Читаем без скачивания Душехранитель - Сергей Гомонов

«Это, сестренка, встреча немого и слепого… Ты помнишь, чье пред тобою послание? Маленький слабый мальчик, потерявшийся в огромной и грозной Вселенной… Среди звезд он ищет миры своих родителей и кричит, кричит, кричит им немым криком, а они не слышат его, потому что разучились слушать. Назови мне имя его, сестренка!»

«Коорэ».

«Коорэ! Коорэ!!! Ты сотворила его имя! Да будет «куарт» наш един!»

«Да не иссякнет солнце в сердце нашем, Сетен»…

«Я не прощаюсь. Мы очень скоро свидимся!»

Рената прижала губы к раскаленной щеке засыпающего сына и медленно осела на пол, разглядывая оброненную ребенком фигурку из отполированного вулканического стекла. Это была маленькая статуэтка черного дракона.

ВНЕ РЕАЛЬНОСТИ. НИКОГДА. РОСТАУ

«Да, Паском, да, Учитель, вы видите всех нас. Мы пред вами как на ладони. Вы скорбите по нам. И тогда, глядя в последний раз на берега Оритана, вы так же скорбели и прощались с нашей великой страной. Ведь, в отличие от других, вы знали, что ее ждет…

Но вы недоговорили. Вы часто недоговариваете в речах своих, Паском. Знаю, отчего, знаю, что все это оправданно. Мы все учились молчать, прежде чем снова обрели дар речи…

Вы сказали Алу обо мне и о моей роли во всем этом. Сказали о Разрушителе. Сказали о Нате. Я догадывался, что так оно и есть. Но ведь было что-то еще, верно? Разве мой… пока — наш… так разве наш тринадцатый ученик — не Коорэ?! Почему отреклась атмереро? Как могу я действовать, не зная всего? Как смогу я охранить Коорэ от него самого, если он, к тому же, не является тринадцатым Попутчиком?

Я понимаю: Разрушитель, довлеющий надо мною…

Танрэй просила ключ у атмереро, но та сделала все, что зависело от нее. У атмереро больше нет ключей.

Теперь даже не ключ — нет-нет, не ключ, а всего лишь маленькую подсказку — прошу я. У вас, Паском. У вас.

Постойте! Еще раз! «Ведь и мой тринадцатый не единожды убивал меня, своего учителя, убивал и самого себя»… Я слышал эту фразу, но что значит она в ваших устах? Она касается меня, вашего последнего ученика. Знаю. Однако в чем же подсказка? Как отнести это к Коорэ или моему истинному ученику, прихода которого я должен дождаться, а в противном случае ребус не будет разгадан и объединение не произойдет?

«Тринадцатый убивал себя и своего учителя, прежде чем…» О! Благодарю вас, Паском! Кажется, теперь мне стало понятно все! Последняя пластинка мозаики легла на свое место…

О чем ты, Ормона? Да нет, просто нам давно не удавалось прогуляться с Учителем! Я?! Скрываю?! Да чтоб мне всю жизнь ходить на хромой ноге! И так хожу? Спасибо, это же благодаря тебе, верная моя…

Хотела бы покинуть наше дурацкое общество? Оу! За чем же дело стало? Яд на полке, родная. Сама отыщешь или помочь?

Итак, Учитель, мне осталось лишь заставить жить картинку, сложенную из кусочков реальностей. «Лишь»… Ха-ха-ха! Да, да… смешно, право. Даже плакать хочется…

Я не стану церемониться, подобно атмереро. Сейчас все средства хороши ради достижения цели, даже изуверская жестокость. Пусть в случае неудачи наказание падет целиком на меня. Мне не привыкать.

А вот и атмереро, легка на помине! Что ж, не буду вам мешать. Мне пора!»

ПЕРВАЯ РЕАЛЬНОСТЬ. СПУСТЯ ПЯТЬ ЛЕТ ПОСЛЕ ПРИБЫТИЯ. КУЛА-ОРИ

На Оритане и в Ариноре было не принято, чтобы дети старше двенадцати-тринадцати лет жили вместе с родителями. Это правило оформлялось и укоренялось в течение многих тысячелетий существования цивилизации. В первую очередь оно было связано именно с энергетикой: зрелый и увядающий организм невольно занимает у молодого и развивающегося часть той силы, которую, по закону Природы, должен черпать из окружающего пространства. И это лишает юное поколение возможности достичь необходимых жизненных целей быстрее, сроки растягиваются, а нетерпимое к любым промедлениям время не щадит никого.

В возрасте шести-восьми лет мальчики начинали постепенно «выталкиваться» матерями из их общего пространства, и до подросткового возраста будущие мужчины воспитывались отцами. С девочками происходило в точности наоборот: они переходили полностью под опеку матери.

Когда же начинался бурный рост отроков и формирование юношей и девушек, молодые южане и северяне определялись в школьные объединения, где проводили основную часть времени. Общение с родными никто не ограничивал, однако молодые люди были уже абсолютно самостоятельными личностями, полностью отвечавшими за свою жизнь. В школах они обучались всему, и все же связь с отцами и матерями не утрачивали.

Этот же принцип действовал и у эмигрантов в Кула-Ори. Но два года назад Тессетен и Паском привезли из Эйсетти родителей Ала и Танрэй. Напуганные войной, те изменили свое решение и на старости лет отчаялись на перемены. Однако переезд не пошел им во благо: через год пребывания на Рэйсатру умер старый отец Ала, а спустя несколько месяцев за ним последовала и мать. Отдав умершим все почести, молодая чета решила, что родителей Танрэй необходимо поддержать своими внутренними силами, чтобы их не постигла та же участь.

Мамаша Танрэй, несколько вздорная и легкомысленная северянка, бурно взялась за переустройство дома («странного дома», как она говорила, дивясь архитектуре кула-орийских построек). Не раз бывавший у них в гостях ворчливый тримагестр Солондан частенько замечал, что не хотел бы иметь такую тещу, как у Ала, хотя по возрасту был ровней как раз ей. Танрэй терпеливо и молча переносила непривычное присутствие довольно надоедливой матери. Алу было тяжелее, и постепенно молодая женщина стала замечать: он старается как можно меньше времени проводить дома. Тестя Ал постоянно видел на работе, а потому не находил никакого смысла общаться с ним и с тещей еще и на досуге. Поначалу они с Танрэй пытались избегать их, уезжали куда-нибудь в горы или на побережье. Но — прискучило.

Теперь же Ал находил отдохновение в домах друзей, в том числе (и чаще всего) — у Сетена.

— Мне тяжело делиться силами. Я не умею… — пожаловался он однажды другу.

Тессетен ухмыльнулся, дохнул в бокал и протер стекло салфеткой:

— А я так живу… — он покосился на собиравшуюся куда-то Ормону: — И что за неотложные дела гонят нас в джунгли, родная? — насмешливо поинтересовался экономист.

Ормона остановилась, холодно взглянула на него и на Ала: