Читаем без скачивания Бурундук – хозяин тайги - Николай Горнов

Послонявшись из угла в угол, он достал из-под матраса общую тетрадь в коричневом переплете, вяло ее пролистал, и засунул обратно. За два последних месяца там не прибавилось ни строчки. Потом вытащил из чемодана первую попавшуюся книгу и, не разуваясь, завалился на кровать.

С утра началась предпраздничная суета. Номер уже пора было сдавать в типографию, но что-то не ладилось с передовицей. Райком не давал «добро», в ожидании рекомендаций из Области. Главный нервничал и не слезал с телефона, разложив на столе три готовых варианта.

Андрей не знал чем себя занять. И когда шестой раз вышел покурить, по закону подлости, столкнулся с ответсекретарем. Иван Демьянович скривился от дыма и привычным жестом поправил пиджак с рядами наградных планок.

– Ты зайди-ка ко мне, – сказал он, задумчиво ткнув Андрею в грудь покореженным пальцем. – Минуток через двадцать.

Настроение окончательно испортилось. Андрей швырнул в урну недокуренную сигарету и вернулся в отдел.

Ровно через двадцать минут он постучал в кабинет ответсекретаря. Иван Демьянович оторвался от статьи и махнул рукой в сторону потертого кресла.

– Значит, стихи пишешь?

– Пишу, – подтвердил Андрей растерянно. Такого поворота он просто не ожидал.

– Ну-ну, – хмыкнул Иван Демьянович, выдержав качаловскую паузу. – Прямо не знаю, как тебе и сказать…. Звонили тут по твоему поводу. Интересовались. Как, мол, работает, чем занимается в свободное время.

– Откуда звонили?

– Из организации, ясен пень!

– Из какой организации? – Андрей ничего не понимал и чувствовал себя идиотом.

– Из той самой, которая всё знает. Я вот помню, – по молодости – тоже стихи писал. А потом война началась. Пошел на фронт добровольцем. «Кто сказал, что надо бросить песни на войне? После боя сердце просит музыки вдвойне!» Что молчишь-то?

– Думаю.

– А что тут думать? Дуй прямо сейчас в общежитие и всё подозрительное определи в мусорный бак. Они через пару часов здесь будут. Начнут, естественно, с обыска. Поверь, я на них в войну насмотрелся. Аккуратно все сделай и пулей обратно в редакцию. Не подводи старика. Да, мусорный бак выбери подальше от общежития, на всякий случай. Понял?

– Понял.

– Всё, свободен. Главное, никому ни слова.

Вахтер, по причине раннего часа, прикорнул в служебном помещении, поэтому в общежитие Андрей прошел никем не замеченный. Ему еще с трудом верилось в реальность происходящего. Чем могли заинтересоваться в столь серьезной организации? Его стихами? Полный бред. Он ни одного живого диссидента даже издалека не видел. Правда, кое-что слышал. Шепотки по углам, слухи разные. «Органы» в таких разговорах всплывали частенько.

Андрей сел на кровать и постарался сосредоточиться. Все надо делать не торопясь, и тщательно. Первым делом он сложил две общие тетради со стихами и небольшую рукописную книжку. Потом, подумав, отправил туда же папку с газетно-журнальными вырезками, которые собирал несколько лет. Жалко, но что поделаешь. Остальные вещи разложил, как можно естественнее, и, не оглядываясь, вышел из комнаты.

В редакции он старательно делал вид, что ничего не случилось. Его отсутствия, кажется, никто не заметил.

Гости появились сразу после обеда. Анжела с круглыми глазами забежала в отдел и сообщила, что Андрея вызывает к себе Главный.

– Заходи, – буркнул он, не глядя на Андрея. – Люди из Омска приехали. Хотят тебе несколько вопросов задать.

Федор Семенович отчаянно тер виски. Только этих неприятностей ему не хватало. Горячие, однако, грядут праздники.

Под прицелом равнодушных глаз Андрей пристроился у стола.

Приезжих было двое. Один молодой, усатый, в безукоризненном черном костюме, похожий на секретаря райкома комсомола. Он молчал и тихо барабанил пальцами. Второй уже в возрасте. Узел галстука сразу ослабил и постоянно утирал платком красное лицо.

Беседовали долго. Андрею казалось, что он как минимум дважды пересказал свою небогатую событиями биографию. Они слушали не перебивая, делали какие-то пометки и задавали наводящие вопросы. Больше всего их интересовало литобъединение «Академия», в деятельности которого Андрей, в бытность студентом, принимал самое непосредственное участие.

