Читаем без скачивания Новый Мир ( № 6 2006) - Новый Мир Новый Мир

Но сделанного не воротишь.

А тогда… Сколько же лет прошло? Да, пожалуй, уже больше ста. Сто тридцать? Боба не очень интересовался точными цифрами. Не видел в том необходимости. Какая, в конце концов, разница — сто двадцать семь или сто сорок один? Существенными были только их с Букой отношения. А они сложились наиприятнейшим для всех троих образом. Троих, потому что Бука была нежной матерью и любила свою Букашку и жизни без нее не представляла.

Но начиналось все довольно мрачно. Когда Боба, в то время почти ребенок, появился в поле зрения Буки, она угрожающе наклонила крупную голову и издала резкий звук, за деревом что-то затрещало и побежало.

Боба в знак мирных намерений протянул к Буке свои еще нежные ладошки, но она сделала шаг вперед, и этот шаг не предвещал дружеских объятий. В тот день Боба так и ушел ни с чем и целый день думал только о еде. Была осень — пора грибов и ягод. Рядом с Букой в траве он приметил пожухший кустик земляники с несколькими чудом сохранившимися ягодками, но приблизиться к нему не решился. Уж больно Бука была воинственно настроена.

На следующий день Боба снова пришел. На этот раз он раздобыл пучок нежного клевера и приветливо помахал им перед Букой. Она потянулась было к букетику, но сразу отвернулась и Бобу близко не подпустила, хотя даже мысли о мясных блюдах в голове Бобы не было. Бука была существом недоверчивым. Все-таки сказывалась порода.

Вопрос породы несколько первых лет интересовал Бобу, но постепенно он пришел к мысли, что это, конечно, симментальская порода. Молочно-мясная. Яркий рыжий бок, белоснежная шея, изящно изогнутые рога, и все это во Франции, совсем недалеко от Швейцарии, а там, разумеется, симментальская, а какая же еще? Впрочем, Боба изучил кое-какую специальную литературу и утвердился в своем мнении. Из книги он многое узнал и занялся делом. В пустующем домике, метрах в двухстах от дерева, под которым паслись Бука и Букашка, он устроил настоящую ферму.

Каждый день Боба надаивал пятнадцать литров молока. Но молоко он пить не любил. От него в животе делалось урчание, а это ведь не очень прилично. Потому-то Боба и занялся хозяйством. Тем не менее все пятнадцать литров Боба расходовал полностью, ведя строгий учет. Пять литров шло Букашке. Ей молоко нужно было парное, согретое мощным нутром родной матери. Три литра Боба оставлял на простоквашу. Из остальных семи он делал творог и сыр. Тем и жил. Вот уже почти сто тридцать лет.

За эти годы руки Бобы огрубели, а лицо от ежедневного пребывания на свежем воздухе потемнело. Но качественные кисломолочные продукты собственного изготовления и радостная атмосфера, которую создавали красавица Бука и бодрая Букашка одним своим присутствием, сделали свое дело. Боба выглядел восхитительно мужественно. Впрочем, влияние породы, к которой принадлежал Боба, тоже следует учитывать. Боба, знакомясь с кем-нибудь, всегда говорил: “Позвольте представиться: Боба. Эльф. Лакторианец. Председатель комитета по соблюдению вмененных обычаев. Основатель Международного движения музейных эльфов”. Те, с кем он таким образом знакомился, понимали, что он имел в виду. Ведь он знакомился только с эльфами. Таков был обычай № 11. А эльфы знали свои обычаи и историю.

История же была вот какая. Большая часть древних лесов, где обитали эльфы с глубокой древности, оказалась вырублена, а оставшаяся покрыта была мусором человеческой цивилизации. Эльфы гибли тысячами. И Лесным Советом было принято кардинальное решение. На кормление каждому из оставшихся в живых эльфов выделялся пейзаж, на котором был изображен кусок экологически чистой природы.

Бобе досталась крошечная картина Камиля Коро “Пейзаж с коровами”. Боба обрадовался — на холсте 22ґ17 под деревом были нарисованы целых две коровы, можно сказать, повезло. К сожалению, рядом с коровами на пеньке сидела пастушка в красном то ли колпачке, то ли платочке. А ведь, по обычаю № 1а, постоянное общение эльфам разрешалось только с нелюдьми. Но Боба, руководствуясь обычаем № 2, знал, что в обязательном порядке следует доверять Лесному Совету. Таков обычай. Боба и доверился. И все получилось. Спасибо Лесному Совету!

