Читаем без скачивания Разбитая жизнь - Кирилл Казанцев

— Бац! — и черная полоса в жизни, — нервно засмеялся Колян.

— Неуклюжий ты, Антохин, — сетовал сержант, помогая товарищу подняться. — В армии, что ли, не служил?

— Не служил, — ворчал водитель, отряхивая грязь, налипшую на штаны.

— Найти не смогли, — ухмыльнулся Колян.

— Тихо! — насторожился сержант. — Тихо, вам говорю, хорош базлать…

Лес пересекал глубокий овраг, и в этой теснине кто-то кричал и плакал. Полицейские всполошились — к черту подкрепление, сами справятся!

— Прикрывайте меня! — распорядился сержант, стиснул фонарь, рукоятку пистолета и двинулся вперед, высоко поднимая ноги.

Он съехал в овраг, едва не ободрав свою драгоценную пятую точку, помчался на крик. И вскоре уже рвал подгнивший картофельный мешок, извлекая из него насмерть перепуганную девочку. На вид ей было лет восемь, взъерошенная, видно, сопротивлялась маньяку, одета в легкую кофточку, простенькую юбочку ниже колен. Руки у девочки были связаны за спиной. Когда сержант ее распутал, она едва не вцепилась ему в щеку. Испустила вопль, которому позавидовал бы Маугли, пустилась в бега. Он поймал ее, стал успокаивать: мол, бояться нечего, скоро ее отвезут к маме, все будет хорошо. Прибежали коллеги, рвалось через лес подкрепление. Девочку трясло, тяжелый шок был налицо. Полицейские обшаривали местность, громко выражались. Маньяка не нашли — в этом не было ничего удивительного. Бросил ребенка после сцены на дороге — понял, что опасно, пустился в бега. А возможно, спугнули звуки сирены. Девочка сбивчиво повествовала: ее зовут Валечка Скрягина, она учится во втором классе средней школы номер два райцентра Выжинска. Живет в Фасетном, но там нет школы, поэтому нужно каждый день идти на остановку, самостоятельно добираться до школы — ее уже все водители знают! Отца в семье нет, мама в провожатые не годится — сильно занята. А сегодня девочка училась во вторую смену, задержалась с подружками, прибежала на остановку к последнему автобусу. Там и выяснилось, что у нее кто-то свистнул кошелек с мелочью. Сообщить домой она не смогла — не принято в семье Скрягиных пользоваться мобильной связью. Валечка постеснялась просить водителя, пошла пешком. И практически дошла. Четыре километра до отворота на Фасетное, полторы версты по лесу. И уже на околице, рядом с домом, на нее напали. Схватили, затолкали в мешок, заклеили рот и куда-то поволокли. Она от страха несколько раз теряла сознание — ничего не запомнила. Маньяка она не видела, напали сзади. Ощущала только хриплое дыхание. Она услышала визг тормозов, затем ее еще немного протащили, бросили в овраг, оторвалась полоска скотча, которой ей заклеили рот…

Возможно, злодей все это время находился поблизости. Одному из патрульных показалось, что за деревьями кто-то пробежал. Трое бросились туда, светили фонарями, ворошили прелую листву, осматривали все канавы. Результат — нулевой, снова затоптали все следы. Зачистить весь лес у полиции не хватало сил — чаща бескрайняя.

— Всем в управление! — распорядился старший. — Пусть криминалисты утром колдуют, тут сам черт ногу сломит!

Минут через двадцать потерпевшую и свидетелей доставили в районное управление на улице имени 28-го партсъезда. Примчались заспанные оперативники, курирующие дело маньяка. Вновь опрашивались свидетели — супруги Бурмистровы, после чего их вежливо попросили написать «объяснительные». Привезли гражданку Скрягину — неряшливую, благоухающую перегаром мать-одиночку. Кто-то пошутил: мол, такие детей не воспитывают, хотят, чтобы они выросли достойными людьми. Мамаша ревела, как на похоронах, лобызала свое чадо, хрипела, что никогда такого больше не допустит. Потом взбесилась, призывая оставить в покое ее дочь, она не в состоянии давать показания! У полицейских чесались кулаки — подправить похмельную физиономию. Ничего полезного девочка не сообщила, как и свидетели. На просьбу составить фоторобот предполагаемого преступника Павел Николаевич нервно засмеялся, и супруга напрочь отказалась это делать. В час ночи в следственный отдел завалился майор Волынский Рудольф Валентинович — начальник управления, щеголеватый субъект сорока с небольшим лет. За глаза его звали «Рудольфо Валентино», хотя ничего провокационно-чувственного, в отличие от символа немого кино, в Волынском не наблюдалось. Он был уже в курсе событий.

— Ну, ты и герой, Павел Николаевич, — пожал он руку Бурмистрову. — Жалко, не поймали лиходея, но ладно хоть девочку спасли! — Он покосился на молодого полицейского, ждущего от свидетеля письменных показаний, поморщился: — Чего сидим, Семин, ждем у моря погоды? Иди, работай! — Когда тот удалился, майор сделал задумчивое лицо, прошелся по кабинету, извлек из шкафа две стопки, из кармана — плоскую бутылочку, подмигнул: — Давай, Павел Николаевич, пустая бутылка, как говорится, нерв бережет. Чисто так, для запаха, — и плеснул в рюмки, покосившись на супругу Бурмистрова: — Надежде Ильиничне не предлагаю.

