Читаем без скачивания Время Красной Струны - Window Dark

Понятное дело, сначала я опечалился. Восемь утра — подъём. Десять вечера отбой. Построеньица, соревнованьица, смотры строя и песни, концертики… Скукота и никакой личной жизни!

То ли дело дома. Хочешь, книгу читай про Квентина Дорварда, а хочешь — про всадника без головы. Не хочешь читать, так скачи во двор и бегай хоть до одурения. А то прикатит кто-нибудь на велопе из соседнего двора. Тогда и начинается настоящая потеха. Несёшься по самой глубокой луже, а в стороны миллионы брызг. Детишки визжат, старушки ругаются, а старшие пацаны уважительно так в мою сторону поглядывают.

Да чего рассказывать! Вы и сами сообразите, что не то в лагере, не то! Видали, наверное, фильмы про Петрова и Васечкина? Только приедет пионер в лагерь, а ему сразу картинг выдают. Может, и бывало так в пионерских-то лагерях, да всё одно — не верится! А в нашем лагере какой уж картинг: самоката задрипанного не допросишься. Шахматы, да шашки. И в тех по паре фигур с каждой стороны не хватает. Ну, карты ещё. Так стоило ли в лагерь ехать, чтобы всю смену в карты дуться?

Не, первая-то как раз на все сто прошла. Не до карт было. И о заварушке, которая в третью смену приключилась, даже подумать никто не мог. Ребята съехались, что надо. Мы успели три раза в поход сходить на полдня. И даже разочек на лодках покатались. Одним словом, потрясно. Я там всего-то разок и прокололся. И то, когда уже обратно ехали. Да уж, чуть было не опозорился перед всем отрядом.

Директорша нам на линейке говорит, мол, не волнуйтесь, обедать не будем, зато перед посадкой в вагоны каждому вручат кулёк. А в кульке — сухой паёк, яблоки там, конфеты, вафли, печенье, пряники. И ведь не обманула. Перед самой посадкой в вагоны, глядь, воспитатели несутся. А в руках коробки большущие. А в коробках — кульки бумажные, не меньше тридцатника в каждом. Я свой пакет — цап! И ну проверять.

Смотрю, комплект солидный. У бумажного кирпичика обёртка порвалась, а из дыры аккуратная такая стопочка печенек выглядывает. А рядом пачка шоколадных вафель ничуть не меньше. Пряники тоже высовываются. Конфет чуть не двадцать: от «Барбарисок» до «Кара-Кумов». И два яблока сверху. Стоп! Чего-то, думаю, не хватает! Снова шуршу, рукой в пакете шарю. Печенье? Вот оно. Вафли на месте и пряники. Конфет хватает. Яблоки выдали… А где же… А где же сухой паёк?!!!

Я чуть так и не спросил. Не успел только. За меня это сделал Колька Востряков. Все поржали, даже я, хотя ничего и не понимал сначала. Так что по счастливой случайности уважать меня не перестали. Говорил ведь, путёвые ребята. Жаль, во вторую смену почти никто из них не приехал.

Вострякова вот привезли. Кликуха «Сухой Паёк» так к нему и прилипла. Я-то боялся, как бы моей не оказалась. А бояться не стоило, потом выяснилось, бывают кликухи и позорнее. Да хоть бы и приклеилась, всё одно вторая смена тускло как-то протянулась. Все стадом ходят, никто ничего не хочет. Даже на дискотеках почти весь вечер одни медляки. Парочки жмутся друг к другу, и ходят, и ходят себе по кругу, сталкиваясь локтями и спинами. Да ну их всех.

Хотя, конечно, тем неприглядным событиям, что в августе развернулись, я бы и скукоту предпочёл. Скука что? Месяцок потерпел — и порядок. В августе вот скучать не пришлось. Зато бороться и страдать — это вам выше крыши.

