Читаем без скачивания Нельзя же все время смеяться - Наталья Уланова

В раковине отмораживалась курица.

– Ну ты совсем не видишь, что делаешь! – возмутилась мама.

– Да я руки чуть не обжёг…

– Надо было эту штуковину побольше сделать!

– Побольше…побольше… В следующий раз сами делайте.

– Виктор!

– Вот, чуть что – сразу Виктор! Как будто нельзя Бяшей назвать.

Мама и вправду обычно звала папу каким-то странным именем «Бяша», на которое он с удовольствием всегда отзывался.

– Бяша-Вяша… Мордва чувашская… У вас всё не как у людей.

– Ну да, лишь бы у вас всё по-людски было.

Алина недоуменно переводила взгляд с одного на другого и мало, что понимала. Особенно её обеспокоило странное мамино определение «мордва чувашская». У неё аж душа похолодела от предположения.

Алина внимательно осмотрела папу, спокойно продолжающего взбивать крем, который с каждым взмахом руки становился всё белее и воздушнее. И его еще сильнее хотелось попробовать.

Внешне папа оставался таким же, каким был вчера и задолго до того… Совершенно никаких изменений. И тогда Алина поняла. Она в ужасе зажала рот ладошкой, но восклицания всё же не удержала. Родители разом оглянулись на нее и застыли с вопросительными лицами.

– А-а-а-а-а, – это протяжное «а» никак не останавливалось.

– Алиночка, что с тобой? – тревожно спросила мама.

А папа отложил кастрюлю в сторону. Он, поняв, что этот ужас чем-то связан с ним, с опаской ощупал себя, осмотрел, но ничего странного не заметил.

– Мамочка, а у нас что… папа не русский?!

– Как не русский? С чего ты взяла? – искренне удивилась мама.

– Русский я, русский. Точно!

– А чего тогда мама говорит «чуваш мордвин»?

Родители рассмеялись.

– Ну так это просто… К слову…

Они еще раз переглянулись между собой одним им понятным взглядом.

Алина тоже выдохнула. Она не представляла, как, окажись её предположение правдой, встанет перед всем классом и на вопрос учительницы: «Кто ты по нации?» больше никогда не сможет гордо ответить: «Я – русская!»

…

Это было вчера.

А сегодня нужно было надевать это чёртовое синее платье. Которое всё в кошачьих зацепках. А как его такое надеть? А главное, как явиться в таком виде к маме. Ведь это её любимое платье. Прям гордость…

– Алина, ты чего так долго? – послышалось из кухни. – Иди бокалы ставь на стол. Только протри их сначала.

Алина надела платье. В комнате было темно, но глаза, привыкнув, всё прекрасно различали. Она подошла к зеркалу, осмотрела себя.

«Вроде не видно. Вот бы везде такой свет был… Мама ничего бы не заметила…»

Она решила весь вечер держать руки, скрещенными на груди. И всячески уворачиваться от маминого прямого взгляда.

Тут в дверь постучали. Это пришли гости. И ничего иного не оставалось, как выходить в люди.

Корниловы – главные гости – приятные добродушные люди, с которыми вот уже не один десяток лет тесно дружили родители – вошли как всегда шумно, весело, с громкими поцелуями, крепкими объятьями, цветами, подарками, звякнувшими бутылками, баллонами с маринованными огурцами и помидорами, и самое главное – с собственноручно приготовленным тортом. Алина не раз слышала историю, судя по которой именно они познакомили когда-то её родителей, и именно им они вроде обязаны тем, что так хорошо сегодня живут.

– А я вас тоже удивлю, – загадочно улыбнулась мама.

А Корниловы лишь снисходительно усмехнулись. Вроде: ну-ну, удивляйте, не возражаем. Вот только чем?

Им принадлежало неминуемое первенство в приготовлении различных кулинарных изысков.

Алина, перехватив это снисхождение, внутренне напряглась и подошла к буфету, застенчиво показывая пальчиком на блюдо с пирожными.

Корниловы деланно восхитились и стали рассаживаться каждый по своим законным местам за столом. Что явилось еще одним показательным отражением долгих лет их тесной дружбы и совместно отмечаемых праздников со строгим и справедливым чередованием: «Сегодня мы у вас, а завтра вы к нам».

За столом было вкусно, шумно и весело. Забили куранты, куда-то улетела пробка от шампанского, взрослые звякнули бокалами и под гимн Советского Союза встретили новый тысяча девятьсот семьдесят восьмой год. Дети упивались лимонадом «Буратино», то и дело, выбегая на балкон – посмотреть, сколько еще бутылок осталось из десяти закупленных. Хотелось, чтобы это лимонадное счастье не кончалось никогда.

