Читаем без скачивания Джон Леннон. 1980. Последние дни жизни - Кеннет Уомак
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Мне было очень больно, – вспоминал позднее Марш. – Мы обижались на него за то, что он нас бросил». И дальше: «Как большинство фанатов рока, я считал само собой разумеющимся, что Джон Леннон существовал, чтобы бесперебойно обеспечивать досуг, вдохновение и толкование происходящего».
Реакция Джона на открытые письма Марша дошла до автора через общих друзей. «Я никому ни хрена не должен, – без обиняков заявил Леннон. – Я свое дело сделал. Теперь очередь всех остальных».
Марш был раздавлен, что объяснимо. Вместо того чтобы вдохновить кумира на громкое возвращение в мир музыки, он добился лишь прицельного заряда гнева Леннона.
«Я чувствовал себя ничтожным, – признавался критик. – Мне до тех пор никогда не приходило в голову, что своим отношением я низвел того, кого любил и восхищался, до положения торгового автомата» (2).
Когда Джон предпочел отгородиться от своей мегаизвестности и сочинения музыки, «Дакота» оказалась идеальным местом, чтобы укрыться от всего этого, предаваться ностальгии и в кои-то веки наслаждаться хорошей жизнью.
Для начала, изящные линии крыши «Дакоты» выглядели точной копией остроконечной крыши сиротского приюта Армии Спасения под названием «Земляничная поляна» (Strawberry Field), буквально в нескольких шагах от «Мендипса» – дома его детства в Ливерпуле. Но, что еще важнее, «Дакота» воплощала несравненный уровень и привилегированность – почти вековая превосходная репутация, обещавшая вдобавок такую необходимую возможность не быть у всех на виду.
«Дакоту» – одну из самых чтимых и загадочных достопримечательностей Нью-Йорка – построили в начале 1880-х годов по заказу Эдварда Кларка, который вместе с Айзеком Зингером основал «Компанию швейных машин Зингера» в 1851 году. Ту самую фирму, что в середине века совершила революцию в пошиве одежды. Когда в 1875 году Зингер умер, Кларк стал президентом компании и в последующие годы оказался на вершине иерархической лестницы Нью-Йорка.
Кларк понимал, что не все могут позволить себе жить в частных городских домах, как фантастически богатые Вандербильды и Асторы, поэтому загорелся идеей архитектора Калверта Вокса – тот был одним из авторов ландшафта Центрального парка. Вокс полагал, что горожане должны жить в квартирах французского стиля. Его коллега, архитектор Ричард Моррис Хант, разделяя эти взгляды, в 1869 году спроектировал первый американский многоквартирный дом «Стайвесант» в окрестностях городского парка Грамерси. Неудивительно, что одним из первых жильцов «Стайвесанта» был Вокс.
Однако, на взгляд Кларка, будущее ожидало ньюйоркцев на живописных зеленых улочках, очерчивавших границы Центрального парка. Там можно было бы наслаждаться элегантностью и утонченностью жизни, вдали от суеты и городского сброда. Когда Кларк впервые задумался о строительстве роскошных апартаментов, в Верхнем Вест-Сайде, где он вознамерился это сделать, царило запустение – часть города, заброшенная настолько, что даже Восьмая авеню, ведущая к западным границам Центрального парка, была еще грунтовой колеей. В 1877 году Кларк приобрел два акра (0,8 га) земли на углу Централ Парк Вест и Западной 72-й, по-царски заплатив $200 000 (что равнялось бы $4,8 млн в 2018-м). Воплотить свою идею в жизнь он поручил архитектору голландского происхождения Генри Харденбергу. Тому же строительство «Дакоты» представлялось шансом ничем не ограничивать воображение и создать то, что, когда настанет час, безусловно станет одним из самых заметных адресов быстро растущего города. Результатом явились многочисленные украшения в духе Старого Света – острые верхушки крыши, внушительные балюстрады, проткнутые дымоходами, флагштоками и навершиями. Внешнюю облицовку «Дакоты» выполнили из фризов резного камня, а по периметру здания проложили сухой ров, украсив оградку ликами бородатого Нептуна, в окружении двух змей.
Вышло так, что Кларк не дожил до воплощения своей мечты о роскошном доме в Верхнем Вест-Сайде. Семидесятилетний магнат скончался от малярии в октябре 1882 года в своем загородном доме в Куперстауне (штат Нью-Йорк), оставив после себя собственность, оцененную примерно в 25 миллионов долларов. Когда здание открыло двери в октябре 1884 года, многочисленные критики «Дакоты» заклеймили ее «капризом Кларка», указывая на расположение дома среди хлипких лачуг бедняков, ютящихся на птичьих правах на запустелых северо-западных окраинах города[2]. Легенда гласит, что необычное название дом получил якобы из-за его удаленности – он стоял на таком расстоянии от городского центра, что мог бы быть построен и на территории Дакоты[3]. На самом деле нью-йоркская «Дакота» брала истоки в увлечении Кларка традициями и преданиями коренных американцев[4] и освоении западных территорий в ту эпоху (3).
Хотя у нового здания хватало критиков, нью-йоркская Daily Graphic приветствовала его торжественное открытие громким заголовком, описав «Дакоту» как «один из самых совершенных жилых домов в мире». Ньюйоркцы реагировали так же; городская элита поспешила взять в найм все 65 квартир дома задолго до того, как в них можно было поселиться. Угнездившаяся на углу Централ Парк Вест и Западной 72-й «Дакота» стала архитектурным чудом, она выделялась среди городского пейзажа, а сандрики (профилированные карнизы над окнами) и балюстрады придавали ей черты архитектуры немецкого Возрождения, не говоря уже о зловещих горгульях, охранявших ее периметр наверху (4). Был еще и впечатляющий свод над проездом к дому со стороны Западной 72-й улицы, к главному входу в здание XIX века – въездная арка, изначально построенная для приема конных экипажей, подкатывавших к находящемуся в глубине патио «Дакоты», элегантно оформленному парой фонтанов с украшениями из витого железа. В более поздние годы с западной стороны проезда установили обитую медью будку сторожа. Барельефы Айзека и Изабеллы Зингер украшали гребень над входом. Еще выше изображался индеец из племени дакота, вперивший зоркий взгляд в уличную жизнь внизу. Архитектурным контрапунктом к помпезному арочному проезду стала меньшая по размеру и редко использовавшаяся задняя дверь, известная под названием «Вход гробовщика», которой Харденберг украсил менее парадный северный фасад.
Ленноны, как называли их неприветливые жильцы «Дакоты», приобрели апартаменты на седьмом этаже в 1973 году, на следующий год после того, как здание внесли в Национальный реестр исторических мест. В 1976-м «Дакоту» объявят исторической достопримечательностью национального значения. С конца 1960-х здание присутствовало в американском сознании, когда знаменитый режиссер Роман Полански снял уличные планы знаменитого дома для своего мистического триллера «Ребенок Розмари», а от готической архитектуры «Дакоты» у зрителей по спине бежали мурашки. Фильм Полански изрядно эпатировал киноманов конца шестидесятых, в том числе натуралистично снятым самоубийством персонажа, выпрыгнувшего из окна на седьмом этаже. Еще более дурную славу картина обрела из-за сцены изнасилования Сатаной главной героини, которую играла Миа Фэрроу. Так, благодаря фильму Полански, дом приобрел весьма специфическую репутацию,
