Категории
Самые читаемые
💎Читать книги // БЕСПЛАТНО // 📱Online » Проза » Классическая проза » Прощание с осенью - Станислав Виткевич

Читаем без скачивания Прощание с осенью - Станислав Виткевич

Читать онлайн Прощание с осенью - Станислав Виткевич

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 ... 99
Перейти на страницу:

Свой отвратительный план Атаназий решил осуществить à coup sur[2]. «А что, если я — всего лишь совершенно обычная, маленькая, заурядная грустная свинья, «un cochon triste»?» — подумал он, хватаясь за телефонную трубку.

— Мадемуазель Геля?

— Да, а кто говорит?

— Говорит Базакбал. Вы одна?

— Да. То есть... собственно говоря...

— Я хотел бы зайти, поговорить с вами о Прусте, Валери и так далее...

— Пожалуйста, только если сейчас. В пять мы с Кубой едем на выставку ужасов. Никто, кроме него, не сумеет...

Атаназий торопливо положил трубку. Его захлестнула пресловутая атмосфера так называемого «истинного демонизма», атмосфера этого «мира женщин», этого свинства, в котором тела, души и платья — лишь приманка-дополнение к живущим самостоятельной жизнью половым органам, как лепестки цветов вокруг пестиков и тычинок. С той лишь разницей, что в цветах это прекрасно... Безумное отвращение к полу как таковому сотрясло его до самых основ. «О, если бы все было гермафродитично, как у улиток, без расщепления личности! И кто выдумал всю эту дикую фантасмагорию. Ну да: мы с ней так сживаемся, что она перестает быть для нас странной. Но если задуматься, что кто-то вот  э т и м  да в то, и при этом...» Метафизическая чудовищность эротизма стала ясна ему как никогда. Впрочем, его невеста Зося была как бы вне всего этого. «Любовь — это нечто другое, она должна быть другим — и если она сама собой не случится, я сотворю ее сознательно. Вот только эти довески... Идеал же таков: любить одну женщину как друга (и это отвратительно), одновременно имея на стороне сколь угодно любовниц (может ли что-нибудь быть более отвратительным?). Ну а для нее как дело обстоит, так же? Нет, симметрия здесь исключена. Женская измена — нечто совершенно отличное от измены мужчины». «Мы вкладываем лишь это самое в то самое, а они в это (во что?) вкладывают чувство», — вдруг вспомнилось ему высказывание старого друга, большевиствующего поэта Саетана Темпе. О принципиальном различии двух измен свидетельствует байка об опытах над белой крольчихой: эта дама, лишь раз изменившая своему белому мужу с черным любовником, до конца жизни то и дело производила на свет пятнистых деток.

Трансцендентальная безысходность ситуации и неразрешимость связанных с нею проблем стала ясна, как солнце, как дважды два. И все-таки приходилось залезать в тот клубок противоречий, коим является жизнь, та, о которой принято говорить в психо-социальных измерениях, обычная даже в своих необычностях, и, что хуже всего, углубляться проблемы, существующие уже на втором ярусе, там, где обитают неизменные конечные понятия и их конечные связи, т. е. — в сферу Общей Онтологии. Несоответствие этих двух миров становилось все более мучительным и бессмысленным. Так в эмульсии растительного масла с водой, даже тщательнейшим образом перемешанной, всегда при достаточном увеличении можно различить отдельные капельки жира. «Однако в глубинах бытия, у самых основ его, есть какой-то адский нонсенс, притом скучный. Но эта скука — продукт нашего времени. Когда-то она была великой и прекрасной. Сегодня тайны не стало, и все меньше становится людей, понимающих это. Придет время, и монотонная серость скроет все на долгие, долгие годы еще до того, как погаснет солнце». Тут ему на память пришла книга Аррениуса «Судьбы планет», и тогда уже не метафизическое, а геолого-астрономическое уныние на мгновение сокрушило его. «Что же получается, полный „апренуледелюжизм“[3]? А человечество, а всеобщие идеалы, а всеобщее счастье? От общества не улизнешь, браток, из него ты вышел, и никакие абстракции тебе тут не помогут», — как-то сказал этот проклятый Темпе. Круг противоречий сомкнулся над мыслью, как вода над брошенным в нее камнем. Хватит. Атаназий вдруг застыл в ощущении неотвратимости последствий своих решений. (Прежний мир беззвучно провалился в какую-то невидимую со сцены сознания западню.) Даже если бы он находился сейчас на содержании (в чем его подозревали в связи с романом с госпожой Бир), это не изменило бы ни на йоту его совершенной на данный момент пропорции психических данных. Как пушечное ядро, вылетевшее из таинственной бездны бытия, он летел, чтобы грохнуться о край своей жизни и разлететься на куски с той же самой бессмысленностью, с которой и все остальное спешит к своему концу. А кой-какие деньжата и у него, помощника адвоката, все же водились.

