Читаем без скачивания Пряные ночи - Автор неизвестен - Древневосточная литература

И затем царь Шахраман слушал речи визиря еще год, пока не настал долгожданный час.

И пришел день суда, и зал собраний наполнился тогда эмирами, визирями, вельможами царства, воинами и служителями власти, а затем царь послал за сыном своим Камар-аз-Заманом, и тот, явившись, три раза поцеловал землю у ног отца своего и встал пред ним, заложив руки за спину.

И сказал ему царь: «Знай, о дитя мое, что я послал за тобой и велел тебе на сей раз явиться в это собрание, где присутствуют перед нами все вельможи царства, только для того, чтобы дать тебе одно приказание, и ты мне, сын мой, более не прекословь. Решил я женить тебя на дочери какого-нибудь царя и порадоваться на тебя прежде, чем умру». Услышав это, Камар-аз-Заман опустил ненадолго голову к земле, а затем поднял глаза на отца, и охватило царевича в ту минуту безумие юности и глупость молодости, и воскликнул он: «Что до меня, то никогда я не женюсь, даже ценою своей жизни, а что касается тебя, то ты — старец великий по годам, но младенец по уму! Разве не спрашивал ты меня о браке уже дважды? И разве не знаешь, что не согласен я на это?»

Затем Камар-аз-Заман разъединил руки, заложенные за спину, и засучил перед отцом своим рукава до локтей, будучи гневен. И сказал он родителю своему много слов, и сердце его волновалось, а отец смутился, и стало ему стыдно, так как это случилось на глазах у вельмож его царства и воинов, присутствовавших на собрании. И охватила султана Шахрамана царская ярость, и закричал он на сына своего так, что устрашил его, и позвал невольников, которые стояли перед ним, и сказал им: «Схватите его!» И побежали невольники к царевичу, обгоняя друг друга, схватили его и поставили перед отцом, и тот приказал скрутить ему руки. Камар-аз-Замана скрутили и поставили перед царем. Поник юноша головой от страха и ужаса, лоб его и лицо покрылись жемчугом испарины, сильное смущение и стыд охватили его.

Тогда отец стал бранить царевича: «Горе тебе, о дитя прелюбодеяния и выкормок бесстыдства! Как мог ты ответить мне столь непочтительно на глазах у моей стражи и воинов! Видно, тебя еще до сих пор никто не проучил! Разве не знаешь ты, что, если бы поступок, совершенный тобою, исходил от простолюдина, это стало бы с его стороны преступлением?»

Затем царь велел своим невольникам развязать скрученного Камар-аз-Замана и заточить его в одной из башен крепости. Тогда царевича взяли и отвели в древнюю башню, где была разрушенная комната, а посреди комнаты находился развалившийся старый колодец. И комнату ту подмели, вытерли в ней пол и поставили для Камар-аз-Замана ложе, а на ложе постлали ему матрас и коврик, положили подушку и принесли большой фонарь и свечу, так как в той комнате было темно даже днем.

А затем невольники ввели Камар-аз-Замана в это помещение и у дверей поставили евнуха. Поднялся царевич на ложе, с разбитым сердцем и печальной душой, и упрекал он себя, и раскаивался в том, что произошло между ним и отцом. Но раскаяние было для него уже бесполезно. «Да проклянет Аллах брак и обманщиц женщин! — воскликнул юноша. — О, если бы я послушался моего отца и женился! Поступи я так, мне было бы лучше, чем в этой тюрьме».

Вот что было с Камар-аз-Заманом. Что же касается султана Шахрамана, то он пребывал на престоле своего царства весь остаток дня до заката, а затем уединился с визирем и сказал ему: «Знай, о визирь, ты был причиной всего, что произошло между мной и моим сыном, так как ты посоветовал мне сделать то, что я сделал. Скажи, как же мне теперь поступить?» — «О царь, — ответил ему визирь, — оставь своего сына в тюрьме на пятнадцать дней, а потом призови его к себе и вели жениться: он не станет тебе больше противоречить».

И царь последовал совету визиря. Он пролежал эту ночь без сна, с тяжестью на сердце, занятый мыслями о сыне, так как любил его великой любовью, ибо не было у него другого ребенка. До сей ночи к султану Шахраману сон приходил всякий раз, когда он клал руку под голову своему сыну Камар-аз-Заману. Царь провел эту ночь в печали за сына своего, и ворочался он с боку на бок, точно лежал на углях дерева гада[5], и охватило его беспокойство, и сон не брал его всю эту ночь. И глаза его пролили слезы, и он произнес такие стихи:

«Долга надо мною ночь, а сплетники дремлют.«Довольно тебе души, разлукой смущенной, —

Я молвил (а ночь моя от забот еще длинней). —Ужель не вернешься ты, сияние утра?»»

