Читаем без скачивания Собрание сочинений. Том 1. Ким: Роман. Три солдата: Рассказы - Редьярд Киплинг

— Солдаты! Белые солдаты! — сказал он. — Посмотрим.

— Всегда встречаются солдаты, как только мы пойдем одни. Но я никогда не видел белых солдат.

— Они не делают вреда, когда не пьяны. Спрячься за этим деревом.

Они встали за толстыми стволами в тени громадного мангового дерева. Две маленькие фигуры остановились, другие две неуверенно пошли вперед. Это был авангард подходившего полка, высланный, по обычаю, чтобы найти место для лагеря. Они несли пятифутовые шесты с развевавшимися флагами и перекликались друг с другом, идя по равнине.

Наконец, они вошли, тяжело ступая, в рощу манговых деревьев.

— Здесь или где-нибудь вблизи я думаю поставить палатки для офицеров под деревьями, а остальные могут расположиться около. Нашли ли место для обоза?

Они крикнули вдаль товарищам, и грубый ответный крик тех дошел до них слабым и смягченным.

— Ну, так ставь значок тут, — сказал один из солдат.

— Что это они готовят? — сказал пораженный лама. — Это великий и страшный мир. Какой девиз на этом знамени?

Один из солдат воткнул шест в нескольких футах от них, проворчал что-то недовольным тоном, выдернул его, посоветовался с товарищем, оглядывавшим тенистый зеленый свод, и поставил шест на прежнее место.

Ким смотрел во все глаза. Дыхание быстро и прерывисто вылетало сквозь его сжатые губы.

— Служитель Божий! — задыхаясь, проговорил он. — Мой гороскоп! Рисунок на песке жреца в Умбалле! Вспомни, что он сказал. Сначала придут двое людей, чтобы приготовить все, в темное место, как это бывает при начале видения.

— Но это не видение, — сказал лама. — Это только иллюзия мира — ничего более.

— А за ними придет Бык, Красный Бык на зеленом поле. Взгляни. Вот он!

Он показал на флаг, развевавшийся от вечернего ветерка менее чем в десяти шагах от них. Это был простой флаг, предназначенный для обозначения места лагеря, но полк позаботился, чтобы на флаге было то же изображение, что на полковом знамени, — красный бык на фоне зеленого национального цвета Ирландии.

— Вижу и припоминаю теперь, — сказал лама. — Это, наверно, твой Бык. Верно также и то, что пришло двое людей, чтобы все приготовить.

— Это солдаты — белые солдаты. Что сказал жрец? Знамение быка — знак войны и вооруженных людей. Служитель Божий, это то, чего я ищу.

— Верно. Это верно. — Лама пристально смотрел на девиз, горевший во тьме, словно рубин. — Жрец в Умбалле сказал, что твое знамение — знамение войны.

— Что делать теперь?

— Ждать. Будем ждать.

— Уже теперь тьма рассеивается, — сказал Ким.

Было вполне естественно, что лучи заходящего солнца пробились наконец сквозь стволы деревьев рощи, наполнив ее на несколько минут золотыми искрами света, но Киму это казалось завершением пророчества брамина.

— Слушай! — сказал лама. — Где-то вдали бьют в барабан.

Сначала звук, слабо раздавшийся в неподвижном воздухе, походил на биение артерии в висках. Вскоре он стал более резким.

— А, музыка, — объяснил Ким. Ему были знакомы звуки полкового оркестра, но они удивляли ламу.

В дальнем конце равнины показалась тяжелая, запыленная колонна. Потом ветер донес слова песни:

Мы просим снисхождения —Про наши похожденияВ рядах гвардейцев МиллиганаМы рассказать хотимТут вступили пронзительные дудки.Вскинув ружья на плечо,Марш-марш вперед мы шли,От парка Феникса впередК замку Дублина пошли.О, флейты сладко так звучалиИ громко барабан гремел,А мы вперед маршировалиВ рядах гвардейцев Миллигана.

То был оркестр Меверикского полка, игравший впереди отправлявшихся в лагерь солдат. Солдаты маршировали, сопровождаемые обозом. Наконец тянувшаяся колонна сомкнулась (повозки остались позади), разделилась надвое, рассеялась, как муравейник, и…

— Но это колдовство! — проговорил лама.

Равнина покрывалась палатками, которые, казалось, вырастали готовыми из повозок. Другая толпа людей вторглась в рощу, молча воздвигла высокую палатку, раскинула еще восемь-девять палаток вокруг нее, словно выкопала из земли кухонные горшки, сковороды и узлы, которые приняли во владение туземные слуги. И наблюдавшие эту сцену лама и Ким увидели перед собой благоустроенный город.

