Читаем без скачивания Шанс на любовь - Вадим Селин

А вечером наряжали елку. Деревце постепенно оттаивало от мороза, и аромат хвои разливался по всему дому. В моем сердце было торжественное ощущение приближающихся праздников – Нового года и Рождества.

Чуть позже мы с мамой сидели в комнате и смотрели телевизор. Вошел папа и загадочным голосом сказал:

– Валя! Пойди-ка в коридор! Ты видела, там Зайчик тебе что-то принес?

– Зайчик? – не поняла я. – Какой Зайчик?

– Ты не знаешь, кто такой Зайчик? – удивленно спросил папа и таинственным голосом поведал: – Зимой по миру ходит Зайчик, заходит в дома и дарит детям угощения. Ну, давай беги в коридор!

Я спрыгнула с кресла и помчалась в коридор. Следом помчался Рыжик. Он был очень веселым и игривым котенком.

В коридоре стоял стул. Я увидела на нем крупный оранжевый мандарин.

– Папа! Мама! – восторженно воскликнула я. – Зайчик принес мандарин! Ура-а!

– Ну так скорее бери его и кушай! – улыбнулась мама.

Я принялась очищать мандарин. В воздухе разлился восхитительный цитрусовый аромат. Я поделилась мандарином с родителями. Мне показалось, что это самый оранжевый и самый вкусный мандарин на свете!

Зайчик приносил мандарины весь вечер. Они были невероятно ароматными и сладкими. Я больше никогда не ела таких вкусных мандаринов.

В Новый год Дед Мороз подарил мне медвежонка. Он был плюшевый, красного цвета и такой хорошенький, что ему подходило только одно имя – Малыш. Он сразу же стал моей любимой игрушкой. Но Рыжику Малыш тоже приглянулся. Однажды котенок настолько заигрался с игрушкой, что отгрыз ей левый глаз.

– Рыжик! Ну что ты наделал! – воскликнула я и подобрала с пола глаз Малыша.

У меня по лицу покатились слезы.

– Валенька, не плачь. – Мама погладила меня по голове и успокоила: – Сейчас мы пришьем Малышу новый глаз!

Она взяла коробку со швейными принадлежностями, и мы стали перебирать пуговицы, чтобы найти подходящий «глаз». Но ничего более или менее похожего на прежний не нашлось, и пришлось пришить Малышу черную пуговицу, которая по размеру была в полтора раза крупнее, чем уцелевший правый глаз.

– Ничего страшного, так даже еще и лучше! – заметив мое недоуменное выражение лица, подбодрила мама. – С таким глазом Малыш будет лучше видеть. Чем крупнее у медведей глаза, тем лучше они видят!

– Да? – с сомнением отозвалась я. – Ну хорошо…

Так у Малыша появился новый глаз.

В тот день, который разделил жизнь на «до» и «после», мела сильная метель. На дорогах ничего не было видно – город окутала сплошная белая пелена. Мама работала учительницей. Шли зимние каникулы, и мама должна была везти учеников в цирк.

– Ну и погода, – глядя за окно, поежился папа и сел на диван. – На дорогах, наверное, ужасные пробки. Может, цирк перенесете на другой день?

– Но у нас билеты на сегодняшнее число, – вздохнула мама. – Так что придется ехать.

Она оделась, собралась выходить из дома и перед выходом спросила:

– Валь, тебе шоколадку купить? Какую хочешь?

– Молочную с орешками! – попросила я.

– Хорошо, – улыбнулась мама.

– Лена, подожди! Вы с учениками где встречаетесь? На остановке? Я тебя подвезу! – Папа встал с дивана. – Там такая метель, тебя просто заметет!

– Андрей, не надо, сиди дома! – отказалась мама. – На дорогах ничего не видно! Сиди, я сама дойду!

– Нет, я тебя подвезу! – настаивал папа.

В итоге мама сдалась. Меня оставили дома. По телевизору шел мультик «Простоквашино», который я очень любила.

– Ты сиди дома, я быстро, – сказал мне папа.

Перед выходом из дома родители как-то особенно на меня посмотрели. Так, как не смотрели еще никогда. Они обняли меня и сказали:

– Я тебя люблю.

Эта фраза прозвучала в унисон. Они удивленно и как-то задумчиво переглянулись.

Мама открыла дверь, еще раз пристально, словно в тревоге, посмотрела на меня, и родители ушли.

Через полчаса громко хлопнула дверь в дом.

– Пап? Это ты? – спросила я и направилась в коридор.

Но неожиданно увидела не папу, а тетю Зою – женщину, у которой мы снимали дом.

– Тетя Зоя? – удивилась я. – А я думала, это папа вернулся.

Тетя Зоя ничего не ответила. Она словно нерешительно подошла поближе, крепко обняла меня и зарыдала.

Из-за метели родители попали в сильную аварию. Их не стало.

Уже не помню, как я оказалась в детском доме – кто меня туда привел, как оформили. Этот отрезок стерся из памяти. В дальнейшем психолог сказал, что из-за потрясения некоторые воспоминания могут стираться. Это защитное свойство человеческой психики.

