Читаем без скачивания Смерть и фокусник - Мид Том

– Старый добрый Бенджамин Тизел, – произнесла Делла с плохо скрываемым ядом в голосе. – Зачем он вообще послал тебя сюда? Я думала, ты жизненно необходим для прогона. Для управления всеми этими монстрами, выскакивающими из-под половиц.

– Может быть, два месяца назад я и был жизненно необходим. Но в последние дни я, так сказать, понял, что я лишний.

– Наверное, странно видеть, как другие люди выполняют твои трюки.

– Сюрреалистично – наверное, более подходящее слово. Но все равно испытываю огромное удовольствие. В конце концов, они делают отличные фокусы. А это уже кое-что, не так ли?

Делла сделала глоток из фляжки:

– Хочешь?

Спектор взял у нее флягу:

– Что в ней?

Она пожала плечами:

– Вообще-то, я стараюсь не думать об этом.

Через некоторое время любопытство Спектора взяло верх:

– Почему бы и нет? – Он сделал маленький глоток. Алкоголь обжег ему заднюю стенку горла и прочертил огненную дорожку по пищеводу. Он издал сухое, гулкое покашливание. – Ядреная штука, – сказал он.

Делла рассмеялась:

– Да, Джозеф. Не рассказывай об этом остальным, ладно? О выпивке, я имею в виду. Я просто нервничаю перед премьерой. Я перестану, как только мы войдем в рабочий ритм.

Спектор улыбнулся, но ничего не ответил. Он быстро попрощался и ускользнул, оставив театр позади. До премьеры осталось недолго, всего несколько часов, и они прекрасно справятся и без него. Он бросил последний взгляд на рекламный щит над входом в театр (ДЕЛЛА КУКСОН В СПЕКТАКЛЕ «МИСС СМЕРТЬ»), прежде чем исчезнуть в тумане бродячих душ на Стрэнде. Просто еще одно серое пятнышко с воротником, поднятым против злющего осеннего воздуха, бредущее в сторону Сент-Мартин-ин-те-Филдс.

С хищной улыбкой Люси Леви закрыла дверь черного хода.

Глава II. Мисс смерть

Небо за окном дома в Доллис-Хилл приобрело чудовищный фиолетовый оттенок. Ранний вечер нависал над Лондоном. Доктор Ансельм Рис сидел за своим столом и делал заметки, а пациент А лежал на кожаном диване в дальнем конце комнаты, устремив взгляд в потолок с лепниной. Он рассказывал историю:

– И я не могу пошевелиться, лежу бездыханный и парализованный, как вдруг из темноты на меня смотрит пара глаз. Я озираюсь по сторонам, пытаясь разглядеть, кто там, как вдруг дверь распахивается и эта темная фигура проскальзывает в комнату и встает там, у изножья моей кровати.

– Фигура кого? – Доктор Рис говорил с легким акцентом.

– Отца. – Рис кивнул: все было так, как он и ожидал. – Но он выглядел иначе, каким-то другим. Словно призрак.

– Ваш отец – я имею в виду вашего настоящего отца – он жив?

– Да. Я не видел его и не разговаривал с ним несколько месяцев, но он жив и здоров, все в порядке.

– У вас нет никаких страхов или тревог относительно его здоровья?

– Ничего такого. Но во сне он стоит у изножья моей кровати и смотрит на меня немигающими глазами. На нем что-то вроде халата, что-то, похожее на монашескую рясу. Я чувствую себя так, словно лежу на жертвенном алтаре, как будто меня собираются принести в жертву какому-то языческому богу.

– А потом?

– А потом он поднимает руки и разрывает халат, обнажая голую грудь. И я… – Пациент А сделал небольшую паузу, собираясь с мыслями. Это была очень трудная для него история: – И я впервые вижу, что с ним произошло.

Доктор Рис выжидающе смотрел на пациента, занеся ручку над страницей. Молодой человек продолжил:

– Его грудная клетка стала… ртом. Грудь у него открывается, как пара челюстей, и я вижу ряд сверкающих, острых, как бритва, зубов. А в глубине груди, там, где должно быть сердце, я вижу… язык.

Пациент А прекратил свой монолог, и на его глаза навернулись слезы.

– Это конец сна? – спросил Рис.

– Нет. Нет, это не конец. Но не думаю, что смогу рассказывать дальше.

– Понимаю. Давайте на этом закончим сеанс. Но у меня есть несколько теорий о символической природе этого сна.

– Отец!

Пациент А вскочил на ноги.