— Уйдем, — сказал лама, в страхе отступая, когда загорелись огни и белые офицеры с звенящими саблями величественно вошли в палатку, где должны были обедать.

— Встань в тени. Ничего нельзя видеть при мерцающем свете, — сказал Ким. Глаза его были по-прежнему устремлены на флаг. Он никогда еще не видел, как быстро, за полчаса, привыкшие к своему делу солдаты раскидывают лагерь.

— Смотри, смотри, смотри! — воскликнул лама. — Вон идет священнослужитель.

То был Беннет, священник полка. Он шел, прихрамывая, одетый в запыленную черную одежду. Кто-то из его паствы сделал грубые замечания насчет недостатка бодрости и энергии священника; чтобы пристыдить его, Беннет промаршировал весь день рядом с солдатами. По его черной одежде, золотому кресту на цепочке, бритому лицу и мягкой войлочной шляпе с широкими полями повсюду в Индии его приняли бы за святого человека. Он опустился в кресло у двери палатки и снял сапоги. Несколько офицеров окружили его, смеясь и подшучивая над его подвигом.

— Разговор белых людей лишен всякого достоинства, — сказал лама, судя только по их тону. — Но я рассмотрел лицо этого священнослужителя и думаю, что он ученый. Может ли он понять нас? Мне хотелось бы поговорить с ним о предмете моих исканий.

— Никогда не разговаривай с белым человеком, пока он не насытится, — привел Ким хорошо известную пословицу. — Они собираются есть, и я не думаю, чтобы можно было просить у них. Пойдем назад к месту остановки. Когда мы поедим, то снова придем сюда. Это, наверно, Красный Бык — мой Красный Бык.

Оба были заметно рассеяны, когда свита старой дамы поставила перед ними кушанья, никто не решался нарушить их молчания, так как надоедать гостям — приносит несчастье.

— Ну, — сказал Ким, ковыряя в зубах, — мы вернемся туда, но ты, святой человек, должен подождать немного в стороне, потому что твои ноги слабее моих, а мне хочется еще раз посмотреть на Красного Быка.

— Но как ты поймешь их разговор? Иди медленно. Дорога темна, — беспокойно проговорил лама.

Ким не ответил на вопрос.

— Я заметил место вблизи деревьев, где ты можешь сидеть, пока я не позову тебя, — сказал он. — Нет, — продолжал он, когда лама выразил нечто вроде протеста, — помни, что это предмет моих исканий — Красный Бык. Знамение в звездах было не для тебя. Я знаю кое-что об обычаях белых солдат, и мне всегда хочется видеть новое.

— Что ты не знаешь об этом мире? — Лама послушно присел на корточки в маленькой впадине, менее чем в ста шагах от группы манговых деревьев, темные силуэты которых вырисовывались на усеянном звездами небе.

— Оставайся здесь, пока я не позову.

Ким нырнул во тьму. Он знал, что, по всей вероятности, вокруг лагеря расставлены часовые, и улыбнулся, услышав тяжелые шаги солдат. Мальчика, который может пробираться по крышам города Лагора, пользуясь каждым уголком и каждою тенью, чтобы сбить с толку преследующего его человека, вряд ли могут задержать несколько хорошо обученных солдат. Он все же оказал им внимание, прополз между двумя из них, останавливаясь, пробираясь ползком и плотно прижимаясь к земле, пока не добрался до освещенной палатки — столовой, стоявшей позади мангового дерева. Тут он стал ждать, не услышит ли какого-нибудь случайного слова, которое дало бы ему нужную нить.

Единственно, что занимало теперь его ум, — это было желание узнать побольше о Красном Быке. Как знать (в некоторых отношениях познания Кима были так же ограничены, как обширны в других), эти люди, эти девятьсот дьяволов, упоминавшиеся в предсказании его отца, может быть, будут молиться после заката солнца быку, как индусы молятся священной корове.

Это, по крайней мере, было бы вполне правильно и логично, и об этом деле следовало бы посоветоваться с патером с золотым крестом. С другой стороны, ему припоминались патеры с постными лицами, которых он избегал в Лагоре. Патер мог оказаться слишком любознательным и надоедливым и стал бы советовать ему учиться. Но разве не было доказано, что знамение отчасти говорило о войне и вооруженных людях? Разве он сам не Друг Звезд и всего света, посвященный в страшные тайны? Наконец, и сильнее всего, как непознанное течение его быстро менявшихся мыслей — это приключение было чудеснейшим развлечением, восхитительным продолжением его былых прогулок по крышам и в то же время исполнением чудного предсказания. Лежа на животе, он подвигался, извиваясь, к двери палатки, придерживая рукой амулет на шее.