Читаем без скачивания Авианосцы адмирала Колчака - Анатолий Матвиенко

Разумеется, сей приказ не был известен в болгарском штабе, для которого война с Россией показалась такой же нелепостью, как и муссируемый союз с Турцией. Фердинанд указал своим подданным главного врага на текущий момент — православную же Сербию, против которой и разворачивались болгарские дивизии, могучие, по балканским меркам, соединения. Россию как угрозу там не воспринимали — на австро-венгерском и германском фронте у нее без того хватит проблем. И назначению Брусилова, хорошо знакомого с Балканским театром военных действий, особого внимания не уделили: нет у него значительных войск. Оттого скромный болгарский флот остался в порту, дабы не раздражать русских, а владельцам коммерческих судов предложили на время забыть про плавание через Босфор и Дарданеллы. Их успокаивали: война через пару месяцев кончится, много — полгода, там наверстаете убытки. И, конечно, за Россией приглядывали. У русских границ в сторону Константинополя денно и нощно висел аэростат, а над Черноморским побережьем кружились два легких моноплана «Блерио».

В то утро, не сулившее воинственным подданным царя Фердинанда особых событий, летчик болгарских ВВС Васил Стойчев поднял свой моноплан над Варной и неторопливо взял курс на северо-восток. До Севастополя и Одессы менее трехсот миль. Боевые корабли русских достигнут Варны за полсуток, ежели будет приказ. Но Болгария не состоялась как морская держава, после войны с Австро-Венгрией у нее просто нет денег на флот. Оттого и не следует бояться русских крейсеров — им некого топить у болгарских берегов.

«Блерио» забрался вверх на добрых четыре тысячи футов. Яркое утреннее солнце поднялось из-за моря правее капота. Васил взлетел при полном безветрии, день обещал быть замечательным. После июльского пекла август — лучшее время на Черном море. Пилот вернется из полета, доложит об отсутствии русских и сможет покататься с ненаглядной Елицей на яхте. Война войной, но жизнь продолжается.

Ровно гудел роторный моторчик «Гном», устаревший, но надежный, наполняя матерчатое тело аэроплана тряской. Летчик поднес бинокль к глазам. Эх, подняться бы перед рассветом, пролететь дальше и выше — застать восход солнца над Кавказом. Но увиденное им отнюдь не соответствовало романтическим грезам. Дымы, много дымов. И как раз с северо-восточной русской стороны.

Он мог сразу повернуть, забить тревогу. Но что доложить ему по поводу состава и количества вражеских сил — много дымов? Засмеют. Стойчев приподнял нос аэроплана, набирая высоту, предельную для слабой машины, и отправился на сближение с эскадрой. Высь защитит от обстрела, но ему до сих пор не верилось, что с русскими предстоит воевать. Он впервые сел за штурвал в Севастопольской школе, там остались многие друзья… Некоторые — насовсем, кто не совладал со спуском или у кого мотор отказал над морем.

Тем временем корабли приблизились, различимые и без бинокля. «Блерио» — отвратительный разведчик, широкое единственное крыло затрудняет обзор. Болгарин опустил план[2] и описал вираж, затем двинул к хвосту эскадры.

Первой дымит грозная «Императрица Мария», с высоты птичьего полета кажущаяся приземистой. Потом броненосцы поменьше, крейсера, стая «собачек»-эсминцев… А далее — самое ужасное, строй больших невоенных сухогрузов. Для чего они могут быть, кроме как для десанта?

Разворачиваясь к Варне, разведчик упустил одну деталь. Русский трехтрубный крейсер, то ли «Кагул», то ли «Память Меркурия», тащил на буксире нелепую баржу. Похожая баржа тянулась в строю своим ходом. И уж тем более пилот «Блерио» не увидел, что с одной из них в воздух взметнулась крылатая тень.

Берег был уже близко, когда к рокоту мотора примешался сухой треск. В каком-то десятке ярдов над головой пронесся биплан с русскими трехцветными кругами. От мощного воздушного удара хлипкий «Блерио» едва не перевернулся. Стойчев опустил нос машины в пологом пикировании и с беспокойством глянул на русского. Тот не унимался, заложил вираж и снова догонял с хвоста.

Выкручивая голову до хруста позвонков, дабы не упустить соперника из виду, летчик принялся лихорадочно вспоминать, что русские пробовали в Балканской войне. Они обстреливали австрийцев из «наганов», пробовали таранить ударом шасси по крылу… Шасси! Почему на русском нет поплавков? Откуда он взялся? Разве что из Румынии, заявившей нейтралитет.