– Кто это? – вскрикнул он. – Кто это зовет?

– Это всего лишь моя дочь, Лидия, – пояснил доктор Рис. – Она наверху. – Он подошел к двери и распахнул ее, а затем крикнул в коридор: – Что случилось, Лидия?

– Маркус приехал, – прозвучало в ответ. – Его машина только что завернула за угол.

– Ах, – вздохнул доктор, повернувшись к пациенту. – Тогда, пожалуйста, позвоните мне завтра, и мы продолжим беседу. А пока я выпишу вам еще один рецепт на «Веронал».

– Я не знаком с вашей дочерью, – рассеянно проговорил пациент А.

– Да. В настоящее время она не принимает пациентов. Но у нее потрясающее психиатрическое чутье, и она работает над серией статей для New Statesman, – сказал Рис, наклоняясь над столом и небрежно записывая рецепт в блокноте. Он оторвал лист и протянул его молодому человеку.

– Если вас не затруднит, – предложил пациент А, – я выйду через французское окно.

– Конечно. Как я понимаю, вы хотите, чтобы наши встречи были конфиденциальными. Сейчас, позвольте мне, – и с этими словами пожилой доктор подошел к французскому окну и достал ключ из домашней куртки. Он открыл окно и выпустил своего пациента в сад, где в это время года были пустые клумбы с засохшей землей, огороженные серым камнем.

Пациент А был не так молод, как выглядел. В его бледных глазах чувствовалась какая-то усталость от мира. Он был чисто выбрит и небрежно одет: плохо сидящий твидовый костюм, который обтягивал живот. По профессии он был музыкантом, одним из лучших скрипачей филармонии. А по-настоящему его звали (ибо в конце концов его придется упомянуть) Флойд Стенхаус. Флойд забрал свои тревожные сны и рецепт с собой и, пройдя через сад и заднюю калитку, скрылся.

В его походке, когда он удалялся по Доллис-Хилл-роуд, было что-то не то. Конечно, любой, кто увидел бы его, принял бы его за одного из этих восхитительных английских эксцентриков с характером в лице и интеллектом в близко посаженных глазах. Но истинной причиной его пошатывающейся походки было то, что оттягивало карман его плаща. Засунув руку в карман, он почувствовал холодную рукоятку. Это был военный сувенир, подарок его дяди. Револьвер.

Сам Доллис-Хилл был богатым пригородом с широкими, извилистыми улицами, застроенными эдвардианскими домами, и пышными живыми изгородями. Дом Рисов был построен из прочного красного кирпича, его итальянский фасад украшали три ряда белых окон со створчатыми рамами, а углы были отделаны декоративным камнем. К парадной двери нужно было подниматься по каменным ступеням с улицы. Он был вполне похож на дом, который доктор Рис оставил в Вене.

Ансельм Рис открыл здесь, на северо-западе Лондона, свой кабинет, как только приехал сюда пять месяцев назад. Всю свою жизнь до этого момента он провел в Вене, но по личным и политическим причинам принял мучительное решение эмигрировать. Сейчас он был уже пожилым человеком с пульсирующей зубной болью и слабеющим зрением. Но его ум оставался острым, а его знаменитый стиль – непринужденно шикарным. Ему не потребовалось много времени, чтобы найти свою нишу в лондонском высшем обществе. Когда в конце февраля он сошел с борта корабля «Великолепный» в доках Саутгемптона, на нем были цилиндр и фрак. Он спустился по сходням, держа под руку единственное существо на земле, которое он ценил выше себя, – свою дочь Лидию.

В тот день, когда отец и дочь сошли на английскую землю, их встретили вспышки фотокамер. Лидия была очень фотогенична с игривой короткой стрижкой иссиня-черных волос и в модной одежде: ее шея была увешана бусами, а склонность к мужским твидам компенсировалась любовью к мехам. Кожа лица была гладкой, а черты лица – соблазнительными, как у Луизы Брукс. Говорила она мягко и с акцентом, томно перекатывая во рту слоги.

Рис и сам был не промах, когда надо было кого-то очаровать. Он ясно дал понять, что не намерен принимать новых пациентов. Не прошло и месяца, как он отказался от этого обещания. Он взял аж трех пациентов: двух мужчин и одну женщину. Их личности держались в строжайшем секрете: за эту информацию таблоиды заплатили бы большие деньги. В своих записных книжках он называл их только пациентами А, В и С. Но, конечно, Лидия знала, кто они такие, даже если и не встречалась с ними. И важно отметить, что она никому ничего не сказала о них.