– Алиночка, надо же какое у тебя красивое платье. Это тебе кто купил? Мама? – тетя Мария Корнилова поймала бегающую с другим детьми всю взмыленную девочку за руку и ласково потянула её к себе.

Ту, как холодной водой окатили. Счастье, радость, веселье, разом слетели с лица. Алина тут же скрестила на груди руки, пригнула к ним голову, наблюдая, какой гордостью и довольством, что всё-таки обновку отметили, засветилось мамино лицо.

Девочка утвердительно закивала:

– Да, мама купила…

Мама тут же включилась в разговор, разворачивая Алину лучше к свету:

– Да это наши с работы в Москву ездили, я им специально заказывала. Пощупай, Мария, чистая шерсть. А вышивка какая… Загляденье. … Алина, – мама нахмурилась, – убери руки. Вышивку же не видно.

Тётя Мария одобрительно причмокивала. Алина стала разворачиваться к ней боком, спинкой, чтобы та как следует рассмотрела платье сзади. Даже отошла, как можно дальше, максимально увеличивая обзор.

– Алина, руки убери, вышивку не видно, – в голосе стало больше ярких акцентов.

Ничего иного не оставалось, как подчиниться…

И мама всё увидела.

Она поначалу растерялась, захлопала глазами, но быстро взяла себя в руки. Не вымолвив ни слова, лишь внимательнее всмотрелась в и так виноватое лицо и показала взглядом: «Уйди с глаз моих. Потом поговорим».

Уходя, Алина слышала, как тётя Мария попыталась, было, вступиться:

– Ну, чего ты?.. Не расстраивайся ты так…Ну, она кошку любит…Девчонка одна целый день, надо же ей чем-то заниматься…

Мама ответила ей что-то неразборчиво, но таким эмоционально-сердитым тоном, что девочка, спиной чувствуя её взгляд, с каждым шагом всё глубже проваливалась под землю. Опозориться вот так перед тётей Марией… Да это несмываемый позор на всю жизнь. Она знала, что теперь эта история то и дело будет всплывать на каждом совместном торжестве.

Жить не хотелось.

…В комнате она быстро сняла эту мерзость с себя, куда-то забросила, переоделась в зеленое платье с клетчатыми рукавами, на котором, правда, тоже заметила несколько зацепок… но не таких явных. И вернулась туда, где продолжался праздник. Изо всех сил натужно улыбаясь, она как-то всё больше жалась к папе, который гладил её по голове, приговаривая: «Ты у нас – хорошая девочка… хорошая девочка…». Не отрываясь глазами от мамы, она перехватывала её настроение. Если видела, что та улыбается кому-то – расцветала тоже. И тут же серьезнела, еще раз уколовшись о молчаливую обиду. А попытки подластиться или негромко попросить прощение, тоже ничего хорошего не принесли…

Снова вмешалась тетя Мария:

– Ну, чего ты, в самом деле? Девчонка переживает, не видишь что ли как…

– Если бы переживала, платье бы берегла. У тебя, Мария, было такое платье хоть когда-нибудь? …Вот и у меня не было… А у этих есть всё, потому и не ценят, и не берегут ничего… …Вот как ты думаешь, Мария, к таким детям дед Мороз приходит? …Мне кажется, что нет.

Когда мама молчала – было страшно, но когда она заговорила, стало еще невыносимее…

…Утром платье аккуратно висело на стуле. Никаких зацепок на нём больше не было. Мама сидела рядом, накалывала иголки в крошечную подушечку и, перехватив испуганный взгляд, сказала:

– Если я только увижу, что ты опять кошку на руки взяла, не обижайся!

– Не буду, мамочка, честное слово не буду брать! – Алина, почувствовав, что лёд тронулся, бросилась к ней с поцелуями, краем глаза отмечая огромную коробку с куклой. – А Дед Мороз ко мне всё-таки приходил! – сказала она лукаво. Я – хорошая девочка…

….

Но всё же… мысль – куда делись зацепки с платья – никак не давала ей покоя.

«Всё-таки Новый год – волшебный праздник!» – отметила она себе на всю оставшуюся жизнь.

Слон

Алине купили слона. Когда купили она, правда, не знала. Слон появился как-то вдруг. Так обычно и случается: приходишь из детского сада, ни о чем не догадываешься, а тебя ждет сюрприз.

Большой, пластмассовый, с розовым бугристым туловищем слон стоял на диване и улыбался. Всё остальное, руки, которые почему-то потом назвали ногами, настоящие ноги, большие уши, голова и хобот, – у него были белыми.