Читаем без скачивания Изоляция - Дмитрий Матяш

Подтянулся третий, с обритой наголо, как и у меня, башкой. Брить он начал, правда, недавно — опыта маловато и лезвия тупые. Вона борозды какие на черепушке оставил. Неумелый ежели, лучше ножницами стриги, а то занесешь хрень этими порезами — в больницу же не побежишь, верно? Я-то с десяти лет лезвием по башке скоблю, без зеркала справляюсь.

Встал он рядом с Рябой. Куртки на плечах одинаково мокрые, на лицах лоснятся мелкие дождевые капельки.

— Охрану там на ночь оставляют два-три рыла, пацанву в основном, — говорит. — Из рекрутов, один «калаш» на всех. Тема одна: сивухи нахлебаются или травы пару колпаков выдуют, всю ночь на гитаре бренчат и анекдоты травят. А я лаз в павильон знаю, до буйства водителем на одного частника работал, каждый день товар развозил. Проведу без проблем.

— Соглашайся, Салманыч, без шума пацанов приложим, по тючку на тележки бросим и по тихой отчалим, — не спуская с меня неодинаковых глаз, снова принялся убеждать Ряба. — А там — молчим шо партизаны. И не особо лепешками увлекаемся, чтоб не пронюхали. Так чо, Глеб, ты с нами?

Рябцев шмыгнул носом, потер шею. Нервничал. Если его инициатива по вовлечению меня в «ряды каперов» провалится, этим двоим — если они не совсем глупы — придется отказаться от идеи, чтоб не рисковать. Рябу они тогда, не исключено, поставят в одну не очень удобную позу и продемонстрируют, что инициатива зачастую проделывает с инициатором.

— Ну, если все так лихо, как вы раскладываете, — говорю, выбросив окурок, — то на кой я вам вообще там нужен? Соображать на троих легче.

— Дык это, — Ряба снова шмыгнул носом, похоже, был готов к такому вопросу, — ты же ровный пацан, Салманыч. Проверенный. Мы с тобой не одну хату чистили, в нормалях всегда расходились. Чего б мне не предложить тебе тему? Да и «калаш» у тя есть. На всякий случай сгодился бы.

Ага, ну ясно теперь откуда ветер. Наличие автомата все же играет первую скрипку.

— Так и вы не с вилами, — киваю на Демьяныча, видимо не особо рассчитывавшего скрыть от меня обрез.

— А-а, — повел подбородком Ряба, поморщился, — нашел мне волыну. У меня вон тоже за поясом «макар». Толку с него, если маслин нет. Тут на прошлой неделе заруба с «догами» была, выпалил все, что было.

— И у меня последний заряд, — объяснил Демьяныч, покосившись на оттопыренный подол своей фуфайки.

— Хм. Так что же это вы, мужики, на дело с одним патроном собрались? Непродуманно как-то. Если этот «всякий случай» наступит, то и мой «калаш» особо не поможет. У меня, Ряба, тоже не арсенал под кроватью; хорошо, если полрожка наскребется. А это, сам знаешь, пыль для серьезного замеса.

— Да какого серьезного замеса? — немного громче, чем раньше, заговорил лысый проводник. — Говорю — два салабона на один «калаш». Нагрузить толково, и тот отдадут.

— Неправильная у тебя математика, водила, — говорю уверенно, как человек, который имеет кой-какой опыт в совершении наскоков. — Не знаю, как ты считаешь, но один «калаш» на двоих ни хрена не равноценен одному патрону на троих. Если, как ты сказал, они там водку жрут, то докидывай им бонус на смелость. Стрелять будут без разбору, не дожидаясь пока ты их нагрузишь.

— Ну так что, не участвуешь? — нетерпеливо бросил он. — Базарь конкретнее: да — да, нет — нет, к чему растягивать сопли? Мы что, базу «псячью» тебе брать предлагаем?

— Эй, давай-ка потише, ладно? — Ряба повернулся к нему, выбросил руку — словно шлагбаум перед грудью опустил. Занервничал. Правый глаз выкатился, как пушка в галеоне, бровь одна вниз, другая не на средину лба едва ли. — Он еще не решил. Правда, Глебушек? Не нужно принимать необдуманных решений…

— Послушай, — спокойно, но с нажимом обращаюсь я к бритоголовому «брату», — ты если мозгами обижен, то не свети об этом так ярко, лады? Только за то, что ты тут хавальник свой раскрываешь, тебя уже грохнуть можно. Какое с тобой, на хер, дело?

— Чо-о? — Словно словивший подачу в нос, водила на шаг отступил, грудь выкатил, плечи по-пацанячьи назад отвел. — Ну так давай, валяй! Стреляй, ля, крутой такой! Ряба, чо за дела, нах?

— Хватит! — став между нами, рявкнул Демьяныч. — Чего вы как с цепи оба?! Успеете еще.

Не знаю, чего он так решил, но я не был как с цепи. Если честно, меня этот водила своим «чисто рулезным» выдрачиванием слов ни за один нерв не зацепил. А будь мы где в другом месте, я б ему реально башку отстрелил, и все дела. Какой из него подельник, если он уже здесь ведет себя как конченая психичка?

