Читаем без скачивания Русский фронтир - Алексей Волков

«Святой Антоний» был обычным торговым кораблем, но, как и на каждом корабле, в его трюмах имелись ружья и тесаки. Не бог весть что против артиллерии, но если дело дойдет до рукопашной, то еще неизвестно, чья возьмет вверх.

– Никакого оружия! – замахал руками Горбатов. Он словно пробудился от спячки и теперь кипел энергией. – Они не посмеют напасть на русский флаг! Это просто недоразумение! Главное – не дать им прямого повода к нападению, а там они сами уберутся на все четыре стороны! Все ясно? – И проревел опять: – Спустить паруса!

На этот раз его приказание было выполнено. Не быстро – простые моряки стали сомневаться в своем капитане, – но все-таки большинство из них просто не верили во что-то плохое.

Шхуна приблизилась и легла в дрейф напротив. Ее пушки продолжали смотреть на замерший галиот, предостерегая его команду от глупостей. Две шлюпки, переполненные людьми так, что вода едва не доходила до бортов, медленно двинулись от пиратского судна к возможной добыче.

– В самом плохом случае они все равно не смогут перегрузить весь груз, – тихо заметил Горбатов.

Он нервно потирал руки, поминутно снимал треуголку, чтобы тут же напялить ее опять, и вообще производил впечатление до крайности взвинченного человека.

– Михайло Семеныч! Их же чуток больше нашего, а то и меньше! – Позабыв всякую субординацию, Блохин в два прыжка оказался на шканцах. – Прикажете – мы же их всех в воду сбросим! Ружья есть, так неужто не отобьемся?

– Пашка! Батогов захотел?! – зловеще вопросил Горбатов. – Кто тут хозяин?

– Может, и в самом деле… – не слишком уверенно произнес чиновник. Как-то не очень хотелось ему оказаться вдруг посреди морских разбойников. И еще меньше хотелось оказаться в гуще боя, к тому же ограниченного корабельной палубой с торчащими мачтами, многочисленными веревками (не следует забывать, что Чубаров был человеком сугубо сухопутным), бочками и многими иными предметами. Мало ли чем тогда все закончится? Еще дадут залп, да и отправят вместе с судном на корм диковинным морским рыбам!

Первая шлюпка уткнулась в низкий борт галиота, и пираты проворно стали карабкаться на палубу, с поразительной ловкостью цепляясь за все, что попадется под руку.

Вид у разбойников был грозным. Одетые в самые разнообразные лохмотья, обросшие, бородатые, с серьгами в ушах, вооруженные пистолетами, кортиками, а кто и топорами, они отнюдь не производили впечатления людей, способных уважать флаг, чужие жизни и вообще что-либо в мире, кроме разве что главаря.

Один из пиратов, влезая, требовательно протянул руку, ожидая помощи от торговых моряков. Стоявший ближе всего матрос вместо этого сделал шаг назад, не препятствуя, согласно приказу шкипера, но и не помогая.

Пират что-то грозно прорычал, с некоторым трудом перевалился через фальшборт, после чего резко выхватил кортик и полоснул матроса по животу.

Короткий вскрик боли заставил команду галиота окаменеть. В противоположность морякам вид крови опьянил пирата. Он рубанул оказавшегося на пути матроса по плечу и сразу бросился на следующего.

Стоявший неподалеку Блохин опомнился первым. А может, проснулся дремавший дотоле инстинкт бойца. Здоровяк просто схватил нападавшего за одежду, приподнял его и бросил прочь с палубы.

В коротком полете пират зацепил очередного карабкающегося на борт товарища. Оба с криком рухнули в воду, и в следующий момент на палубе вспыхнул короткий яростный бой. Время было бездарно упущено. Команда «Святого Антония» оказалась безоружной, разве что у одного-другого с собой был складной морской нож, но много ли он может против кортиков и абордажных топоров? И матросы дрались голыми руками.

На квартердеке было пока тихо. Здесь находились только шкипер, чиновник да рулевой, и все они застыли, еще не осознав необратимости случившегося.

Первым опомнился титулярный советник. Он вскрикнул и бросился вниз. Нет, не в схватку, но иной путь в каюту, через имевшийся в кормовой надстройке люк, просто не пришел ему в голову.

Грохнул выстрел. Чубаров схватился за грудь и вместо нормального спуска покатился с трапа прямо под ноги сражающимся. Его тело еще шевелилось, да только никому уже не было дела до какого-то чиновника.

Основные события на судне развернулись вокруг Блохина. Часть матросов уже валялись на палубе, некоторые покорно опустились на колени, и лишь гигант упорно не желал сдаваться. Ему удалось оторвать от фальшборта доску, однако она с легкостью переломилась о чью-то голову, и дальше вновь пришлось действовать кулаками. Но кулаки были пудовыми, пользоваться ими Блохин умел, и не один пират, столкнувшись с ними, улегся на палубе, а то и полетел за борт. Сам матрос был уже несколько раз ранен и только в горячке боя не замечал льющейся из порезов крови.

