Читаем без скачивания Взгляд василиска - Макс Мах

Реутов очнулся, как и просыпался, сразу вдруг. Рывком. Очнулся и тут же почувствовал, как болят разбитое лицо, ребра и спина, и даже застонал от неожиданности, хотя, видит бог, боль была вполне терпимая. Однако протяжный и хриплый его стон, прозвучавший в каком-то гулком и "открытом" пространстве, был настолько необычен, что удивление буквально выдернуло Вадима из все еще не отпустившего его беспамятства, и он открыл глаза. Впрочем, в первое мгновение, увиденное показалось Реутову продолжением только что оборвавшегося – как всегда, на самом интересном месте – бредового сна, и это, как ни странно, его сразу же успокоило. Сон это ведь всего лишь сон. Какие к нему могут быть претензии? Присниться может все, но к реальной жизни это обычно имеет точно такое же отношение, как и галлюцинации. Однако уже в следующую секунду, ему стало ясно, что то, что он видит, это отнюдь не сон, а самая, что ни на есть, объективная реальность, но только такая, что лучше бы уж бред. Но ни испугаться по-настоящему, ни запаниковать, он не успел, потому что как раз в этот момент, его окликнули откуда-то сбоку.

– Эй! – крикнул чей-то очень знакомый голос. – Эй! Это кто там? Отзовись!

– Давид?! – удивился Реутов и хотел было повернуться на голос, но это оказалось невозможно.

Его резкое движение сработало, как триггер, и, державший Вадима в своей власти, внутренний запрет пал, и чувства сподобились, наконец, доложить разуму всю правду о состоянии его дел. А дела эти обстояли совершенно невероятным образом. Выяснилось, что совершенно голый Реутов лежит на железном полу, впивающемся ему в спину какими-то мелкими неудобными выступами, то ли заклепками, то ли головками болтов, или чем там скрепляют стальные листы. При этом правые рука и нога Вадима были прикованы кандалами – почему-то в голову пришло именно это архаичное слово – к каким-то непонятным сложнопереплетенным между собой трубам. Так что ни повернуться, ни даже сесть по-человечески он не мог, а лежать было мало, что неудобно, так еще и холодно, потому что в том месте, где он себя нашел, было холодно, а железный пол вообще ощущался, как глыба льда.

"Воспаление легких обеспечено", – но это, кажется, была последняя мысль, относящаяся к внезапно исчезнувшему миру нормальной обыденности, которая посетила его голову.

– Вадим! – показалось ему, или в голосе Давида действительно прозвучало удивление, граничащее с потрясением?

– Я! – крикнул Вадим. – Это я, Давид. Где мы?

Его окружал пропитанный запахом какой-то вонючей машинерии полумрак, едва рассеиваемый жидким светом забранного толстой проволокой фонаря, висевшего высоко над ним, так что пребывал Реутов как бы в пятне этого размытого света, за границами которого все тонуло в глухой непроглядной тьме. Все, что он мог видеть и ощущать, сводилось, таким образом, к немногим, но крайне странным деталям. Железный пол, "заводской" запах, какие-то трубы – или это была часть большой и сложной машины? – холод, мрак… Место было неожиданное и… да, страшное.

"Котельная? – подумал Реутов с какой-то неожиданно пришедшей к нему оторопью. – Какой-то завод?"

– Это корабль, – ответил на его недоумение Давид. – Ты что же, не видел, куда тебя привезли?! Это баржа…

– Какая, к черту, баржа?! – завопил испуганный и ничего не понимающий Реутов.

– Вот уж не знаю, – неожиданно спокойным голосом ответил откуда-то из темноты Давид. – Названия, ты уж извини, я прочесть не успел. Не до того было. А стоит она где-то около Смольного монастыря.

– Смольный монастырь? – опешил Реутов, чувствуя, как его начинает охватывать паника, вызванная ужасом неизвестности.

– Вадим, тебя что по голове били?

"Били? – тело отозвалось на эту мысль ноющей болью, свидетельствующей, что его, скорее всего, действительно били. – По голове?"

Реутов поднял левую руку к голове, но еще не коснувшись ее, почувствовал сильное жжение, как от ожогов, на висках, лбу и затылке, и, словно только и дожидаясь этого сигнала, картина произошедшего моментально и во всех деталях встала перед его внутренним взором, причем так, как если бы еще мгновение назад он не находился в полном беспамятстве, в изначальном, прямом смысле этого слова.Беспамятный, значит, не помнящий, забывший, оставшийся без воспоминаний…

– Капитан Колодный, – представился, подходя к нему вплотную один из мужчин. – Третье Главное Управление Канцелярии его Величества.