— Реально, успокойтесь, мужики, — ошарашенно замотал головой в обе стороны, как заевшая китайская игрушка, ставший вовсе одноглазым Рябцев. — Салманов, ну ты тоже хорош. Пойми пацана, мы же все на нервах, блин. Ты хоть бы намекнул, заинтересовала тя тема или нет? Сложно, что ли? Чтоб мы поняли, как нам дальше решать?

— Подумать надо, — отвечаю, когда напряжение стихает и водила перестает сверлить меня своими одичалыми глазами. — Будете идти, заглянь, я тебе шепну, что решил.

— Э-э, господин Салманов, — как можно тактичнее вступил Демьяныч, — так вообще-то не принято. Нам нужно знать заранее, рассчитывать на вас или нет…

— Я знаю, как принято, бать. Но если я вам нужен, то придется смириться. А нет — проворачивайте сами. Не мандражуйте, не стучал и не буду. И долю за молчок просить тоже. А сейчас дайте-ка мне с Рябой потереть.

Поправив обрез под рукой, Демьяныч сердито вздохнул, но смирился. Обернувшись, зашуршал по гравиевой дорожке к калитке. Водила обогнал его и, не дожидаясь остальных, поспешил вверх по улице. Обиженный и мрачный.

— Кто такой этот старик? — спрашиваю Рябу.

— Да нормальный мужик Демьяныч. Гарантия. До буйства преподом в университете, че-то там по физике умничал, — охотно ответил Ряба. — Я с ним уже был в деле. Старичок еще тот. Охотник, а по молодости в армейке «сверчком»[2] восемь лет.

— А свелся ты с ним где?

— Да это… — «свой» немного замялся. — Летом еще в «Неваде», у Калмыка брагу пили, за жизнь болтали, так и познакомились… Потом пару дел кой-каких двинули. Вообще, я думал, ты о водиле спросишь, эк не заладили вы.

— О водиле? Да чего о нем спрашивать, все ясно там. Подтянул себе Сусанина, это в твоем стиле. А старик этот, у него еще кто-то есть?

Ряба задумался.

— Кто-то из родных остался, сын или дочь, вроде бы даже «мелочь» какая имеется. Если честно, не особо этим вопросом задавался. А чем он так тебя заинтересовал-то вдруг?

— Да хрен его знает, — веду плечом. — Стремно в его возрасте на дела ходить… И стремно нам его в таком возрасте на дело брать. Ладно, это все философия. Зайдешь, если не передумаешь.

Выпроводив Рябу, я вернулся в дом и какое-то время стоял, опершись спиной на стену. Обдумывать тут, по большому счету, нечего. Не замуж предлагали, а я не манерная девица. Ждать от совместного «дела» с Рябой западла, конечно, можно (а от кого тут нельзя?), но картинку вроде той, что мы уносим четыре мешка муки, а потом эти трое тычут в меня стволами и требуют отдать свой взяток, я уже просмотрел. На такой сценарий им рассчитывать не придется. Ряба отлично знает, что я сам из той категории тягачей, которые могут приставить напарнику к горлу срез ствола по завершении дельца. А потому вряд ли рискнет продинамить меня тем же способом. О себе пускай лучше позаботятся. Ведь наверняка эти двое расспрашивали обо мне, прежде чем заявиться сюда. Стало быть, знают, что водить со мной темные игры не следует. По крайней мере уж точно не в таком составе.

В любом случае, если водила окажется прав, и охрану рынка будет осуществлять пара обдолбанных несмышленышей, можно будет рискнуть. Если же нет — удачи, Ряба, я съеду.

Отлепившись от стены, я подошел к круто завернутой винтовой лестнице, коей бывший хозяин соединил два этажа узкого, как кирпич, и непросторного, но зато (что очень практично в наше время) двухэтажного дома. Под лестницей находился чулан. Квадратную ляду я перетянул цепью и повесил тяжелый амбарный замок. Защита? Да какая там защита? От воришки не шибко опытного. Чтоб помучился перед тем, как от злости на уголек изойти.

В чулане-то пусто.

Правило номер два: не стоит держать все запасы в одном месте. Я это на собственной шкуре прочувствовал. Когда пару раз, истекая кровью, едва дотаскивал до дома небогатый взяток, а на следующий день, пока к лекарю, на три квартала выше живущему, наведывался, от взятка шиш оставался. Тягачи, они и в Африке тягачи. Сопрут у другого тягача и глазом не моргнут. Посему с каждым разом, что тянешь что-нибудь ценное, мимовольно становишься хитрее и изобретательней. Все, что у меня есть на кухне, это затверделая лепешка, отдаленно напоминающая лаваш, по полкружки чая и сахара, пшенки где-то на две тарелки и с десяток проросших картошин. Запас примерно на неделю. Закончится — схожу в «магазин» за продуктами: у меня еще кое-что лежит в схронах на разных точках Вишенки.[3] В местах, где точно не шастают тягачи, вычеркнувшие целый ряд сооружений как не располагающих ничем полезным для выживания. Например, в здании районного управления пенсионного фонда, где горы бумаг чередуются лишь с рядами бесполезной оргтехники.