У нас не было родственников, кто мог бы оформить надо мной опеку, поэтому меня распределили в детский дом.

В детдоме все было по-другому. Я резко оказалась в новом обществе со своими правилами, которых раньше не знала, и первое время не могла к ним привыкнуть.

Здесь все было общим – общая спальня, общая столовая, общая детская. Было много детей и незнакомых женщин, которые назывались воспитателями и которых я должна была называть по имени и отчеству. Если раньше я жила в обычном доме номер десять, то теперь – в детдоме в группе номер два.

Я не могла понять, почему нахожусь здесь, среди чужих детей, а не у себя дома с родителями? Почему я среди незнакомых комнат? Почему я сплю в спальне, где спят много детей? Почему хожу есть в столовую, где стоит множество столиков? Почему за мной не приходят мама и папа?

Первое время нахождения в детдоме я постоянно плакала.

Во-первых, от досады – задиристая девчонка Алина Конькова сразу же дала мне прозвище Ракета, потому что моя фамилия Ракитина, и это прозвище прицепилось на всю жизнь. Я не могла взять в толк, зачем называть меня Ракетой, если мое имя Валя? Но со временем привыкла.

Во-вторых, плакала потому, что сначала мне казалось, что меня просто перевели в новый детский сад, и каждый день я с надеждой ждала, что наступит вечер и мама меня заберет. Но мама не приходила. Она не придет ни сегодня, ни завтра… Никогда.

В детдоме все дети разные, но у всех есть общая мечта. Каждый ребенок мечтает об одном – чтобы открылась дверь и в комнату вошли люди, которые его заберут и станут родителями.

Больше всего нас раздражало поведение некоторых детей, которых мы видели за пределами детского дома.

Однажды мы с детдомовскими гуляли на улице и увидели девочку лет десяти, которая шла со своими папой и мамой. Девочка вся пылала гневом. Она держала в руках мобильный телефон и яростно кричала:

– Что вы мне подарили?! Вы же обещали, что купите сенсорный, а купили с кнопками! Вы меня обманули! Заберите его обратно! Он мне не нужен! У всех нормальные родители, а у меня!..

Родители беспомощно посмотрели друг на друга. Мама попыталась обнять девочку, но та ее грубо оттолкнула:

– Не надо меня обнимать!

Мама сказала:

– Оля, ну прости, на сенсорный у нас не хватило денег…

– Да лучше бы вообще ничего не покупали, чем это! Вы вечно все делаете не так! Да вы просто меня не любите! Если бы любили, дарили бы нормальные подарки!

Родители виновато, как нашкодившие дети, оправдывались перед своей десятилетней дочкой. Семья прошла мимо, а мы еще долго смотрели им вслед.

Эта девочка не понимала, что самый большой подарок в жизни уже имеет. И этот подарок – ее родители. Родители, которые могут ее обнять. Которые хотели ее обнять, а она их оттолкнула. Самое большое счастье – это говорить кому-то «мама» и «папа». Счастье человека заключается всего лишь в возможности произнесения этих двух слов, а вовсе не в модных мобильных телефонах…

Прошел год с тех пор, как я оказалась в детдоме. Снова наступила зима. Мне было уже шесть лет.

Весь день мы с ребятами играли в снежки, катались с горки, смеялись, веселились, глядели на красные щеки друг друга… Обедали, ужинали, смотрели телевизор… Но за окном стемнело, и пришла пора ложиться спать. Каждую ночь я ждала, чтобы скорее наступило утро. Днем в детдоме шумно, постоянно чем-то занимаешься, а ночью шум стихает, все засыпают, и ты остаешься один на один со своими мыслями. Если днем еще хоть как-то можно отвлечься и чем-то себя занять, то ночью от самой себя никуда не деться.

В детдоме было несколько спален. В моей спальне стояло пять кроватей. Если можно так выразиться, эта спальня была одной из самых престижных. Потому что тут были хорошо заклеены окна и из них не дуло. А во многих других спальнях были старые окна, и из них дуло настолько, что даже слегка покачивались занавески.

В ту ночь мне не спалось. А остальные ребята уже спали. Вокруг слышалось многоголосое сопение.

Я обнимала своего Малыша с глазом-пуговицей и смотрела в одну точку. Притронулась к черной пуговице, которую год назад пришила мама, и заплакала. К этой пуговице прикасалась мамина рука. Кажется, пуговица все еще хранила ее тепло… Год назад я плакала, потому что Рыжик отгрыз глаз Малыша, а теперь я была благодарна Рыжику, что есть эта пуговица, которую мама держала в своих руках… Я думала о маме, думала о папе, думала о Рыжике. Я не знала, что с Рыжиком, где он находится, жив он или нет… Кто теперь его кормит, кто гладит? Помнит ли он меня? Помнит ли он, как мы сидели на подоконнике и смотрели, как папа несет елку?..