Читаем без скачивания Принцесса викингов - Вилар Симона

Поглядывая на жену, Ролло разломил куропатку и впился зубами в сочную мякоть. Он видел, как нежно касается рукояти его меча Снэфрид.

– Глитнир, – тихо назвала она оружие по имени, поглаживая рукоять, словно лаская ее. – Жало брани, зверь щитов, луч сечи. Я рада, что ты вернул его себе. Это добрый друг. О, как он пил росу смерти[4] в походах!

Она с улыбкой взглянула на мужа.

– Славное было время, когда наши морские кони разрезали кровлю обиталища рыб и не было берегов, где бы мы не бросали свой якорь.

Ролло видел, что она тоскует по набегам, по той поре, когда они вели жизнь морских викингов, еще не зная, что в один прекрасный день осядут в стране франков. Но то время ушло. Снэфрид иногда просила его покинуть эту землю, которую сразу невзлюбила. Он же быстро пустил здесь корни и теперь считал ее своей.

Не глядя на жену, Ролло проговорил:

– Мне удалось вернуть Глитнир лишь в Нанте, где укрылся от меня старый Гвардмунд. Он поплатился жизнью, за то что посягнул на оружие рода Пешехода.

– Я знаю. Ведь ты привез голову этого старого негодяя. Почему ты не показал ее мне?

Ролло молчал. Тогда Снэфрид сказала:

– Но я знаю и то, что ты велел передать ее рыжей Эмме, племяннице герцога Роберта. Мой бедный разум отказывается служить мне – зачем христианке такой подарок?

Ролло молча жевал. Затем негромко проговорил:

– Я был пленником Гвардмунда и его сына Герика. Она должна была знать, что я никогда не оставляю неисполненным то, что обещал, и всегда отвечаю новым ударом на поражение.

– Вот как? Тебе так важно было убедить в этом рыжую франкскую девку?

Ролло не ответил. Всегда, когда речь заходила о девушке, привезенной им для младшего брата, между ним и Снэфрид возникала напряженность. И Ролло стало легче, когда он увидел, что жена отвернулась и стала перебирать свои подарки: золотые браслеты, ожерелья, ткани, меха. Она ласково гладила связки беличьих шкурок, улыбаясь, разглядывала снежно-белых горностаев, дула на пушистый огненно-рыжий мех лисы – такой, как волосы Эммы, пленницы Ролло, за которую он выторговал у Роберта Нейстрийского мир на весь этот год. Он вдруг отчетливо вспомнил ее огненную гриву и гневный взгляд огромных темно-карих глаз. Неожиданно он вздрогнул, заметив, что Снэфрид наблюдает за ним. Иногда ему казалось, что жена догадывается о его чувствах к рыжей пленнице Эмме, племяннице его соперника и первого врага Роберта Нейстрийского. Да, Снэфрид порой видела его насквозь своими странными разноцветными глазами. Его люди называли ее Белой Ведьмой, но Ролло только злился, когда слышал это. Снэфрид любит его, она ему верна. И он тоже бережет ее и никогда не причинит ей боли. Что же касается рыжей Эммы… Она как дикий зверек, которого он так и не смог приручить. Она забавляет его, к тому же благодаря ей он может влиять на Роберта. Герцог никогда не посмеет рискнуть жизнью дочери короля Эда[5], своего обожаемого покойного брата. Он согласился на предложенное Ролло перемирие, поставив единственное условие – чтобы никто не узнал, что невеста брата Ролло происходит из рода Робертинов. Для всех она просто Эмма из Байе, Птичка, которая волшебно поет, рыжеволосая франкская красавица, на которой вскоре должен жениться его брат, ибо Атли гораздо лучше, чем Ролло, удастся приручить эту строптивицу. Конунг же больше не станет думать о ней и сам вручит ее брату. А у него есть Снэфрид, Лебяжьебелая, – валькирия, перед красотой которой бессильно даже время.

Ролло отхлебнул из плоской золотой чаши. Он уже давно отдавал предпочтение винам этой страны, а не браге и норвежским пряным медам. Сейчас в чаше перед ним плескалось светлое анжуйское – из бочонков, привезенных им год назад после похода на Луару. Тогда было захвачено много всякого добра: провианта, железа, живности, а также множество женщин и невольников – хороших мастеров. Всех их погрузили на тяжелые кнорры[6], и младший брат Ролло доставил их в Нормандию. Ролло же привез лишь рыжеволосую пленницу Эмму, принцессу, жизнь которой стала ставкой в торге с Робертом Нейстрийским, герцогом франков.

