил за маленьким шариком слоновой кости, бегающим по кругу рулетки. Внимание его привлекали, конечно, коровы, а не кардиналы. Не кардиналов же пускают с молотка на аукционном торге у Сотби.
Спустя неделю после этого прозрения у художественной галереи в районе Пиккадилли я рискнул всем, что сберег за тридцать с лишним лет, и купил автофургон и штук двадцать недорогих репродукций — на одном конце шкалы там был Теодор Руссо, на другом — Джексон Поллок {23}. Репродукции заняли у меня одну стену фургона; под каждой была обозначена ее аукционная цена и дата покупки. Потом я подыскал себе молодого художника-студийца, который быстро делал по моему заказу картоны, подражая той или иной манере, и ставил под каждой новое имя. Я часто сидел рядом с ним, когда он работал, и пробовал на листке бумаги разные росчерки. Хотя на примере Поллока и Мура {24} доказано, что ценность могут иметь даже англосаксонские имена, большинство придуманных нами были иностранные. Помню фамилию Мжлазь, но она удержалась у меня в памяти только потому, что его творения упорно не желали продаваться, и в конце концов нам пришлось замазать эту подпись и поставить вместо нее «Вейль». Я убедился, что, стремясь получить удовольствие от своего приобретения, покупатель хочет, как минимум, хотя бы без запинки произнести фамилию художника. «Я раздобыл на днях нового Вейля», а ближайшее к «Мжлазь», что получалось даже у меня самого, смахивало на «Мразь» — имечко, которое, вероятно, вызывало бессознательное сопротивление у клиентуры.
Я разъезжал из одного провинциального города в другой в своем фургоне и останавливался в богатых предместьях промышленных центров. Вскоре мне стало ясно, что от ученых и женщин проку мало: ученые слишком много всего знают, а из домашних хозяек редко кто любит рисковать, не имея перед глазами банка с наличными, как при игре в бинго. Я рассчитывал на игроков азартных, ибо смысл моей экспозиции был таков: «На этой стене галереи вы видите картоны, достигшие самой высокой цены за последние десять лет. Кто бы мог предвидеть, что стоимость вот