Читаем без скачивания Машина времени. Рассказы - Герберт Уэллс

Все еще Морлоки делали им одежду и заботились об их обычных нуждах, может быть, вследствие старой привычки работать на них. Они делали это так же бессознательно, как стоящий конь бьет о землю копытом или охотник радуется убитой им дичи: старые и уже исчезнувшие отношения все еще оставляли свою печать на человеческом организме. Но ясно, что первоначальные отношения этих двух рас сделались уже обратными. Неумолимая Немезида неслышно приближалась к изнеженным счастливцам. Века назад, тысячи поколений назад, человек лишил своего ближнего довольства и солнечного света. А теперь этот ближний возвращался назад совершенно переменившимся! Элои снова получили первый урок жизни. Они познакомились с чувством страха. Я вспомнил неожиданно о мясе, которое видел в Подземном Мире. Не знаю, почему мне это пришло в голову: это не вытекало из хода моих мыслей, но явилось как будто вопросом извне. Я попытался припомнить вид этого мяса. У меня и тогда было смутное ощущение чего-то знакомого, но что это было, я не мог сказать.

Маленький народ был беспомощен в присутствии тех, кто наводил на него такой таинственный страх, но я был иначе создан. Я был сыном своего века, полного расцвета человеческой расы, когда страх перестал парализовать человека и таинственность потеряла свои чары. Во всяком случае, я мог защищаться. Без дальнейших промедлений я решил приготовить себе оружие и найти безопасное место, где мог бы спать. Имея такое постоянное убежище, я смог бы относиться к этому неведомому миру с некоторой долей той старой уверенности, которой я лишился, узнав, какие существа угрожали мне по ночам. Я знал, что не засну до тех пор, пока сон мой не будет защищен от них. Я содрогнулся от ужаса при мысли о том, что они уже не раз рассматривали и изучали меня.

Весь день я проблуждал по долине Темзы, но не нашел никакого убежища, которое было бы для них недосягаемым. Все здания и деревья были, казалось, легко доступными для таких искусных ползунов, какими были Морлоки, судя по их колодцам. И тут я снова вспомнил о высоких башенках и отполированных, блестящих стенах Зеленого Фарфорового Дворца. В тот же вечер, посадив Уину, как маленького ребенка, на плечо, я отправился, взбираясь по холмам, в юго-западном направлении. Расстояние до Зеленого Фарфорового Дворца было определено мною в семь или восемь миль, но, вероятно, их было около восемнадцати. В первый раз я рассматривал это место в довольно сырой день, когда расстояния обманчиво уменьшаются. А теперь, когда я двинулся в путь, у меня, кроме всего остального, еще оторвался каблук и в ногу через подошву впивался гвоздь, – это были мои старые башмаки, которые я носил только дома. Я захромал. Прошло уже много времени после заката солнца, когда показался Дворец, вырисовывавшийся черным силуэтом на бледно-желтом фоне неба.

Уина была в необычайном восторге, когда я понес ее на плече, но потом ей захотелось сойти, и она бежала рядом со мной, перебегая то на одну, то на другую сторону за цветами и наполняя ими мои карманы. Эти карманы всегда изумляли Уину, в конце концов она решила, что они представляют собой оригинальные цветочные вазы. Во всяком случае, они служили ей для этой цели… Да! Это напоминает мне!.. Сменяя свой костюм, я нашел…

(Путешественник по Времени умолк, опустил руку в карман и безмолвно положил перед нами на маленький стол два увядших цветка, напоминающих очень крупные белые мальвы. Потом возобновил свой рассказ.)

Землю окутала уже вечерняя тишина, а мы все еще продолжали идти по вершине холма по направлению к Уимблдону. Уина почувствовала себя усталой и пожелала вернуться в здание из серого камня. Но я указал ей на видневшиеся вдалеке башенки Зеленого Фарфорового Дворца и постарался дать ей понять, что там мы найдем убежище от страха.

Знакома ли вам эта полная тишина, которая наступает перед сумерками? Даже ветерок не шелестит листьями деревьев. На меня эта вечерняя тишина всегда навевает неясное чувство ожидания чего-то. Небо было чистое, далекое и ясное; только там, где зашло солнце, виднелось несколько горизонтальных легких облачных полос. Но к этому чувству вечернего ожидания, о котором я только что говорил, примешивался теперь оттенок страха. В этой вечерней тишине мои чувства, казалось, сверхъестественно обострились. Мне чудилось, что я даже мог ощущать пустоты в земле под моими ногами: мог почти смотреть сквозь почву и видеть Морлоков, кишащих в своем подземном муравейнике и ожидающих наступления темноты. Мне казалось, что они приняли мое вторжение в их норы за объявление войны. И зачем взяли они мою Машину Времени?

Мы продолжали идти в вечерней тишине, и сумерки постепенно перешли в ночь. Голубая ясность дали исчезла, и звезды стали загораться одна за другой. Земля под ногами становилась неясной и деревья – черными. Страх и усталость окончательно овладели Уиной. Я взял ее на руки, успокаивая и лаская. По мере того как темнота усиливалась, она крепче и крепче прижималась лицом к моему плечу… По длинному склону холма мы спустились в долину, и тут, в полутьме, я чуть было не свалился в маленькую речку. Перейдя ее вброд, я взобрался на противоположную сторону долины, прошел мимо множества спальных домов и мимо статуи, изображавшей, как мне показалось, что-то вроде Фавна, но только без головы. Здесь тоже росли акации. До сих пор я еще не видел Морлоков, но это было только начало ночи и самые темные часы, перед восходом луны, еще не наступили.

С вершины следующего холма я увидел густую чащу леса, которая расстилалась передо мной широкой и черной полосой. Я остановился в нерешительности. Не было видно конца этого леса ни с правой, ни с левой стороны. Чувствуя себя усталым, – у меня больше всего болели ноги, – я осторожно снял с плеча Уину и опустился на землю. Я более не видел Зеленого Фарфорового Дворца и не знал, куда нужно идти. Посмотрев на чащу леса, я невольно подумал о том, что могла скрывать она в своей глубине. Под этими густо переплетенными ветвями деревьев нельзя было видеть даже звезд. Если б там даже и не было той подстерегавшей меня опасности – опасности, самую мысль о которой я гнал из своей головы, – там все же было достаточно корней, чтобы споткнуться, и древесных пней, чтобы разбить себе лоб. К тому же я был очень утомлен после дневных волнений и решил не идти туда, а провести ночь на открытом месте.

Я был рад, что Уина уже крепко спала. Заботливо завернув ее в свою куртку, я сел рядом с ней и стал ожидать восхода луны. На склоне холма все было спокойно и пустынно, но из темноты леса доносился по временам шорох живых существ. Надо мной сияли звезды, так как ночь была очень ясная. Их дружеское мерцание успокаивало меня. На небе уже не было старых созвездий: все они приняли новые очертания благодаря тем медленным перемещениям звезд, которые становятся заметными только по истечении сотен человеческих жизней. Один Млечный Путь, казалось мне, остался тем же клочковатым потоком звездной пыли, как и в наше время. На юге сияла какая-то очень яркая, неизвестная мне красная звезда, она была ярче даже нашего голубоватого Сириуса. И среди всех этих точек мерцающего света мягко и ровно сияла одна большая планета, как будто спокойно улыбающееся лицо старого друга.