Когда Боба оказался в картине, то понял, что пастушка и вторая корова — раскрашенные картонные фигуры. Это Бобу и обрадовало и огорчило одновременно. Обрадовало, потому что пастушка не живая, а огорчило потому, что корова-то оказалась одна. Но Бука не подвела. Тем более что обычай № 3, самый почитаемый эльфами, состоял в том, что из картины-кормилицы можно брать все, что там нарисовано и что можно приготовить из нарисованного, но в заранее согласованных количествах. Каждый день. Таков обычай.

Странным Бобе показалось, что уважаемый мэтр не нашел нужным нарисовать Букашку, которая, конечно, украсила бы полотно. Однако воля художника — тоже непреложный закон. И это обычай № 4. Да и Бука оберегала своего детеныша так трепетно, что только благодарно покивала мэтру Коро за то, что ни одним мазком не намекнул на существование Букашки, мирно посапывавшей в лохматой осенней траве.

Но надо отдать должное Бобе, который, тщательно соблюдая обычаи № 5 (“Эльф должен всемерно защищать художественное полотно , закрепленное за ним в пожизненное пользование. Таков обычай”) и № 5а (Эльф должен всемерно изучать то, что защищает. Таков обычай”), очень внимательно прочел статью о своем пейзаже в толстой книге. Не сразу, конечно, как познакомился с Букой, и не тогда даже, когда его родной пейзаж был куплен для императорского музея в далеком Санкт-Петербурге. Прошло еще много лет, пока, прогуливаясь перед вечерней дойкой по Эрмитажу, Боба заметил книжный киоск, где среди множества разных изданий безошибочно выбрал нужное: “Государственный Эрмитаж. Ленинград” из серии “Музеи мира”. Именно здесь была помещена небольшая статья о мэтре Коро и занимавшем Бобу пейзаже.

С замиранием сердца Боба вчитывался в текст, написанный так странно холодно про то, что украшало его жизнь, что делало его существование осмысленным, за счет чего он вообще оставался живым эльфом. С одним утверждением автора Боба согласился почти сразу. В статье было написано: Художник не стремится передать какое-то мгновение. Все продумано и взвешено . Не мгновение, конечно. И продумано до мелочей. Уж кому, как не Бобе, это было знать. А вот словечко “взвешено” Бобу насторожило до крайности: что там взвешивают? что за неуместные намеки? неужели кто-то узнал про… Боба даже додумать эту мысль не позволил себе, чтобы не нарушить обычая № 5б (“Эльф может обсуждать источник своего питания только с эльфом. Таков обычай”). Поразмыслив, Боба тем не менее пришел к выводу, что вряд ли автору статьи что-нибудь известно об удоях Буки и привесе Букашки. И, успокоившись, продолжил изучение научного описания, которое его в завершении раздосадовало. Серебристость гаммы нарушается одним ярким ударом — платком пастушки . Странное существо — человек! Платок картонной пастушки — для него удар. И ведь ни словом не обмолвился о теплой розово-рыжей Буке, которая не удар даже, а потрясение! Но про “серебристость гаммы” Бобе очень понравилось, и он решил на ближайшем конгрессе Международного движения музейных эльфов блеснуть.

Музейные эльфы проводили свои конгрессы довольно часто — раз в двадцать пять лет, отдавая дань обычаю № 6 — “Эльфы музейные обмениваются впечатлениями об аукционах живописных полотен не менее четырех раз в сто лет. Таков обычай”. Во время конгресса можно было узнать о перемещениях своих соплеменников по мировым коллекциям, о способах питания, о некоторых аспектах вмененных диет (калорийность, насыщенность витаминами и др.) и об условиях хранения картин в различных галереях. А придумал все это Боба.

Вот за эту свою идею Боба был особо расположен к Буке. Ведь только благодаря плодородной своей “симменталочке” Боба стал первым среди эльфов лакторианцем и за последние сто с лишним лет не только принимал активное участие в подборе картин-кормилиц для новых эльфов, но и необычайно отточил свой ум. И это было признано всем, основанным самим Бобой, сообществом — и по справедливости, и по обычаю № 7 (“Эльф безмерно благодарен эльфу, предложившему альтернативный источник питания. Таков обычай”).

Закончив дойку, Боба напоил парным молочком Букашку и чуть-чуть поиграл с ней, потом отнес дубовые ведра с молоком на ферму, вернулся к Буке, помыл ее и отправился перекусить. К домику, в котором располагалась ферма, ничуть не нарушив художественного замысла мэтра, Боба давно сделал пристроечку. Здесь Боба, устроившись с удобствами, любил откушать сыров благородных из собственных подвалов. Отужинав, Боба на прощание помахал рукой Буке (Букашка уже сладко спала), выбрался из картины, смешался с толпой экскурсантов и спустился на второй этаж.