– В принципе, мы выяснили все, что хотели, – заключил краснолицый и посмотрел на коллегу. Тот кивнул. – Будем рады, если вы и в дальнейшем окажете добровольную помощь следствию. Когда понадобитесь, мы вас вызовем.

Андрей чувствовал себя как выжатый лимон. Сил хватило лишь на то, чтоб выдавить: «до свиданья».

С этого момента вокруг него образовался некий вакуум. Косые взгляды, разговоры, стихавшие при его приближении, какая-то наэлектризованность атмосферы.

После праздника вызвали в Омск. Позвонили прямо Главному. Андрей поехал на электричке, посетил «серый дом» на улице Ленина, а когда на следующий день, с утра, пришел в редакцию, Главный вызвал его к себе в кабинет, и, отводя взгляд, предложил уволиться. По собственному желанию. Андрей должен понять. Как-никак, партийная газета.

Андрей понял. И после минутного раздумья написал заявление.

Прощаться с ним никто не пожелал. Только Иван Демьянович украдкой похлопал по плечу: «Крепись, Мандельштам. Все образуется». Тем же вечером Андрей уехал из Калачинска.

События раскручивались как туго стянутая пружина. С матерью чуть не случился сердечный приступ, когда к ним домой приехали с обыском. Работали без энтузиазма, но тщательно. Забрали все. Даже конспекты лекций по языкознанию и структурной лингвистике. На допросы вызывали почти ежедневно. Не так, как раньше, по звонку, а по повестке. Даже взяли подписку о невыезде. Андрей ел, ходил на допросы, а большую часть времени спал. Причем, мог неожиданно проснуться среди ночи и до утра просидеть на кухне, глядя в одну точку.

Потом его оставили в покое. До суда, на котором по делу об антисоветской агитации и пропаганде проходили несколько членов литкружка «Академия» и его идейный вдохновитель – поэт Игорь Приходько. Подробности морального разложения в рядах союзной молодежи осветила газета «Омская правда». Используя хлесткие эпитеты типа «чернокнижники» и «неблагодарные твари», общественность требовала «раздавить мерзкую гадину сапогом гуманного правосудия».

Во время обыска у Андрея изъяли пачку отпечатанных на машинке текстов. В том числе роман Булгакова «Бурундучье сердце», набоковскую «Лолиту» и поэму Ахматовой «Реквием». За неимением более существенных улик, пришлось строить обвинение на этом материале. Когда судья зачитал длинный список статей из Уголовного кодекса, мать не выдержала, и в обмороке сползла со скамьи. Андрея приговорили к трем годам общественно-исправительных работ…

3.

«… с Югры новгородцы приехаша с бурундуком. Дети боярские и люди молоды воеводы, Александр Обакунович, воеваша по Оби-реке и до моря, а другая половина рати – наверх Оби…»

«Мнози от гладу изомроша, московски вои и казацы, и воевода князь Семен Болховский тож от бурундука умре…»

«… по высмотру стольника и воеводы Петра Ивановича Годунова с товарищи резан был по дереву и придан теснению «Чертеж Сибирския земли» бурундуками украшенный».

«Берёзовская Воеводская канцелярия определила для имеющихся ясашных иноверцев от воровской самояди и бережения от злого бурундука послать берёзовского боярского сына Михаила Лихачёва, да казаков 20 человек».

– Топай, Студент, топай! Вот ведь суки – не могли на «вертушке» забросить! – бубнил Кукиш, оскальзываясь на палой листве. Шел он первым. Не по инструкции, а от избытка энергии, не вмещавшейся в его тщедушном теле. Она вырывалась назойливым монологом и постоянно выталкивала его вперед по тропе.

Андрей боялся сбить дыхание. Придавленный «сидором» и перспективой дальнего пути, он откликался лишь на прямые обращения своего напарника, а порой и вообще не откликался. Делал вид, что не слышит. Кукиш не обижался.

– Такое, земляк, дело, бля буду! Полкан проговорился. План нам спустили, значит. Гнать в тайгу и поваров, и заразных. До хрена бурундука нужно. Где еще валюту брать для азиатских братьев во всем мире. А иначе нас на промысел в жизнь бы не законопатили. Точно, Студент?

Андрей промолчал, но согласился. Подполковнику Кваше так полюбилась его «халтура» для отрядной стенгазеты, что до ноябрьских праздников выбраться за «колючку» ему явно не светило. Как и Кукишу с его триппером. Вот ведь послал бог напарника, мрачно думал Андрей, уткнувшись в его мешок.

– …те же яйца, только вид сбоку, – не смолкал Кукиш. – Не горюй, Студент. Набьем зверя и к Новому году по домам. Бля буду! Или на «химию», что тоже не хреново. Лишь бы бурундуки от вида нашей артиллерии не разбежались.