И прочел он слова другого поэта:

«Как заметил я, что Плеяд глаза сном смежаются,И укрылась звезда Севера дремотою,

А Медведица в платье горести обнажила лик, —Тотчас понял я, что свет утренний скончался».

Вот что было с султаном Шахраманом. Что же касается Камар-аз-Замана, то, когда пришла ночь, евнух подал ему фонарь, зажег для него свечу и вставил ее в подсвечник, а потом принес ему легкий ужин, и Камар-аз-Заман немного поел. И принялся юноша укорять себя за то, что был невежей по отношению к отцу, и сказал душе своей: «О душа, разве не знаешь ты, что сын Адама — заложник своего языка и что именно язык несдержанный ввергает человека в гибель?»

А потом заплакал царевич, сожалея о том, что совершил. С болящей душой и расколотым сердцем он безмерно раскаивался в том, как поступил по отношению к отцу своему. И произнес тогда царевич: «Знай, смерть несет юноше неосторожность уст его. Ведь не погибнет муж лишь оттого, что неосторожно ступил ногой. Если споткнется он, здрав будет со временем. Зато неосторожность уст лишит его головы».

Когда Камар-аз-Заман закончил ужин, он потребовал, чтобы ему вымыли руки после еды, и невольник вымыл ему руки, а затем Камар-аз-Заман поднялся и совершил предзакатную и ночную молитву[6]. Потом он сел на ложе и принялся читать Коран. Он прочел главы «О корове», «Семейство Имрана», «Я-Син», «Ар-Рахман», «Благословенна власть», «Чистосердечие» и «Главы-охранительницы» и закончил молением и возгласом: «У Аллаха ищу защиты!»

Затем царевич лег на ложе. Он возлежал на матрасе из мадинского атласа, одинаковом по обе стороны и наполненном иракским шелком, а под головой у него была подушка, набитая перьями страуса. И, пожелав заснуть, царевич снял верхнюю одежду. Освободившись от платья, он остался в рубахе из тонкой вощеной материи, а голова его оказалась покрыта голубой мервской повязкой. И в этот миг Камар-аз-Заман стал подобен полной луне, какой она бывает в четырнадцатую ночь месяца. Потом он накрылся шелковым плащом и заснул. Фонарь горел у него в ногах, и свеча таяла над его головой. Так он спал треть ночи, не зная, что ожидает его в будущем и что ему предопределил ведающий сокровенное.

По велению судьбы случилось так, что в этой комнате, расположенной в очень старой башне, покинутой в течение многих лет, был римский колодец, в котором жила джинния[7]. Звали ее Маймуна, и была она из потомства Иблиса Проклятого, дочерью Димирьята, одного из знаменитых царей джиннов.

И когда Камар-аз-Заман проспал до первой трети ночи, эта ифритка поднялась из римского колодца и направилась к небу, чтобы украдкой подслушивать[8]. Оказавшись на верху колодца, она увидела свет, который против обыкновения горел в башне. Ифритка эта жила в том месте очень много лет, и она сказала про себя: «Я ничего такого здесь раньше не видела». Поэтому, увидев свет, она изумилась до крайности, и ей пришло на ум, что этому обстоятельству непременно должна быть причина.

И направилась она в сторону света, и, заметив, что он исходит из комнаты, подошла к ней, и увидела евнуха, который спал у дверей. Войдя в помещение, она нашла там поставленное ложе и на нем спящего человека, свеча горела у его головы, и фонарь светил у его ног Ифритка Маймуна подивилась этому свету, медленно подошла к спящему и, опустив крылья, встала у ложа.

Она сняла плащ с лица Камар-аз-Замана, взглянула на него и некоторое время стояла, ошеломленная его красотою и прелестью. Казалось, сияние его лица ярче огня свечи, и сомкнутые глаза его были как у газели, щеки его зарделись, и веки расслабли, а брови изогнулись как лук, и повеяло от него благовонным мускусом. Один поэт сказал о нем:

«Я лобзал его, и чернели томно зрачки его,Искусители, и алела щека его.

О душа, коль скажут хулители, что красе егоЕсть подобие, так скажи ты им: «Покажите же!»»

И когда ифритка Маймуна, дочь Димирьята, увидела его, она прославила Всевышнего и воскликнула: «Благословен Аллах, лучший из творцов!» (А эта ифритка была из правоверных джиннов.) Она продолжала некоторое время смотреть в лицо Камар-аз-Замана восклицая: «Нет бога, кроме Аллаха!» И, завидуя юноше, завидуя его красоте и прелести, она сказала про себя: «Клянусь Аллахом, я не буду ему вредить и никому не дам его обидеть! Я спасу его от всякого зла! Поистине это красивое лицо достойно лишь того, чтобы на него смотрели и прославляли за него Аллаха. Но как могло случиться, что родные оставили его в этом разрушенном месте? Если бы к нему сейчас явился кто-нибудь из наших маридов, он наверняка погубил бы его».