Зато во вторую смену поставили качели. Высоченные. Длиннющие. До неба. Качнёшься, и кажется, что ноги твои прям от облаков оттолкнулись. Садиться на них приходилось осторожно. То, что кажется сиденьем, на деле-то — спинка! По первому разу и я чуть кумполом о землю не загремел. Ничего, быстро приспособился. Отталкиваешься от камня, похожего на динозаврий зуб, и ну раскачиваться. То ножиком перочинным согнёшься, то линейкой назад откинешься… И летишь. То небо бросится навстречу, то зелёное поле травы.

Жаль только сидений всего пять. Чуть раскачался, как рядом сплошная стонотень начинается. Малышня страдает, ей тоже охота. Воспитательница рукой машет, слезай мол. А я дурной что ли, на воспитательницу смотреть? Я её не вижу, я в сторону гляжу, я к небу, к солнцу, к облакам.

Хотя не могу сказать, что вторая смена полный О'К получилась. Неприятности уже тогда проглянули, да только не оформились в нечто конкретное. Скажем, Таблеткин появился. Его после родительского дня в нашу палату подселили. Глаза вылуплены, волосы растрёпаны. Руки потные, вороватые. Что исчезнет, сразу ищи в Таблеткинских карманах. Кроме пирожков и конфет. Те тоже известно куда деваются, но не делать же Таблеткину кесарево сечение? Он, правда, не всё сам съедал. С кем надо — делился. Вот и ходил только с большими пацанами. Поэтому — попробуй тронь. Тут вещички свои хотя бы обратно выцепить, и то счастье!

Из-за этого фрукта мне вторая смена ещё больше не понравилась. Тем более, он-то и приклеил ко мне погоняло. Как в первый вечер меня увидел, сплюнул и ляпнул:

— Э! Ты чё губастый такой? С Кубы прилетел, да?

Я замешкался, а пацаньё в ржачку ударилось. С того дня ни один не назвал меня по имени. Всё «Куба», да «Куба». Я — драться! А пацаны не дают. «Да ладно ты, Куба, — говорят. — Всё одно полторы смены без погоняла скакал. Теперь всё, не щемись. Вон, во втором отряде одного лоха „Лысый Гек“ кличут. И ничо, отзывается».

Видал я того лоха. Что лысый, то верно. Бегает деловой такой, насупленный. Штанины парусами по ветру развеваются. Башка бритая на солнце сверкает. Хотел было спросить, причём тут «Гек», но тот на меня злюще так зыркнул, что я сразу передумал.

Бесславно вторая смена завершилась. Был я Гошей Камским, хотел вырасти в Егора Ильича, а стал Кубой. Полный отстой, а не смена, если бы не качели.

Не хотел я снова в лагерь, видит бог, не хотел. Сейчас, правда, даже сказать не могу, хорошо или нет для нас оно всё обернулось. В общем, приехал, да и побрёл привычными тропами к знакомому корпусу, как положено.

И что бы вы думали, я увидел первым делом? Ну, угадали? Угадали, я знаю, вам легко, вы умные. Естественно, гнусно ухмыляющуюся рожу Таблеткина.

— Э! Куба приехал! — заорал он на весь лагерь. — Бежи сюда, да ходчее, ходчее. Ну, пацаны, сами гляньте, какой тормоз.

Я сплюнул и пошёл к пацанам. Теперь можно было забить на то, что когда-нибудь меня назовут Егором Ильичом. Хотя… Хотя один человек умел звать меня Кубой нежно и душевно. Тысячу раз бы слушал, и не надоело. Только вот оказались мы в разных отрядах.

Глава 2

Неизбежность корявых надписей

Таблеткин, воровато оглянувшись, вытащил из кармана осколок стекла, подобранный у мусорных баков.

Солнечный полдень звенел тёплым дрожащим воздухом. Высоко над головой плескалось полотнище лагерного флага. Тёмно-синий прямоугольник и уходящий вниз из левого угла золотой зигзаг молнии, пронзающий букву «Э». Лагерь назывался «Электрик», и молния очень подходила к названию.