— Да хоть и предложи, Рудольф Валентинович, — фыркнула женщина, — все равно не буду. Не пью, знаешь ли.

— Отлично, Наденька, нам больше достанется, — отозвался майор.

Мужчины выпили, подождали, пока усвоится. Затем — еще по одной, на чем, собственно, маленькая емкость и завершилась.

— Ладно, ребята, давайте по новой, что там случилось, — проговорил Волынский, закрывая глаза. Он слушал с отрешенным видом, качал головой, открыл глаза и с чувством глубокой скорби уставился на опустевший сосуд: — Да это просто эра глобального охренения какая-то…

Он пружинисто поднялся, подошел к стенду «Их разыскивает полиция» — в следственном отделе он висел на видном месте. Фото пропавших девочек расположились в ряд. Милые, с живыми глазками, большинство из вполне благополучных семей. Анечка Зосимова, Анжела Пустовая, Вероника Тюрина, Лиза Рябушкина. Три последние учились в средних школах Выжинска, первая пропала в августе — мама собирала девочку в первый класс. Крошка убежала из дома поздно вечером — за сбежавшим котом. До сих пор не нашли — ни ее, ни кота…

— А это кто, Рудольф Валентинович? — Бурмистров подошел к стенду и ткнул в отдельно висящий снимок. С фото, сделанного много лет назад, смотрел молодой человек с короткой стрижкой и правильными чертами лица. У него был хмурый взгляд, словно фотограф, решивший его запечатлеть, чем-то парню насолил.

— А, этот… — задумчиво проворчал Волынский. — Там подписано — Островский Андрей Дмитриевич. Ну, да, ты же новый человек в нашей обойме, не в курсе всех страстей. Долго ты у нас трудишься, Павел Николаевич?

— Больше года, Рудольф Валентинович. Перевели из Канска…

— Помню. Ты же у нас любитель резать правду-матку в глаза, — майор криво ухмыльнулся. — Эта история быльем поросла, в 2004-м приключилась. Островский — местный житель, у него мать до сих пор тут живет. Вроде нормальный был парень, в армии отслужил, вернулся в Выжинск, работал в лесничестве. Потом случилась эта мерзкая история в Катумском урочище… Молва худая об этой местности ходит — дескать, аномальная зона, чертовщина всякая творится, ведьмины круги, лешие, кикиморы, вся фигня… Ничего там такого, разумеется, нет, просто местечко мрачноватое, энергетикой напичканное — такие территории в тайге не редкость. В общем, приехали четверо чудиков из Красноярска — типа уфологов или что-то в этом духе. Бездельники, короче говоря, любители погоняться за сенсацией, высосанной из пальца. Решили туда сходить со своими приборами. А место глухое, без знающих людей там делать нечего. Ну, и сагитировали двоих местных — Артема Губаря и Лариску Луговец, они прекрасно эти места знали. Ушла вся банда и не вернулась. А когда пропала, народ давай волноваться, сформировали спасательную команду. Дошли практически до Катума, там Белянча на переломе протекает. Ну, и наткнулись у реки на шесть трупов. Тела раскиданы: кто на берегу лежит, кто в лесу, а одного и вовсе из воды вытаскивали — за подводную корягу зацепился. Умертвили страшно, словно и не человек это делал, а зверь какой. У одного шея скручена, другому грудь разбили, у кого-то сучок в горле застрял… Опера работали как проклятые. Версий было не счесть — от бытовых до самых накрученных. И мистику приплетали: мол, нечисть из урочища вышла и погубила всю компанию, чтобы не пускать ее в свои владения. И заброшенный военный объект на другом берегу Белянчи вспомнили, мол, с ним это может быть связано. А чего там связано — все разрушено и быльем поросло, только стены остались. И то, что сами повздорили и друг дружку поубивали. И что зэки беглые объявились и шлепнули всю камарилью. И шпионом один из них оказался — мочканул дружков, чтобы не сдали, да и самому не подфартило… Масса версий и гипотез, а победила элементарная: вот этот самый лесник прикончил их в порыве бешенства. Лариска Луговец была его девушкой, а перед тем, как уйти в поход, послала Островского к черту. — Майор усмехнулся: — Осерчал тогда хлопец и решил: мол, не доставайся же ты никому. Напал на лагерь, когда народ у костра сидел, — хотел одну Лариску, да что-то не срослось. Люди кинулись врассыпную, так он за каждым бегал и умертвлял, сила у парня немереная. А когда все сделал, начал следы заметать — он же лесник, прекрасно знает, как это делать. Вот и навел тень на плетень: мол, не было в тот день на Белянче посторонних, а гибель шестерых — промысел нечистой силы. Но он недолго запутывал следствие. Прибрали по совокупности улик, впаяли пожизненное…