Читаем без скачивания Несостоявшаяся Америка - Ирина Жеребина

Раскинувшаяся передо мною поляна была очень живописна: вверх и вниз от нее круто уходил склон, заросший деревьями. Деревья эти, сучковатые и разлапистые, судя по виду, были необычайно стары. Они разбрелись здесь в строгой, как в английском парке, гармонии, закрывая тенью своих крон всю подстилающую поверхность. Поэтому на поляне не было травы, а под ногами хрустел многолетний слой листвы.

Когда я там появилась, солнце уже склонялось к горам и окрасило кусок прилегающего к ним неба в ярко-карминовый цвет.

Побродив по безлюдной поляне, я выбрала для своей палатки самый дальний уголок, где лежало спиленное дерево, из могучего пня которого было кем-то вырублено «королевское» кресло, и начала вытаскивать вещи из багажника.

Кот, умаявшийся в машине за долгую дорогу, пошел отлеживаться в ближайшие кусты.

Когда палатка уже была поставлена, а на газовой плитке закипал чайник, на поляне показалась машина – белый потрепанный пикапчик, из заднего окна которого в беспорядке выглядывали различные вещи. За рулем сидел молодой человек.

Поняв, что его намерением является остановиться на ночлег на этой же самой поляне, я забеспокоилась и отправилась поглядеть на свой страх поближе.

Первое, что бросилось мне в глаза – он был страшно худ и волосат.

Своими по-детски тонкими ногами и руками, с торчащими во все стороны коленками и локтями, он напомнил мне серую цаплю, расхаживающую по болоту.

– Кэрол, – представился он, протянув мне руку.

Волос Кэрола, судя по их длине, ножницы не касались несколько лет. Перетянутые сзади резинкой, волосы доставали до низа лопаток. Широкая, закрывающая половину лица борода, представляла собой занятное зрелище: ее мелкие черные завитки свисали до самого пупка.

Оставшуюся половину лица украшали очень живые и выразительные глаза. Причем один из них подсвечивался изнутри чем-то красным.

Хотя борода его была не синего цвета, в сгущающихся сумерках на меня обрушились необоснованные страхи, и, чем темнее становилось, тем яснее рисовались в моем воображении заставки одна ужаснее другой.

– Только бы он не оказался некрофилом! – думала я.

Я боялась подойти к своей, стоявшей под деревом, палатке – в голове вставали жуткие картины: вот он подкрадывается, срубает стойки, заворачивает меня в кокон парусины и куда-то тащит на костлявом плече. Или так: в проеме палатки, освещенном лунным светом, он неподвижно стоит черным силуэтом, а его глаз полыхает на меня красным вурдалачьим огнем.

– Да я просто умру от ужаса, если буду ночевать в палатке!

– поняла я, и, оставив ее вместе со спальником, прокралась к машине, закрыла все двери и скрутилась кренделем на заднем сидении. Огромный охотничий тесак лежал рядом, а ключи от машины были зажаты в кулаке.

– Пока он будет ломиться в дверь, – думала я, – быстро перепрыгну на переднее сидение, включу мотор, освещу его фарами – пусть тогда попляшет, вурдалачья морда!

Уставшая от этих нелегких мыслей, я задремала беспокойным сном.

Вдруг посреди ночи машина заходила ходуном, и послышалось сипение карабкающегося на капот тела. В кромешной тьме блеснули дьявольским огнем круглые глаза, и громкий требовательный «мяв» огласил округу.

– Похоже, кот проголодался, – поняла я причину беспокойства и открыла дверь. Кот впрыгнул ко мне и с громким мурлыканьем начал тереться о руки. Прижав его к груди, под тихое «мрр», я опять уснула.

Утро было прекрасное. Красивый вид, замечательная поляна, тихий и мирный сосед, который, похоже, не меньше моего боялся одиночества. Он подошел поздороваться – ничего вурдалачьего не было в его облике.

Кэрол оказался учителем этнографии старших классов в небольшом городке, штат Аризона. Путешествует уже третий месяц.

– А борода? – спросила я.

Борода до пупа – ну никак не вязалась у меня с обликом школьного учителя.

– А борода? – переспросил он. – Борода детям особенно нравится.

Кэролу тридцать пять лет, а шестнадцать лет назад он был в России, когда впервые за всю историю отношений СССР и США произошел обмен группами студентов в расчете на укрепление дружественных связей. За те три недели он побывал в Москве и проехался по Транссибирской магистрали до Байкала. Эту поездку он вспоминает до сих пор с огромным удовольствием.

Этот день Кэрол собирался провести в буддистском монастыре, находящемся за небольшим перевалом, в десяти километрах от лагеря.

