Читаем без скачивания Красавица и генералы - Святослав Рыбас

Его речь не была похожа на казацкую, а скорее - на речь образованного промышленника или государственного служащего.

Макарий в разговоре не участвовал, ибо все трое, севшие в Харькове, были чем-то связаны друг с другом, а он был сам по себе.

В окне проплывали степные дали, балки, заросшие терновником и лозой, одинокие свечки тополей.

Макарий уже составил себе впечатление о каждом из попутчиков, а они, поговорив, обратились за тем же к нему. Он объяснил, что палочка - это оттого, что он попал в аварию и сломал ногу. Что за авария? Упал с аппаратом, но слава Богу - обошлось. Сперва никто не поверил, что Макарий авиатор.

- Чудеса! - потом вымолвил священник, разглядывая маленькую книжечку, в которой была вклеена фотографическая карточка Макария и удостоверялось, что Международная воздухоплавательная федерация и Императорский Всероссийский аэроклуб присвоили Игнатенкову Макарию Александровичу звание пилота-авиатора.

- Макарий - это имя означает "блаженный". Не было ли в вашем роду лиц духовного звания? - спросил священник, взяв книжечку.

- Дайте же поглядеть! - нетерпеливо произнес инженер.

Священник отодвинулся от него, продолжая рассматривать свидетельство.

- Ух ты! - воскликнул инженер, наконец получив книжечку, и с торжеством обратился к хорунжему: - А вы говорите - Джонов не догнать! Догоним, будьте уверены!

Хорунжий улыбнулся.

- По-моему, вы хотите уличить меня в отсутствии патриотизма? - спросил он. - Не трудитесь. Я офицер, а этим все сказано.

Инженер не нашелся что ответить, наверное, не ожидал такого решительного отпора. Он вернул Макарию книжечку и стал расспрашивать его о полетах и авариях. Хорунжий вышел в коридор и закурил. Поезд подходил к станции. Показались кучи угля, высокая труба, забор из красного кирпича. Проводник объявил остановку, и все пошли на перрон. Там было пыльно, жарко и воняло кислым каменноугольным дымом. Макарий зашел в буфет, взял бутылку воды "Кувака". Послышались звуки гармоники, ловкие и насмешливые переборы. Молодой буфетчик с пышными усами кивнул головой, объяснил, что там подгулявшая шахтерня.

Возле зеленого вагона третьего класса пританцовывал смешной мужик в котелке, косоворотке и полосатом жилете. Второй, тоже в котелке, сыпал на гармонике.

Спустя несколько минут они оказались возле желтого вагона второго класса, в котором ехал Макарий. Один наигрывал простенькую мелодию, второй напевал какие-то несусветные куплеты и поглядывал на окна. Все куплеты были с двойным похабным смыслом, но состояли из обыкновенных слов. При желании можно было сделать вид, что ничего не понимаешь.

Пассажиры возле дверей вагона наблюдали за подвыпившими шахтерами. Тут же был и кондуктор. Он сердито смотрел на непрошеных куплетистов, готовый в любую минуту их отогнать.

Один из гуляк вытащил из кармана шкалик и, подняв его на уровень глаз, спросил:

- Кто ты?

- Оковыта, - ответил сам себе.

Макарий вспомнил, что слыхал это слово, переиначенное из латыни на хохлацкий манер. Аква вита - живая вода, то есть горилка.

- А с чего ты? - снова спросил гуляка.

- Из жита.

- А откуда ты?

- Из неба.

- А куда ты?

- Куды треба.

- А билет у тебе е?

- Ни, нема.

- Так от тут же тебе и тюрьма! - сообщил шкалику гуляка и в один миг выпил все до капли.

Макарий не забыл загулы и драки пьяных шахтеров в родном Дмитриевском поселке. Хорошо, эти еще были как будто в своем уме и без кайл, шахтерских кирок с длинными стальными клевцами.

Над ним повеяли знакомые домашние божества, водившиеся, должно быть, только в каменноугольном бассейне области Войска Донского - с двойным смыслом - и трудяги, и злодеи.

Дед Макария в молодости пришел сюда с котомкой, а отец уже не простой углекоп. Дед вырвался каким-то чудом и первым делом стал учить сына, чтобы тот прожил чище. Прошлые года - клубок темноты, на мгновение обозначится там удар кайлом по голове врага, или взрыв под землей болотного газа, или другая беда. Макарий не любит деда, однако старик ни в чьей любви не нуждается и ведет себя так, будто он хозяин чужих жизней.

Что же, Макарий почти добрался до дома. По сравнению с этими двумя шахтерами, которым вряд ли суждено вырваться из подземных глубин жизни, он счастливчик.

Кондуктор стал прогонять гуляк. Началась посадка. Хорунжий посторонил скоморохов, высунув шашку наполовину из ножен и со стуком бросив ее обратно.

Когда поезд поехал, священник заговорил о простом народе, нравственность которого все падает и падает.

Инженер сказал о себе, что он "кухаркин сын", не успел оторваться от народа, но здесь, в каменноугольном бассейне, никакого народа по сути дела нет, а есть случайный сброд, пришедший на заработки. Макарий спросил, кого же тот считает народом? Инженер ответил: постоянное население, оно сохраняет привычки и обычаи отцов; а здесь такового крайне мало - хохлы-хуторяне да казаки. Он нарисовал картину из недавнего прошлого, когда шахтеры сманивали на хуторах девок, а потом надоевших, чтоб не приставали, спихивали в шурфы. Священник перекрестимся и сказал:

- Не ведают, что творят.

- Сброд! Сброд! - повторил инженер. Чувствовалось, что он может поведать много таких историй.

Макарий не дал ему развивать тему и сказал, что народ сам себя сохраняет вопреки всем напастям и бедам.

- Мой дед тоже из шахтерского сброда, - с вызовом произнес он.

Инженер пожал плечами.

- Есть земля и есть лес, - вымолвил священник. - Чтобы вырастить лес, надо иметь землю. А те два мужика на станции - они оторвались от родной почвы и погибли. Они земля, но бесплодная.

- А если б они остались в родной деревне и не подались в эту Русскую Америку, то кто бы работал на промышленностью? - спросил хорунжий. - Вот вы, святой отец, на словах печетесь о нравственности народа, а на деле-ничем не отличаетесь от обыкновенных шахтовладельцев. Разве что рясой!

- Позвольте! - заступился за священника инженер. - Вы позволяете себе чересчур! В конце концов святой отец не заслуживает нареканий.

- Ничего, ничего, - спокойно произнес священник. - Господин офицер еще молод. Не все сразу постигается, не все сразу вырастает. Геологи говорят, что здесь в далекие времена было море. Потом море отошло, обнажилось дно морское, стало землей. Сперва та земля заросла солончаками и полынью, получилась полынная степь. Верно я говорю, господин инженер?

- Вам бы сподручнее о том, как Господь создал сушу - ответил инженер. Но вообще - верно.

- Ну я только передаю вам, что мне говорили, - сказал священник. Потом полынные степи заменялись ковыльними, а с севера шли кустарники и дерева. По глине - северо-русские березы и осины, по выщелоченному песку сосны. А человек - та же земля, и в нем всякая жизнь может жить...