«О, если бы все происходящее я мог представить в виде функциональных, а не причинных связей», — подумал он с завистью к какому-то неизвестному и даже невообразимому господину, который, можно допустить, все именно так и делал. «Ничего не разделять на пошлые комплексы причин и следствий, не искать крошечных целесообразностей, а чувствовать наплывающие волны блаженства и страдания в запутанных переплетениях Бытия как целого, в бесконечном сопряжении всего со всем, граничащим с Небытием, с Абсолютным Ничто. Словом, психология амебы...» К счастью, мелкие заботы, связанные с выходом из дома, прервали эти мысли, а вернее недомыслия. «Так Бог переживает Космос», — еще с трудом, но уже совершенно неискренне «домыслил» он. Состоявшийся только что телефонный разговор словно пролетел где-то рядом в виде стучащих друг о друга металлических бляшек с терпким привкусом неизбежности совпадения событий. «Я должен изменить ей сегодня же, иначе она тоже не будет счастлива — последний день, — завтра я уже буду не в силах сделать это». Он приклеил эти слова к текущему моменту, налепил, как марку на конверт с вложенным в него пасквилем. Больше ничего не приходило ему в голову, и страшное чувство большой беспричинной любви к Зосе Ослабендзкой, его невесте, снова навалилось на него невыносимой тяжестью. Он чувствовал, что нет больше сил для выполнения замысла, а не поддающийся анализу грозный вал еще более сильного чувства вздымался перед ним, вырастая до непостижимых размеров. Как еще можно перескочить через это непреодолимое препятствие? Как можно так беспричинно, так безоговорочно, даже без веры в эту любовь  т а к  л ю б и т ь — и м е н н о  т а к? Даже сам Струг не смог бы описать это.

Он понимал, что возвращение к одной из прежних любовниц ничего не даст: какая-то пыль по сравнению с ужасными железными гирями, которыми из последних сил он все еще жонглировал, улыбаясь наблюдателю в себе, заменявшему ему в такие моменты публику. Безмерная грусть, связанная с необходимостью этой запланированной измены, застилала, как наступающая долгая непогода, весь его психический горизонт. А если без этого?.. — душила его мука невыносимого чувства, пожирающего все, как злокачественное новообразование. Он подумал такими вот словами: «Кушать, собственно говоря, нечего, ибо я — ничто. А впрочем... жизнь, она одна». Этот малоприятный трюизм впервые дошел до него по-настоящему, и он решил во что бы то ни стало защищаться. Еще чуть-чуть, и он расплакался бы. Но он стиснул зубы, сделал над собой усилие и проглотил большую порцию выпавшей в осадок горечи.

— Надуманные проблемы, — остервенело заворчал он на кого-то несуществующего, кто явно укорял его. Кто это был? Далекая перспектива самых разных безумств вдруг возникла, как ночной пейзаж в блеске внезапно вспыхнувшей зарницы, и, проглоченная темнотой, снова съежилась до, как всегда, непостижимого текущего момента.

Он как раз выходил на улицу Нижних Мельниц, где жила Геля Берц. Солнце клонилось к закату, наполняя воздух желтой пылью. Эта картина усилила в нем тоску до распирающих нутро размеров. Ему пришла на память теория микро- и мегалоспланхизма, согласно которой все человечество делится на два основных типа: более женственный и более мужественный, в зависимости от преобладания блуждающего или симпатического нерва. Он понял все свое бессилие и безнадежность какой бы то ни было борьбы: микроспланхики не способны к Большой Любви — такова была аксиома. Может быть, все-таки то, что он чувствовал по отношению к Зосе, было хоть чем-то «в этом роде»? Неужели он шел бы сейчас для того, чтобы изменить ей, единственной любимой, по сути дела, с несимпатичной ему заумной рыжеволосой семиткой, если бы это чувство не было чем-то, что перерастает обычный уровень его существенных переживаний, которых у него уже столько было? Противоречивость этих состояний и неверие в достижимость счастья совершенно придавили его. Он плелся шагом дряхлого старца, а на его висках и под глазами выступил холодный пот ужаса.

Зубчатая линия горно-фантастического силуэта домов, уплывающих в далекую перспективу улицы, напомнила ему осенний вечер в горах, который где-то там обходился без него. И какое ему было дело до взглядов других морд, лиц и масок на эти единственные для него «комплексы элементов», как говаривал психологист Темпе. Он ощущал одновременность далеких явлений как непосредственно данную, словно осязаемую. «Почему же физики считают дефиницию одновременности слишком трудной? — подумал он. — Если бы я был достаточно высок, я видел бы одновременно эти дома и скалу в Долине Обломков точно так же, как сейчас вижу два отражения солнца в окне. Дефиниция одновременности подразумевает допущение понятия Единичного Существования, и в рамках только физического подхода она невозможна».

1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 ... 99
Перейти на страницу:
На этой странице вы можете бесплатно скачать Прощание с осенью - Станислав Виткевич торрент бесплатно.
Комментарии