– Ты что, буддист? – спросила я.

– Да нет, просто интересно осмотреть территорию монастыря – там, говорят, горячие источники есть.

Он любезно согласился отвезти меня туда же на своей машине, поскольку эти десять километров дороги, по его словам, были особенно круты и ухабисты.

Оставив палатку и все прочие вещи на попечении кота, который уже вполне освоился на новом месте и следил за про-

исходящим, выглядывая одним глазом из-под тента, мы тронулись в путь.

У входа в монастырь было припарковано десятка полтора машин. Сам он, ничем не огороженный, представлял собой несколько деревянных и каменных одноэтажных домиков, вытянутых в линию вдоль тропинки.

В центре стоял мрачный деревянный дом на сваях, где и занимались медитацией монахи и их ученики. Рядом с ним располагался магазинчик, где помимо культовых предметов и литературы по дзен буддизму, продавался хлеб, испеченный монахами.

За день пребывания в монастыре нужно было заплатить двадцать долларов.

Я с большой неохотой рассталась со своей заначкой, подумав про себя, что будь я одна, то вряд ли нашла бы то место, где платят за постой, и деньги остались бы при мне.

В обмен на двадцать долларов посетителям разрешалось бродить по всей территории монастыря, пить чай и кофе в каких угодно количествах на чайной террасе, где на выбор стояли разноцветные банки. Чая насчитывалось примерно 20 сортов: травяной, Эл Грей, а также все виды цветочного и фруктового. К этому прилагались огромные контейнеры с белым и коричневым сахаром, а также с медом. Еще в монастыре был бассейн с минеральной водой и горячие минеральные ванны.

Распрощавшись с Кэролом до вечера, я отправилась бродить по близлежащим горам.

Монастырь находится на высоте 1000 метров над уровнем моря, в долине одноименного ручья Тассахара, что в переводе с языка индейцев племени Иселен означает «Место, где быстро сохнет мясо».

Эта долина спрятана от холодных океанских ветров четырьмя грядами горных хребтов и поэтому имеет отличный от берегового климат. В то время как в нескольких десятках километров, у океанских берегов, гуляет холодный туман, съедающий солнце на добрые полдня, здесь всегда ясно. Солнце палит нещадно. Оно-то, вероятно, и высушивало индейцам мясо.

Как оно это делало, я почувствовала на собственной шкуре, когда поднялась по крутой тропе на вершину хребта. Подъем занял около двух часов, в течение которых я не знала, куда деться от палящего солнца и наседающей мошкары. Зато вид, открывающийся с вершины, компенсировал все мои мучения.

Изумительной красоты четыре гряды горных цепей, покрытые сине-зеленым лесом, тянулись вдоль всей линии горизонта. За ними был океан.

Как известно всем, кто поднимался в горы, на них лучше всего смотреть сверху, когда открывается величие линий хребтов, чистота поворотов ущелий и безукоризненная простота склонов. Снизу они тоже хороши. Но обычно внизу взгляд отвлекается на какой-нибудь вычурный камень или цветистую скалу, или дерево, которое причудливым образом цепляется за кусок каменистой земли.

– Нет в мире совершенства, – думала я, скача вприпрыжку сверху вниз.

Там было здорово, но ужасно хотелось пить. Внизу был ручей, но не было простора.

Горный ручей – это еше одна песня гор. Кристальной чистоты вода, холодная до ломоты в зубах, предмет мечтаний многих путешествующих.

Сидя по пояс в воде в выемке между камнями и хлебая с ладони вкуснейшую воду, я замерла от наслаждения, прочувствовав, что нет ничего лучшего в мире, чем глоток воды для умирающего от жажды.

Чай тоже оказался неплох. Особенно когда жара и вволю. Вечером я, изнывая от любопытства, шла к минеральным ваннам. Зная, как любят американцы окружать себя комфортом, я представляла огромную, белого мрамора, покрытую золотом купальню, в которой плавают живые цветы лотоса. Примерно так, как они декорируют свои туалеты.

К дощатому домику, разделенному алтарем на две части, женскую и мужскую, с двух сторон дорожками подходили деревянные настилы. Посередине, в нише алтаря сидел спящий Будда в окружении букетов из живых цветов. Перед ним курились благовония.

В самом домике находились душ и ванны, а источник располагался во дворе.

Когда я вышла во двор, меня постигло жестокое разочарование. Все, что я увидела, это была небольшая круглая купальня на берегу ручья, обложенная речными голышами, из которой торчало три распаренных лица, а внизу, в самом ручье, еще две блаженствующие фигуры.