Читаем без скачивания Очки Гудвина - Галина Грановская

Тут уж все засмеялись. Не забыли, как носилась по залу над зрителями на венике с длинным дрючком беззубая старуха. Действительно жаль, что из постановки этот трюк убрали, почему-то сочли его пугающим. Хотя дети тогда визжали не от страха, а от восторга. Они не видели старой тётки, управлявшей большой куклой, они видели настоящую, живую Бабу-Ягу. Это немало – хорошо играть хотя бы одну роль. Особенно если ты на артистку не учился, о чём вскользь, но часто любит напоминать ей Игорь Иванович. Да, не было у неё профессионального образования, но играя Бабу-Ягу, Василина и чувствовала себя Бабой-Ягой, напрочь забывая, кто она на самом деле. Впрочем, в такие минуты она и была Бабой-Ягой и никем больше.

Лиля Толстунова, принцесса из «Капризули», восторженно сообщила, что школьницей она видела тот самый спектакль с летающей Бабой-Ягой, и это было что-то! Что-то! Лиля, как и полагается Принцессе, меняла наряды каждый день и любила быть в центре внимания, но своих мыслей в её голове не водилось, мозгов хватало лишь на то, чтобы повторять чужие слова. Если вокруг чем-то восторгались, восторгалась и она, если ругали, она тоже подключалась, гневно сводя брови и сверкая глазами. После Лилии ещё кто-то вставил пять своих поздравительных копеек. Естественно, хвалебных. В юбилейный вечер, как на похоронах, хмыкнула Василина, даже о Бабе-Яге полагается говорить только хорошее. Впрочем, чествование длилось недолго. Как только принесли ярославские колбаски с жареной картошкой, всегда голодный актёрский коллектив мигом сосредоточился на еде. А подкрепившись и выпив ещё по бокалу, окончательно позабыл о юбилярше. Каждый заговорил о своём.

Минута славы Лапотковой осталась в прошлом.

Ну что ж, она к этому привыкла. Она всегда была сбоку припёка в этом разношерстном и, главным образом, молодёжном коллективе. Сама по себе. Впрочем, то, что на неё больше не обращали внимания, было не так уж и плохо. Можно было расслабиться и посмотреть на других. Она вслушивалась в реплики, вглядывалась в лица, запоминала слова. В её копилку всё годилось.

Справа от Василины сидела Варвара, потом Птахин, а за ним Лиля. Птахин то и дело поворачивался к ней, отпуская шуточки. И сидевший напротив Кот Базилио, Василий Непейпиво, тоже не отставал. Толстунова смеялась и вовсю кокетничала с обоими. Непейпиво ладно, а вот Птахина ей лучше бы не трогать. Но Лиля никак не желала замечать того, что кому-то её кокетство не по душе. По слухам, у Варвары с Птахиным дело шло к свадьбе, но когда на горизонте возникла Лиля, он вдруг к Варваре как будто охладел, и теперь вот неизвестно, как дальше у них будет. Может быть, всё ещё сложится. А может быть, и нет. Впрочем, если нет, подумалось Василине, то это, наверное, и к лучшему. В самом деле, зачем Варваре этот самовлюбленный индюк? Не нужен он ей, решила вдруг Баба-Яга. И она ему не нужна, не пара они. Варвара мечтает о семье, а у него все разговоры сводятся к тому, что его талант и красота пропадают зря. Вот и сейчас оседлал любимого конька.

– У киноактёров возможностей намного больше, чем у артистов театра. Если бы у меня был шанс… Если бы у меня был шанс!

– У каждого он есть, только не каждый может им воспользоваться, – пробормотала Баба-Яга, но её, конечно же, никто не услышал.

Уже через час о Василине окончательно забыли, не заметили даже, что именинница исчезла. От шума и громкой музыки, которую кто-то включил неизвестно зачем, у неё разболелась голова. Она решила вернуться в гостиницу, и попутно немного прогуляться по свежему воздуху. Не дожидаясь десерта, поднялась и незаметно выскользнула из зала. Стоило отойти с десяток метров от освещённого центрального входа в ресторан, как она попала в удивительную, бархатную провинциальную ночь. Фонари на улице не горели, – то ли их не включали в целях экономии, то ли лампы в них перегорели и никто не озаботился тем, чтобы их заменить, – ничто не приглушало сияния луны и ярких звёзд. Конечно в своём областном центре, она не стала бы бродить одна по ночным улицам. Но здесь, в маленьком городке, Василина почему-то чувствовала себя в полной безопасности. И, видимо, не только она. В шагах десяти впереди маячило светлое пятно платья какой-то женщины. Вот ведь, тоже одна идёт. И, возможно, тоже в гостиницу. А может быть, просто гуляет.

