Читаем без скачивания Новый Мир ( № 6 2006) - Новый Мир Новый Мир

Между тем эльфочки даже не взглянули на полотно кисти Франсуа Рейкгальса “Плоды и омар на столе” (70ґ118 см). Боба решил свериться с каталогом. Опять, опять девочки оказались на высоте. … Битва омаров с фруктами и виноградом. Один из омаров, кирпично-красный, торжественно и хищно попирает разбросанные гроздья винограда. Другой беспомощно лежит брюшком вверх… Острые, зазубренные, торчащие во все стороны листья, стебли винограда, усики омаров … Конечно, нельзя было выбирать этот натюрморт. С одной стороны, по обычаю № 26 (который отражает всенепременное миролюбие эльфов) невозможно драться каждый день с явно боевым омаром из-за нескольких виноградин. С другой стороны, чувство самосохранения было присуще эльфам в полной мере. Такова анатомия эльфов.

Потом компания миновала группу голландских натюрмортов, наполненных совершенно несъедобными, но приятными для глаза предметами (подзорные трубы в чеканных корпусах, жаровни с раскаленными углями, географические карты с чуть потрепанными уголками и маленькими черными крапинками над зарытыми пиратскими кладами, расшитые кисеты с табаком, тонкие длинные курительные трубки из белой глины, глобусы на подставках темного дерева). А Боба решил твердо настаивать только на одном: выбранный натюрморт должен быть написан не позднее XVII века. Боба полагал, что картины начиная с века XVIII отражают продукты уже не очень чистые с точки зрения экологии. Его “Пейзаж с коровами” был написан позже, но за долгие годы с честью прошел все возможные проверки. Ведь там качество обеспечивала бесценная его Бука, которая ни при каких обстоятельствах не съела бы сомнительную травинку.

Боба еще думал, как без слов объяснить девочкам свои представления о связи экологии со временем, а все уже устроилось само по себе. Потому что у простецкого полотна Карло Маджини “Натюрморт с куском сырого мяса”, написанного в самом конце XVII века, эльфочки даже не остановились, только одна (Фенюшка?) сморщила хорошенький свой носик, а другая (Никуша?) смешно фыркнула. И хорошо. И правильно сделали.

Между тем экскурсия продолжалась. Эльфочки, время от времени переговариваясь, неслись вперед, а Боба от них отставал, потому что на ходу еще пытался читать каталожные тексты. При этом он несказанно жалел, что не изучил их заранее, — ведь девочки могли бы уже и позавтракать, если бы не его легкомыслие. Впрочем, эльф и некоторая доля здорового легкомыслия — почти синонимы. Такова анатомия эльфов.

Боба как раз читал описание “Натюрморта” Виллема Кальфа (105ґ87,5 см) и наткнулся на замечательное рассуждение, которое позволил себе автор текста. В жанре натюрморта нет прямого изображения человека, но его присутствие как бы подразумевается. Ведь хозяином изображенных вещей, потребителем представленных в картине блюд является человек, его вкус и потребность определяют подбор изображенных в ней предметов… Этот пассаж, особенно кусок о “хозяине” блюд, при замене в нем слова “человек” на “эльф” — хозяином изображенных вещей, потребителем… блюд является ЭЛЬФ, его вкус и потребность определяют подбор изображенных в ней предметов, — Бобе очень понравился. Он даже заподозрил, не написано ли это кем-то из его сотоварищей. Но подозрение Бобой было немедленно отвергнуто, во-первых, потому, что, по обычаю № 27, эльфы не занимались никакими работами, которые могли выполнить люди. А во-вторых, эльфы не нарушали этот обычай вообще. Такова анатомия эльфов. Продолжая размышлять на эту тему (о возможном в будущем союзе эльфов с художниками, естественно, при тщательном соблюдении экологических требований), Боба долистал книгу до описания “Завтрака” Виллема Класа Хеды (118ґ118 см). Этот отрывок покорил Бобу. Оказалось, что многие художники писали так называемые “Завтраки”. И существовали каноны, которым необходимо было следовать — на то они и каноны. Обычно изображалось какое-нибудь блюдо, чаще всего окорок, несколько дополняющих его фруктов, бокал или кружка с вином. Почти обязательны аппетитные булочки с хрустящей надломленной коркой .

И Боба стал думать о булочках.