На верхнем крыле биплана вспыхнул зловещий огонек, а в уши ударил знакомый по его первому заходу треск. Пулемет! «Блерио» вздрогнул от попаданий, а левую лодыжку пронзила зверская боль.

Стойчев выхватил револьвер и выстрелил вслед уходящему русскому. Бессильно сунул оружие в кобуру. Сбивать аэроплан револьверной пулей — что охотиться на слона с рогаткой. Болгарин, стараясь удержать сознание, норовящее угаснуть от невыносимого пожара в ноге, спустил машину к самой поверхности воды.

Неожиданно боль приутихла, а стопа онемела. Безжалостный русский, которому на терзанья пилота глубоко наплевать, начал третий заход. Снова очередь. В левой консоли что-то треснуло со звуком пистолетного выстрела. Гитарной струной лопнули расчалки, левый план сложился, а «Блерио» кувыркнулся в волны.

Биплан сделал круг. Обломки болгарской машины всплыли неровным светлым пятном. Может, летчик жив. Есть вероятность, что его вытащат и он сообщит об эскадре на час или два раньше, прежде чем русские дымы заполнят горизонт. Но… Константин Константинович Арцеулов не смог заставить себя дать еще одну очередь из «викерса» по останкам «Блерио». Благоев, Стойчев, Тодоров, Костадинов — любой из его качинских учеников мог быть в злополучном аппарате.

«Сикорский-18» вернулся к кораблям, опустив между шасси и хвостовым костылем длинный штырь с крюком на конце, именуемый по-морскому «гак». Развернувшись, выровнялся за авианосной баржей, затем искусно поймал крюком трос тормозного устройства, замерев на палубе. К нему бросились все — от командира авиаматки до механика — с единственным вопросом: сбил? Арцеулов поднял на лоб летные очки и показал большой палец вверх, потом резко повернул его вниз, словно римский вельможа в Колизее.

— Радуются, ваше высокоблагородие, — доложил вахтенный офицер командиру «Кагула». — Так что сбили болгарина.

— Ждем доклад по радио. Не торопитесь, лейтенант, — одернул его каперанг, нередко слышавший преждевременные реляции о победах, оказавшиеся пшиком.

А на авианосце впервые встал вопрос о признании воздушных побед. Кроме рапорта Арцеулова, никаких свидетельств нет и не будет. Разве что потом узнать у болгар, что в означенный день «Блерио» не вернулся на базу. Однако он мог заблудиться или упасть в море с забарахлившим мотором.

Во всяком случае, к приближению эскадры никакой суеты в порту замечено не было. Самый крупный болгарский боевой корабль «Надежда», громко именуемый крейсером, а по сути — канонерская лодка в каких-то семьсот тонн водоизмещения, стоял на бочке внешнего рейда с холодными котлами. Под дулами «Екатерины» его экипаж не сделал и попытки к сопротивлению, приняв призовую команду без единого выстрела.

Барон Врангель нервно проследил захват порта с мостика «Марии». Авантюра Брусилова с атакой на Болгарию основана на наглости и внезапности. Десант да вторгшиеся от Константинополя части насчитывают каких-то тридцать тысяч штыков и сабель, тогда как у Фердинанда одна только армия мирного времени в десять раз больше. Хорошо хоть танков им не оставили с Балканской войны, да авиации кот наплакал.

Высадка ничем не напомнила корейские события. Пехотный полк переправился на берег шлюпками. Затем танки, артиллерия и конница потекли на причалы, будто нет никакой войны, а русские части прибыли в дружественную страну. Радко-Дмитриев искусал пальцы до крови. Сколько раз в прошлом веке российская армия занимала Варну, однако то были войны с Турцией, вековечным врагом. Только избавившись от османской тирании, Болгария стала независимой. И вот — на тебе, впервые братья-славяне пришли захватчиками, а он свадебным генералом возглавляет десант.

Врангель прервал его грустные мысли:

— Пришло донесение — окружены казармы кавалерийского и пехотного полков. Ваши не отстреливаются, но и не сдаются. Отправляемся немедленно.

Радко-Дмитриев забрался на пристани в теплое нутро броневика «Путиловец», кое-как примостившись объемистым задом на сиденье пулеметчика. Барон по старой привычке полез в танк. Бронированная группа так и двинулась к казармам — впереди Б-3, потом броневик, замыкающими — пара легких Б-2.

Через щели и пулеметный прицел генерал пробовал разобрать, что творится в захваченном городе. Улицы словно вымерли, всюду казачьи патрули, на перекрестках танки. Но пожаров и грабежей, верных спутников штурма, не заметно. Русские ведут себя сдержанно. Однако это до первого выстрела в спину. Пролитая кровь всегда порождает водопад насилия.