Читаем без скачивания Таблетка от старости - Ирина Мясникова

– Слушай, Жеребов! – назвать бывшего супруга Димой или Сельдереем у Веры язык не поворачивался. – Поможет он мне! Ну, чем, скажи, ты мне можешь помочь?

– Советом. – Бывший муж преданно заглянул Вере в глаза. – И материально тоже могу помочь. Я ж не жадный.

Вера хмыкнула.

– Иди ты со своими советами. Ты, вон, уже мне как помог. – Вера обвела руками уже чужую пустеющую «дачку». – Двадцать лет моей жизни просрал. Убирайся к черту.

– Вер, ты не понимаешь. В медицине там такая конкуренция! Между своими, заметь. Скоро клиник этих и институтов красоты будет, как парикмахерских. В любом подъезде. У каждого врача своя клиника. А тут ты, откуда ни возьмись. Домохозяйка бывшая. Да тебя сожрут вместе с твоей клиникой.

– Небось подавятся, – смело заявила Вера, однако мысль, высказанная бывшим мужем, её насторожила. – Дело сделано. Отступать некуда.

– Как некуда? Еще как, есть куда! Ты ж еще можешь там в пансионате этом какой-нибудь гастрономический отель учудить. Для гурманов, например. А что? Да, к тебе гурманы валом повалят. Опять же журнальчик кулинарный на этой базе. Это ж золотое дно будет. Можешь меня взять в компаньоны. Я буду тебе сподвижником.

– Обойдусь, как-нибудь. – Вера вытолкала Дмитрия Ивановича Жеребова за дверь и задумалась: «А ведь он прав! Я же дело это только как потребитель, на своей шкуре испытала, а кухню-то изнутри и не знаю. Надо бы мне как-то сподвижниками и соратниками от медицины обзавестись. Но, где же их взять?»

Действительно, среди знакомых Веры Тихоновой медицинских работников не было. Ни одной штуки. Но Вера решила, что будет идти намеченным курсом, а сподвижники с соратниками как-нибудь организуются в процессе и, самое главное, все будет хорошо! Ведь все, что ни делается, обязательно происходит к лучшему.

– Вот, помнится, лежу я на пляже в Ялте, мне двадцать три, а вокруг военные. – Эльвира Викентьевна при этих словах аж зажмурилась.

Видимо вспомнила, как хорошо быть молодой, красивой и лежать на пляже. А, может, припомнила какого-нибудь особо выдающегося военного.

– А я где в это время была? – поинтересовалась Шура.

Конечно, она не хотела испортить матери настроение, но по тени, пробежавшей по прекрасному лицу Эльвиры Викентьевны, поняла, что именно это она своим вопросом и сделала.

– Как где? – Эльвира Викентьевна на секунду задумалась. Даже попыталась сосредоточенно нахмуриться, но безукоризненный лоб, напичканный ботоксом и рестилайном, не поддался. – Вспомнила! Свекровь, бабушка твоя приехала и увезла тебя к себе. Ну, в Сибирь!

– Из Ялты в Сибирь? – ахнула Шура.

– Почему из Ялты? – удивилась Эльвира Викентьевна. – Из Ленинграда. Это я в Ялту потом уже поехала.

Действительно, ну, почему не полежать на пляже, пока маленький ребенок так удачно устроен в Сибири. Сибирью в семье назывался бабушкин дом в пригороде Новокузнецка на берегу реки Томь. Надо сказать, что эту Сибирь Шура помнила хорошо. Огромный участок с садом и огородом, спелые чуть сладковатые помидоры «бычье сердце», невероятных размеров малина, яблоки, падающие в траву с глухим стуком и удивительно свежий запах близкой реки. Помнила Шура и большой бабушкин дом, и пианино «Красный октябрь», на котором никто не умел играть. Пианино Шура запомнила лучше всего, потому что на нем лежала белая кружевная салфетка, на которой выстроились в ряд маленькие белые слоники. С этими слониками Шура очень любила играть. Со слониками и с шахматами. Шахматы у бабушки тоже были выдающиеся: у каждой фигуры имелось свое лицо. Вообще, вещи в бабушкином доме всегда казались Шуре невероятно красивыми. И пузатый буфет с посудой тончайшего фарфора и сверкающим на солнце хрусталем, и огромный платяной шкаф с зеркалом до самого пола, и диван с валиками вместо подлокотников, и круглый стол с кружевной скатертью под большим абажуром, и бабушкина кровать с кучей подушек и кружевной накидкой, и красный ковер на стене у этой кровати. Правда, Эльвира Викентьевна во время своих редких молниеносных визитов в бабушкин дом обзывала эту красивую обстановку мещанской и безвкусной. Но так как Шура редко в чем соглашалась с матерью, воспоминания о времени, проведенном в бабушкином доме, у нее были очень даже приятные. Еще бы! Ведь кружевная накидка с подушек легко превращалась в пышную юбку, а надетая на голову салфетка из-под слоников делала Шуру настоящей принцессой, ну, или артисткой. Маленькая Шура могла часами вертеться перед зеркалом в этом наряде, изображая из себя то знаменитую певицу, то балерину, то телеведущую программы «Время». А еще Шура любила музицировать. Для этого она надевала себе на шею парадно-выходную бабушкину крепдешиновую юбку, садилась к пианино и задумчиво перебирала клавиши, тихо подпевая себе под нос нечто невразумительное. Ни дать ни взять, великая певица Алла Борисовна Пугачева в процессе сочинения новой замечательной песни. Бабушка после этих Шуриных музыкальных выступлений всегда говорила родителям, что ребенка необходимо обучать музыке. Ну, да кто ж её послушает, бабушку?