Вид рассвирепевшего матроса был настолько ужасен, а удары его настолько сильны, что еще было не ясно, чем закончится потасовка. Но грянул выстрел, за ним – еще один и еще… Пираты стреляли в спину, боясь оказаться перед грозным противником лицом к лицу, и только свинец положил конец отчаянному сопротивлению.

Несколько пиратов уже карабкались наверх к последнему незанятому ими куску галиота, и Горбатов потянул руки вверх в универсальном и понятном всем жесте.

Перед ним встал чернобородый мужчина, судя по приличному виду – главарь нападавших.

– Это русское судно, и я протестую против его захвата, – не слишком уверенно произнес шкипер на английском. – Вы не имеете права…

– Имеем. Мы – корсары Мексиканской республики и не допустим к своим землям никаких захватчиков или их пособников, – на том же языке ответил бородатый, после чего обратился к своим подчиненным, но не на испанском, а на французском языке: – Всех связать и выкинуть за борт. Судно заберем с собой.

Французского Горбатов не знал и грядущей судьбы не понял. Вплоть до того момента, когда его, со связанными за спиной руками, без лишних церемоний подтолкнули к борту и одним рывком отправили прочь. Прямо в теплые воды.

– А гигант еще жив, – заметил капитану один из пиратов, занимающихся уничтожением живых улик. – Может, оставим?

Чернобородый раздумывал недолго. Как и большинство его людей, он не испытывал особой злобы к конкретным морякам. В этом же случае он испытывал определенное уважение к человеку, сумевшему несколько проредить его экипаж. Такого неплохо иметь в числе своих людей, тем более кто же откажется, когда выбор настолько прост?

– Заберем его с собой, – распорядился чернобородый. – Выживет – его счастье.

Остальные моряки, живые и мертвые, один за другим отправились кормить рыб. Десятка полтора пиратов остались на захваченном судне, чтобы следовать на нем в укромный уголок, где можно будет поделить добычу. А что до прочего – море умеет хранить и не такие тайны.

А иногда – не хранит, и они выплывают на свет божий. Но это уж когда как…

2

Степь напоминала ту, что лежала на южных рубежах России. Такая же бесконечная, тянущаяся во все стороны, куда ни кинешь взгляд, едешь – и не видать ни конца ни края. Только с дорогами в здешних местах было заметно хуже, хотя край давно считался обжитым и населенным. Зато – воля! Хоть основывай Чоку, ту самую республику, о которой так сладко мечталось в юности перед самой войной. Да и теперь порою хочется осуществить не столь далекую мечту и оказаться в царстве всеобщей свободы. И даже не надо никакого Сахалина, где первоначально планировалось основать новое государство. Вот она, бескрайняя земля вокруг. И далековато до всевозможных столиц. И даже войск, на которые опираются властители всех времен, тут до крайности мало. Практически нет, и потому сейчас лучшее время для осуществления любых планов.

Впрочем, жителей тоже не густо. Можно ехать несколько дней, прежде чем встретишь какое-нибудь ранчо или асиенду. Лишь степь да степь…

Но одно дело – мечты, и другое – служба. Приятно предаться грезам в свободное время или, как сейчас, в бесконечной дороге, на практике же в первую очередь необходимо выполнять поручения, да и с кем основывать новое государство?

Муравьев вздохнул. В двадцать три года мир видится иначе, чем в семнадцать, и начинаешь понимать, что для изменений маловато нескольких преданных друзей одного с тобой возраста. Помимо прочего, требуется имя. Кто он такой? Всего лишь капитан гвардейского генерального штаба. Вот если бы во главе стал граф… Наместник края, территорией превосходящего любую европейскую страну, пользующийся заслуженным авторитетом не только в далеком Петербурге, но и здесь, Николай Петрович вполне мог совершить даже невозможное. Вернее, уже совершал не раз и не два. Но вот захочет ли в этом случае?

Справедливости ради, осколки прежней мечты редко посещали Муравьева. Так и сейчас – промелькнули и исчезли, сменившись приятным воспоминанием.

В Сан-Антонио на какой-то улочке его коляска разминулась с другой. Вроде бы обычное дело, оно и заняло-то секунды. Но почему же порою вспоминалась девушка, гордо восседавшая во встречном экипаже? Всего лишь на миг сошлись взгляды, и вот теперь вновь перед внутренним взором офицера возникли темные, словно беззвездная ночь, глаза на непривычно-смуглом очаровательном лице. Черты лица виделись смутно, как сквозь толщу воды, и лишь глаза тревожили душу, не давали покоя.