Вернулась Василина в свой номер непривычно поздно. Но, несмотря на усталость, уснуть сразу не получалось. Уже улёгшись в постель, она ещё долго думала о самых разных вещах, – то перебирала эпизоды прошедшего вечера, то вспоминала какие-то совсем давние события, то начинала размышлять о том, что заставляет человека менять привычный уклад, потом вдруг мысли её перескакивали на кукол, которых она сделала столько, что и со счёту сбилась… Можно сказать, некоторые итоги за полстолетие подводила. И пришла к выводу, что жизнь у Василины Лапотковой в какой-то степени удалась. Пусть нет у неё семьи, тут ей, надо сказать, не очень повезло, но разве это не счастье – делать то, что тебе нравится? Таким не каждый может похвастаться. А всё потому, что в своё время не побоялась сменить профессию. Была тихой, малозаметной школьной библиотекаршей, а потом – раз! – и стала актрисой, ушла работать в кукольный театр.

Кто только не убеждал её не делать опрометчивого шага. «Кукольный театр! Это даже звучит несерьёзно! – пытался втолковать ей завуч. – Там вообще платят деньги? Тебе о пенсии думать пора. Включи здравый смысл!» Но Василина Лапоткова, ничего включать не пожелала и на уговоры окружающих остаться в школе не поддалась. В неё словно бес вселился. Проснулось вдруг какое-то дикое упрямство, не позволявшеё оглядываться назад. ВИ незнакомый прежде внутренний голос твердил, что наступил тот самый «час икс» когда необходимо свернуть на другую дорогу. И она никому не позволит становиться поперек пути!

«Ты чего это, – спросила её озадаченно секретарша Тоня, – с каких щей завучу-то грубила? Он же как лучше хотел». «Может быть, это мой последний шанс начать делать то, что действительно нравится», – сердито ответила Василина. «Да чем тебе в библиотеке-то плохо? – изумилась секретарша. – Другие только мечтать могут о такой работе, это же не балбесов учить! Тишь да гладь! Сиди себе, книжки перекладывай, а уж в свободное время лепи своих кукол». Но перекладывать книжки Василина Лапоткова почему-то больше не хотела. Пусть кто-нибудь другой их теперь перекладывает, злорадно сказал всё тот же внутренний голос. Нельзя зарывать свой талант в землю. Каждый должен делать то, что должен, и её дело – куклы.

А начиналось всё так невинно!

Когда-то, ещё до школы, мама повела Василину в кукольный театр. Впервые. Если бы она знала, к каким последствиям приведёт её материнское желание порадовать ребёнка, возможно, и не стала бы этого делать. Спектакль произвел на её пятилетнюю дочь неизгладимое впечатление. Всю обратную дорогу они с соседской девчонкой горячо обсуждали увиденное. Нет, не спектакль, – что за пьеса была, Василина уже и не помнила, – а маленьких человечков, которые бегали по сцене. Обе сошлись на том, что хорошо бы заполучить хотя бы одну такую вот, волшебную куклу. Чтобы посмотреть, как она сделана и потом сделать самим такую же. И может быть даже не одну. Напрасно мать объясняла им, что куклы эти самые обычные, Василина не верила. Она собственными глазами видела, как куклы двигались, слышала, как куклы говорили и даже пели! Разговор закончился слезами. На другой день мать принесла из библиотеки книгу с картинками и вечером, усадив рядом с собой Василину, начала ей читать. Василина внимательно выслушала объяснения о том, из чего состоит и как работает кукольный театр. Долго рассматривала картинки. И, в конце концов, согласилась с тем, что кукол в театре в движение приводят люди. Вроде бы её в этом убедили, но как-то не до конца. Ведь театры, как и книжки, бывают разные. Например, в книжке о Буратино кукольный театр выглядел совсем по-другому. Значит, живые куклы все-таки где-то существуют? Она не стала больше спорить с мамой, поскольку уже знала, что есть вещи, о которых со взрослыми лучше не говорить, не поймут, а решила попробовать делать кукол сама – вдруг у неё получится сделать настоящую? Мама была не против, и вначале помогала ей клеить головы из папье-маше, шила наряды. Потом ей это надоело, но Василина к тому времени уже и сама справлялась. Ничего кроме кукол её теперь не интересовало. И с возрастом никаких других увлечений не появилось. Родителям оставалось только скорбно наблюдать, как их дочь вместо того, чтобы по свиданиям бегать, всё свободное время лепит, клеит и шьет. Деньги в мусор переводит. Так и умерли, не дождавшись ни внуков, ни того времени, когда авторские куклы стали пользоваться спросом, и за некоторые экземпляры коллекционеры готовы были выкладывать просто безумные, по понятиям скромной библиотекарши, суммы. Она стала делать кое-что на заказ, кое-что сдавала в магазин подарков, но своими тех кукол изначально не считала. Своих кукол Лапоткова не продавала. Она просто не могла с ними расстаться. С большинством из них. Отдать их в чужие, холодные руки? Нет, нет и нет! На каждую уходило столько труда и времени.