Насколько Шуре было известно, опять же с бабушкиных слов, та регулярно забирала Шуру к себе, чтобы Эльвира Викентьевна могла спокойно без помех закончить институт, который бросила после встречи с Шуриным отцом и последующим рождением Шуры. Однако из этой идеи почему-то ничего не получилось, и высшее образование для Эльвиры Викентьевны осталось чем-то недостижимым, да в принципе не очень-то и нужным.

– Ну, вот, сбила меня с мысли, как всегда! О чем это я говорила? – Эльвира Викентьевна укоризненно посмотрела на дочь.

– Лежишь ты на пляже в Ялте, а вокруг военные, – напомнила Шура и подперла щеку рукой, приготовившись услышать нечто необыкновенное. Такое интересное начало требовало не менее интересного продолжения.

– К чему же это я? – удивилась Эльвира Викентьевна. – Ах да! Тебе срочно пора замуж. Желательно за военного. Они люди удивительно дисциплинированные.

– Хорошо, так и сделаю, – согласилась с матерью Шура и живо представила, как хорошо будет командовать дисциплинированным военным. Она оглянулась по сторонам, как бы высматривая подходящего военного, но военные, как ни странно, отсутствовали. Наверное, попрятались, тоже представив, как ими собираются командовать разные предприимчивые дамочки.

– Может, в Ялту съездить? – ехидно поинтересовалась Шура у матери.

– А хоть бы и в Ялту! – огрызнулась Эльвира Викентьевна. – Надо будет Петровичу сказать, чтобы подобрал тебе кого-нибудь подходящего.

Петровичем Эльвира Викентьевна называла своего супруга, Шуриного отчима. Причем произносила она это «Петрович» непременно с легким акцентом, как Любовь Орлова в фильме «Цирк». Примерно так – «Пьетрофич». Следом за Эльвирой Викентьевной и Шура тоже стала звать отчима «Пьетрофич», да и Пьетрофич сам похоже привык к такому своему имени.

При словах матери о том, что Пьетрофич подберет ей кого-нибудь подходящего, в голове у Шуры тут же сама собой сложилась картина, как всемогущий Пьетрофич открывает какой-то волшебный сундук, в котором сложены потенциальные женихи для Шуры, и начинает их задумчиво перебирать.

– Мне бы лучше не военного, а бизнесмена, – заныла Шура. – Олигарха какого-нибудь, чтоб побогаче. Лучше всего нефтяного магната. Как думаешь, жена магната – это магнатка?

– Балда ты, Шурка! Ну, в кого ты такая балда уродилась? – Эльвира Викентьевна щелкнула дочь по лбу.

– Все плохое, что во мне есть, это от отца, а все хорошее – от любимой мамы, но этого хорошего чрезвычайно мало, – со вздохом печально доложилась Шура.

– Действительно, вся в эту бездарность, ну, хоть ногами в меня и то хорошо! – Эльвира Викеньевна отхлебнула кофе, слегка отодвинулась от стола и положила ногу на ногу, явив окружающим легкомысленную короткую юбку и свои совершенные колени.

Великолепная Эльвира Викентьевна никогда не называла Шуриного родного отца иначе, как «эта бездарность». Конечно, изначально он свою бездарность тщательно маскировал, а то, как бы Эльвира Викентьевна за него замуж вышла? Да ни за что! Эльвира Викеньевна была девушкой не только чрезвычайно красивой, но и весьма рассудительной. Опять же родом она была из очень и очень приличной семьи. Ее родители регулярно чего-то строили где-то заграницей. А из таких семей девушки, как известно, за кого попало, замуж не выходят. Так что Эльвира Викентьевна выходила замуж вовсе не за бездарность, а за очень перспективного кандидата наук. Не просто за какого-то младшего научного сотрудника или ассистента, а за доцента, успешно работающего над докторской диссертацией, то есть без пяти минут профессора и заведующего кафедрой. А там и до декана, а то и вовсе до ректора просто рукой подать. Отцовская же «бездарность» проявилась уже гораздо позже, когда сразу после защиты докторской, ему предложили возглавить кафедру в университете, но не Ленинградском, а Омском. Ему предложили, а он взял да и согласился! Ну, разве не бездарность? Умные люди кафедрами в Москве и Ленинграде заведуют, поэтому «бездарностям» разным только и остается по провинциальным университетам штаны просиживать. Ехать в Омск с мужем Эльвира Викентьевна категорически не собиралась. К тому времени она уже от души плюнула на высшее образование и украшала собой секцию мужской одежды в «Пассаже», самом красивом универмаге города Ленинграда. И не только Ленинграда, а, можно сказать, и всей страны.