Ролло с наслаждением попивал напиток, глядя поверх золотого края чаши на свою финку. Стоя у стены, где среди тканых ковров с норвежскими драконами висело круглое бронзовое зеркало, Снэфрид примеряла длинные звенящие серьги. Нельзя было не залюбоваться ею – статной, величавой и такой же прекрасной, как и в тот день, когда она соблазнила его, еще мальчишку, на далекой холодной родине. Позже, когда он стал изгоем и был объявлен в Норвегии вне закона, она не отреклась от него и разделила с ним изгнание. А ведь ее первый супруг, конунг Норвегии Харальд, намеревался сделать Снэфрид королевой. Она же отвергла все, бежав с Ролло, и, хотя была гораздо старше его, красота ее за эти годы совсем не поблекла. Истинная королева, достойная той земли, которую он покорил. Она верила в него, и Ролло всегда помнил, чем она пожертвовала из любви к нему. И никогда, никогда он не откажется от нее, она всегда останется его женой. Правда, Снэфрид так и не подарила ему наследника, но все эти годы была ему верной подругой, советчицей, пылкой возлюбленной. Отчего же теперь он чувствовал, как между ними растет отчуждение? Их связывала плоть, ибо ни одна женщина не дарила ему таких наслаждений, как эта светлокудрая валькирия. Души же их существовали порознь.

Ролло чувствовал, как одна его часть стремится бежать от Снэфрид, а другая страстно жаждет ее. Епископ руанский Франкон как-то заметил, что финка, похоже, опоила его любовным зельем. Но разве она недостаточно хороша, чтобы пленить мужчину безо всяких чар? Ролло видел, как восхищенно смотрят на нее викинги, и гордился ею. Ему нравилась даже таинственность и загадочность Снэфрид. В сущности, он знал о ней ничтожно мало. Она жила своей жизнью, которая оставалась закрытой для всех. Иногда он ловил себя на мысли, что и сам не стремится приподнять покровы этой тайны. Белая Ведьма! Он не желал в это верить! Люди поговаривали, что ему следует взять другую жену, потому что правителю не обойтись без наследника. У Ролло были дети от других женщин, некоторых он признал, и они жили в его дворце. Три дочери и два сына. Ролло по-своему любил их, но они не имели в его глазах такого значения, какое имели бы, будь его законными отпрысками. Направляясь в покои жены, он иногда прихватывал с собой одного из детей, но Снэфрид неизменно оставалась холодна с ними. Ролло понимал, что ей больно видеть их. И он простил ее, даже когда однажды она грубо потребовала, чтобы он не навязывал ей своих пащенков. Заглянув в ее пылающие гневом разноцветные глаза, он поклялся Одином, что ни одна из матерей его детей никогда не займет места подле него, и призвал в свидетели Тора и всех богов Асгарда[7]. До сих пор он следовал этой клятве, и Снэфрид оставалась его женой, несмотря на острую неприязнь к ней некоторых ближайших сподвижников Ролло. Даже Атли, его любимый младший брат, не верил финке и опасался принимать целебные травы из ее рук, предпочитая услуги монахов. Однако именно Снэфрид помогла его брату подавить мятеж соотечественников Ролло, пришедших грабить эти земли, пока он был в походе этим летом. Тогда даже его соратник Ботольф Белый, не больно жаловавший Белую Ведьму, вынужден был признать, что ее действия были разумны и она показала себя достойной супругой правителя.

Ролло внезапно замер, заметив, что Снэфрид достала из сундука завернутый в полотно тяжелый зубчатый венец и внимательно разглядывает его. Венец был из светлого золота, украшенный по кругу крупными молочно-белыми жемчужинами и сверкающими в зубцах-трилистниках топазами. Снэфрид улыбнулась этому великолепию и уже повернулась к зеркалу, чтобы примерить венец, как голос Ролло остановил ее.

– Нет, Снэфрид, нет! – торопливо проговорил он и вдруг смутился, почувствовав, что снова не в силах взглянуть ей в глаза. В глубине души он проклял того олуха, который, вопреки его приказу, уложил этот венец вместе с остальными драгоценностями.