Перед совершенно растерявшимся от неожиданности Реутовым открылась какая-то кожаная книжечка – "Удостоверение?" – рассмотреть содержание которой в неярком свете уличного фонаря он все равно не мог.

– Чем могу быть полезен, господин Колодный? – спросил Вадим, пытаясь вспомнить, когда в последний раз вообще слышал об этом скоморошьем управлении.

– Капитан Колодный, – поправил его "плащ". – Предъявите документы!

– Какие документы? – не понял Реутов. – В чем дело?!

– Если у вас нет документов, или вы их откажетесь мне предъявить, – голос Колодного звучал сейчас сухо, как будто он зачитывал Реутову какой-то документ. Впрочем, может быть, так все и обстояло? – Я имею право арестовать вас на сорок восемь часов для удостоверения вашей личности. Что вы предпочитаете?

– Я предпочитаю, – в душе Реутова поднялось раздражение и даже злость. – Чтобы вы отсюда убрались. Мы не в Канаде, господинКолодный, и не в Орде! А я не совершил ровным счетом ничего, что позволило бы вам интересоваться моими документами!

– Ну-ну, – почти весело усмехнулся Колодный, доставая из кармана какой-то пластиковый пакетик. – А это разве не повод?

– Что это? – удивленно спросил Вадим, пытаясь рассмотреть, что там в пакетике.

– Пятьдесят грамм героина, только что изъятого при двух свидетелях, – он кивнул на молча стоящих по сторонам от Реутова мужчин. – Из вашей, господин Реутов машины. Там к слову еще не зарегистрированный ствол имеется, но если вы перестанете артачиться, про ствол можно забыть.

– Вы в своем уме? – спросил совершенно опешивший от таких новостей Реутов. – Что вы несете? Я полный профессор Петровского Университета! Меня в мире знают, а вы…

– Между прочим, – прервал тираду Реутова Колодный. – На том парабеллуме, о котором я только что упоминал, труп числится.

Это была какая-то невероятная фантасмагория, ни смысла, ни истинного характера которой Вадим уразуметь совершенно не мог. Он только ощутил вдруг полную беззащитность перед этими опасными людьми, явно преследующими какие-то не известные ему, но совершенно очевидным образом опасные цели.

– Покажите мне еще раз ваше удостоверение, господин капитан, – Реутов изо всех сил старался, чтобы его голос не дрожал. – И я требую сейчас же связаться с моим адвокатом!

На самом деле, никакого адвоката у Вадима не было, но Василий был юрисконсультом представительства Ганзы в Петрове и, наверняка, мог сойти – хотя бы на первый случай – за частного поверенного.

– Я требую, – повторил он твердо.

– Обязательно, – улыбнулся Колодный, как-то странно кивая. – Вызовем…

Удар по голове, обрушившийся на Реутова сзади, разом отключил его сознание, и конца фразы он уже не услышал.

Очнулся Реутов в каком-то очень странном помещении, которое пусть и не сразу он смог идентифицировать, как корабельную каюту. Во всяком случае, в комнате было слишком много металлических покрытых заклепками поверхностей и имелось круглое окно – иллюминатор. Это открытие Вадима крайне удивило, но еще больше он удивился, когда понял, что раздет догола и намертво привязан к стоящему посередине каюты тяжелому деревянному креслу.

"Что за… " – но додумать мысль до конца он не успел, в поле его зрения появился не высокий худощавый мужчина со строгим лицом, одетый в черный официальный костюм.

– Здравствуйте, Вадим Борисович, – сказал он хорошо поставленным "начальственным" голосом. – Как вы себя чувствуете?

– Плохо, – честно ответил Реутов, постепенно приходя в себя. Голова болела, особенно затылок, но главное… Сейчас он вполне оценил другие симптомы своего "недомогания" и с удивлением пришел к выводу, что его явно накачали каким-то наркотиком.

– Пить хотите? – поинтересовался мужчина.

– Хочу, – и тут он заметил, что сквозь не плотно прикрытый железной ставней иллюминатор просачивается дневной свет.

"Сколько же времени я был без сознания? – с оторопью подумал он. – Удар по голове так на долго меня бы не отключил. Значит, все-таки наркотик?"

– Хотите, разумеется, – кивнул мужчина. – Но придется потерпеть. Вот поговорим по душам, и все у вас будет, и чаек, и сигаретка, и коньячку можно будет абиселе.[23]

– Я не говорю на идиш, – сказал Реутов, рассматривая собеседника. На еврея тот похож не был. – Что здесь происходит? Кто вы такой?