Читаем без скачивания Оазис Сехмет - Владимир Александрович Андриенко

Ливийцы зашептались между собой:

— Кто это такой?

— Большой человек из храма Амона.

— Что нам за дело до их Амона? — задиристо заявил другой совсем пьяный ливиец. — За нас постоит богиня Нейт!

— Тише! Он может нас услышать. Нейт далеко, а храм Амона с его чудесами рядом! Вы слышали, как недавно один наемник из Нубии, напившись пьяным, высказался о жрецах Амона? Нет? На следующее утро его нашли в комнате мертвым.

— Мертвым?

— А что с ним стало?

— Проклятие Амона! Оно поражает как острый меч. И нет от него пощады. А этот жрец лишь шевельнет пальцем и на наши головы могут обрушиться многие беды. Похуже той, что свалилась на нубийца.

— Да сохранят нас боги от подобной напасти.

— Хорошо, что он пришел не из-за нас. Сразу видно ему кто-то нужен. А этого пьяного дурака стоит отправить отсюда, пока он не навлек на всех нас беду…

* * *

Офицер фараона Эбана также заметил пришедшего и поднялся со своего стула. Он оставил своих солдат гулять самих.

— Я должен вас покинуть, — сказал он.

— Этот жрец тебя знает? — спросил Харати. — Я могу сопровождать тебя.

— Не стоит переживать по поводу этого человека, Харати. Он друг.

— Как знаешь.

— Пейте без меня, друзья. Я должен уйти. Жду вас завтра в порту. И смотри, Харати. Не вздумай ввязаться в драку. Иначе нам всем будет плохо.

— Все будет хорошо, Эбана. Я не дам нашим людям так напиться.

— Смотри, Харати! Ливийцы могут сами вас задеть. А когда меня не будет рядом, ты способен сорваться.

— Я сдержусь, господин! В этот раз драки не будет. И наши люди будут смирными…

* * *

Эбана подошел к человеку в темной накидке, и они вышли из винного погребка.

— Брат! Я так давно не видел тебя! — сказал Эбана и обнял Ити.

— Эбана! Я рад, что ты жив! Мне рассказывали, что ты стал глупо рисковать.

— Я военачальник фараона, брат.

— И потому твоя жизнь еще нужна стране Кемет5, Эбана.

— А где был ты, Ити?

— Я? — Ити удивился вопросу брата. — А с чего ты взял, что я покидал Фивы?

— Я трижды ходил справляться о тебе в храм Амона.

Ответ еще больше удивил жреца:

— И кто сказал тебе, что я не в городе?

— Никто. Я сам сделал такой вывод, брат.

— Вот как?

— Я хорошо тебя знаю, Ити. Мы росли вместе. На второй день месяца Фаменот ты всегда бывал у алтаря матери Исиды. Я ждал тебя у храма богини, но тебя не было в день праздника. Отсюда вывод, что мой брат не в Фивах.

— Ты прав, Эбана. Я был на севере, брат мой.

— Ты был во владениях гиксов? — спросил Эбана.

— Да.

— Но там опасно, брат. Над нами, по-прежнему, висит смертный приговор. Якубхер все еще жив.

— Он уже в немилости при дворе великого гика. Но обо всем по порядку. Сейчас ты пойдешь со мной, брат.

— С удовольствием, Ити. Мы пойдем к тебе?

— Нет. Во дворец фараона.

— Во дворец? — удивился Эбана. — Но меня не приглашали на совет фараона.

— Уже пригласили. Наш повелитель Камос желает видеть на совете не только высших военачальников, но и командиров полков.

— Там что-то готовится? — догадался Эбана.

— Возможно. Мой господин приказал мне привести тебя.

— Великий жрец Амона?

— Ты знаешь, кому я служу, брат мой. Ты стал воином, а я жрецом великого бога Солнца. И я только начал подниматься по лестнице успеха, брат.

— Ранее ты часто твердил о несправедливости мира. Теперь ты так не думаешь?

— Нет, — ответил Ити. — Я уже не тот глупый юноша, который делил мир на черный и белый. В стране Кемет все совсем не просто, впрочем, как и в других странах. Но не стоит тебе рассуждать про такое, брат. Ты воин, а не жрец. Такие мысли не для тебя. Думай о битвах и походах.

— Я понял, Ити. Не стану больше говорить о том, в чем мало понимаю.

— Вот и хорошо.

— Скажи, брат, что будет во дворце?

— То, чего ты так желаешь. Камос попытается начать войну с гиксами.

— Слава богам! — вскричал Эбана.

— Я сказал, что он попытается это сделать, а не сделает.

— Но раз фараон решил, то так и будет!

Они вышли к широкой улице, где их ждали носилки Ити. Их несли шесть дюжих рабов, которые были собственностью великого фиванского храма бога Амона…

* * *

Тронный зал большого дворца фараона Юга.

Большой совет фараона.

У молодого фараона широкое лицо, выступающие скулы, большой изогнутый нос и высокий лоб. Он силен и обладает фигурой настоящего воина.

Камос живет только ради войны. Её завешал ему отец, и он готов отдать жизнь битвам и осадам. Новый владыка Юга не зря читает старые египетские папирусы о военном деле и списки, присланные из Междуречья, о войнах тамошних царей.

Расшитые золотыми нитями рубаха и юбка плотно облегают фигуру фараона. На его голове традиционная Белая корона Юга — Хеджет. В центре лба золотой гриф — символ великой богини Нехбет, чей культ был в Египте одним из древнейших, ибо Нехбет являлась богиней-защитницей еще во времена Древнего царства, и, как утверждали жрецы, первым знак грифа поместил на корону великий царь Хасехемуи полторы тысяч лет назад.

В руках Камос сжимает знаки власти — посох и плеть.

У трона застыли десять храбрецов фараона, готовых по его приказу на все. Они сжимали в руках украшенные золотом боевые топоры. На каждом воине богатый калаф с полосатым назатыльником, и каждый имеет на теле знак фараона.

Перед владыкой Верхнего Египта стоят многочисленные знатные люди Фив, представители подвластных фараону номов, военачальники, чиновники, жрецы.

Великий жрец Амона в белом одеянии с посохом в руке замер в окружении двадцати жрецов своего храма. Он внимательно осмотрел зал и понял, что сегодня фараону не добиться того, чего он хочет. Жрец Амона хорошо знал мысли чиновников и вельмож, которые окружали трон.

Недалеко от трона стоит Потифер, вельможа и хранитель сокровищницы Белого Дома, первый казнохранитель фараона Камоса. Его окружают те, кто желал сохранить в незыблемости систему, что сложилась в Фивах. Им не нужен сильный и властный фараон. Им нужен первый среди равных. И для этого они не желают окончательно избавляться от великого гика.

За группой вельмож Потифера Минос, великий надсмотрщик над войском, ему подчинялись все воинские подразделения кроме «храбрецов фараона», которые выполняли приказы лишь самого Камоса. Он всей душой желал поражения гиксам, но опасался последствий будущей войны. Он