Так сложилась его жизнь, что никогда, ни единого раза, не удалось ему попробовать этот продукт. Около Буки стараниями мэтра Коро не колыхались тяжелевшие по осени колосья пшеницы. Но запах... нет-нет, грубоватый и сладостный аромат, который распространяли хлебобулочные изделия, Бобе был хорошо знаком. Он много раз замирал около эрмитажного буфета, когда туда доставляли ящики со свежей выпечкой. Там у дверей буфета Боба заметил, что флюиды от булочек с упомянутой в каталоге хрустящей корочкой волшебным образом действуют не только на него, но и на всех без исключения посетителей Эрмитажа. Боба некоторое время назад додумался, что люди произошли от эльфов. Ведь у экскурсантов точно так же, как у Бобы, подрагивали ноздри, стоило им оказаться рядом с аппетитными теплыми булочками. Но даже если предположение Бобы о происхождении видов было правильно (он-то в этом не сомневался), то в завершение тысячелетий эволюции обнаружилась некоторая разница. Люди стали разделять пищу на телесную и духовную, у эльфов же сохранилось пищевое единство, благодаря которому в последние лет сто пятьдесят они насыщались, и очень успешно, не плодами Земли, а плодами усилий сонма живописцев. Такова анатомия эльфов. Но требования к изображенным пищевым продуктам предъявлялись высочайшие. Это было всенепременное условие Лесного Совета. И только благодаря тщательному отбору картин-кормилиц удалось в последние, неблагополучные с точки зрения экологии века умножить численность эльфов. Спасибо Лесному Совету!

И тут налетели, зацеловали, защекотали, потащили за собой, приплясывая и Бобу втягивая в этот вихрь торжества.

— Боба!

— Боба, Бобочка же, быстрее!

— Побежали, мы тебе такое покажем!

— Это я первая нашла…

— И я первая увидела.

— Там такие тарелочки и стакан…

— Не стакан, а бокал.

— Ну, бокал…

— А вилочки — и ручки у них из перегородчатой эмали.

— И кувшинчики!

— А какое все вкусное!

— Я проголодалась.

— И я, и я…

— А чье это будет — ее или мое?

— Пусть Боба скажет.

— Пусть скажет, а то мы еще не завтракали.

— Бобочка, ну говори же!

Все это эльфочки выпалили почти одновременно и замерли в ожидании Высокого Решения. Боба и без того еще не знал, кто из них кто — ведь вечером они так и не договорились, кто будет Фенюшкой, а кто Никушей. Но сейчас уж было не до этого. И он поспешил за нетерпеливыми своими девочками, решив, что сразу после их завтрака займется закреплением имен.

Они мчались по анфиладе залов, и вдруг Боба понял, что бегут они к “Завтраку” Виллема Класа Хеды, и на бегу стал дочитывать текст из любимого каталога. Так-так, очень интересно: … картина довольно большого, редкого для голландского натюрморта размера (это хорошо) … строгость и сдержанность колорита не делают ее скучной — это замечательно, эльфочки не должны скучать. Просто не имеют такой возможности. Такова анатомия эльфов. Что там дальше: хорошо отглаженная скатерть (это, допустим, мелочи). Ага, вот оно, самое существенное. На блюде лежит серовато-розовый лангуст, рядом желтеет лимон, зеленоватые оливки (в глубокой тарелке… и есть еще пустая плоская, что ж, это удобно), булочка с золотистой корочкой, несколько сосудов — металлические кувшины, бокал.

В оставшиеся до лицезрения полотна секунды Боба подумал о радостях, которые сулит тонкому гурману изысканная сервировка. Он-то всю жизнь обходился грубой глиняной и деревянной посудой, которую нашел в дальнем домике на заднем плане своего пейзажа.

Вот уж они на месте. Все совпадало с описанием — Боба проверил. Даже лучше, чем в каталоге, потому что лимон был почти очищен от кожуры, которая влажной спиралью свешивалась с края стола. Он оглянулся в поисках второго натюрморта, но они уже мчались дальше.

— Мы еще нашли…

— Нам же два нужны…

— Побежали, Бобочка!

И, увлекаемый своими девочками, мчится Боба мимо недоуменно оборачивающихся им вслед посетителей и старушек-дежурных. Прибыли. Перед ними предстал “Натюрморт с цветами и закуской” Георга Флегеля (52,5ґ41). Боба сразу открыл каталог на нужной странице, чтобы тщательно сверить нарисованное с описанным, но Фенюшка и Никуша стали чуть-чуть подпрыгивать на месте от голода. Еще немного — и, пожалуй, взлетят. Тут уж Бобе придется нести ответственность за нарушение вышеназванного обычая № 8. Поэтому через строчку, пропуская несущественные детали, Боба стал “заглатывать” текст. …Все, кроме песочных часов (это не надо, дальше)… предназначено для чувственного удовлетворения (мило, но дальше, дальше!)… Вот оно: Тут и подрумяненный жареный цыпленок (вот чудо), и аппетитный гарнир (что это там, капуста, что ли?), и закуски. На этом месте Боба понял, что каталог нуждается в дополнениях. Там не были упомянуты: зеленые оливки, белое что-то (морковка? в то время вроде выращивали разноцветную), наиприятнейшая булочка. А вот что в описании было и на картине присутствовало, так это небольшая, но весьма вместительная ваза со спелыми вишнями.