Читаем без скачивания Балансовая служба - Андрей Егоров

Богочеловек сцепил ладони так, что костяшки побелели от напряжения, и стал проговаривать слова. Затем медленно развел руки в стороны. Его пальцы беспрестанно шевелились, гибкие и быстрые, как лапы пустынного тарантула. Воздух загустел, пошел рябью, и перед богочеловеком формировалась выпуклая линза, в которой ноздреватое, бледное лицо Саркона проявилось совсем близко, словно на экране широкоформатного телевизора.

Выражение лица различить не представлялось возможным – слишком расплывчатым получилось изображение. Богочеловек досадливо поморщился, протянул руку и покрутил невидимое колесико, настраиваясь на резкость. Картинка придвинулась и обрела четкость. Теперь он мог видеть, что его враг улыбается. Происходящее забавляло Саркона!

– Я тебе сейчас Сталинград устрою! – пообещал богочеловек. – Рыдать будешь кровавыми слезами, собака!

Нью-Йорк 2006 г. н.э.

Если вам случалось бывать на окраине ночного Нью-Йорка, где-нибудь в напоминающем город после бомбардировки Бронксе или трущобном сером Квинсе, вам должно быть знакомо то неуютное чувство, какое возникает у всякого, кто волею судьбы оказался в одном из самых неблагополучных районов этого суетливого, шумного города.

Когда темнеет, Нью-Йорк меняется. Деловой шаг одетого с иголочки клерка сменяется вихляющей походкой размалеванной проститутки. На улицы вползает темное облако людей, ведущих жизнь за гранью закона…

Вот стоит в подворотне тощий типчик, крысиными глазками шныряет по полупустой улице, держит руки в карманах мятого пиджака. Ищет подвыпивших прохожих, чтобы тиснуть бумажник, снять часы.

А вот толпа праздной молодежи расселась на ступенях заброшенного здания, каких немало в Нью-Йорке. Передают друг другу плотно скрученные джойнты, отхлебывают коку с возбуждающей примесью из жестяных банок.

Гостиница темнеет рядами выбитых окон. Вокруг свалены в беспорядке черные мешки с мусором, стоит длинный ряд пластиковых контейнеров.

По одному на каждого жильца.

Мелкие шопы уже закрылись. Хозяева задвинули железные жалюзи, украшенные «настенной живописью». Оттирать их бесполезно. С наступлением ночи желающих заняться искусством граффити великое множество. Вот и приходится терпеть цветастый узор из огромных букв и непристойных изображений.

Рядом кузова разобранных автомобилей. Стоят и ждут, пока районные службы позаботятся о том, чтобы убрать их с улицы. Случится это не иначе как ко второму пришествию! А сын божий, как известно, не спешит. Дожидается, пока грехи людей перевесят чашу небесного терпения.

У покосившегося столба несколько разряженных в яркие тряпки девиц, чья профессия очевидна для всякого. Рядом статный молодец – латинос, с зачесанными назад волосами воронова крыла, в черном костюме и ярко-красной рубахе с воротником навыпуск. Похлопывает расческой по открытой ладони. Афроамериканец (не вздумайте назвать его нигером) приторговывает на углу белым порошком.

«Эй, снежок, тебе снежок не нужен?!» Ха-ха-ха.

Смеется только что придуманному каламбуру. Правда, он уже изобрел его однажды. На прошлой неделе. Но после бурного уикэнда успел забыть.

Перспектива появления полицейской машины никого не пугает. Полицейские сюда забираются редко. Что, у нью-йоркских копов других дел нет?

Полиция предпочитает защищать богатых налогоплательщиков. А золотые и платиновые кредитные карточки в трущобы не заглядывают. Небезопасно здесь находиться, если у тебя ботинки дороже десяти долларов.

Вдоль улицы идет какой-то странный тип в линялой широкополой шляпе и сером от пыли костюме, в сопровождении высокого белокожего красавца в черном плаще с пятиконечной серебряной звездой на груди…

Постойте-ка. Эта парочка совсем не вписывается в пейзаж вечернего Нью-Йорка. Бродяга должен в этот час уже порядком принять на грудь – его любимый «Джонни Red Label» на распродаже в супермаркете по доллару за бутылку – и спать, зарывшись в картонные коробки, а красавец допивать вечерний коктейль возле бассейна где-нибудь на Манхэттене или, на худой конец, в Бруклине.

А они шагают вдвоем, будто парочка неразлучных друзей. Удивительно, но никто не обращает на них внимания. Вот они беспрепятственно проследовали мимо сидящей на ступенях молодежи, миновали перекресток (проститутки скользнули по ним безразличным взглядом), свернули на боковую улочку и дошли до сетчатого забора, ограждающего небольшой пустырь.

Раньше здесь стояла деревянная развалюха, где иногда ночевали бездомные и наркоманы, потом власти решили снести заброшенный дом, чтобы освободить участок под застройку. Но, как это часто бывает в Нью-Йорке, бумагами завладело одно предприимчивое агентство недвижимости, желающее получить за место слишком высокую цену. За пять лет, пока велась продажа, пустырь порос сорняками и превратился в свалку отходов жизнедеятельности обитателей трущоб.

– Сюда, – красавец с пятиконечной звездой на груди отодвинул прорванную сетку, выругался и отшвырнул старую велосипедную раму, по-английски он изъяснялся с легким акцентом.

Бродяга кивнул и полез в дыру первым. Его спутник – следом.

Оказавшись на пустыре, парочка повела себя более чем странно. Красавец задрал голову к небесам и, сложив руки на груди, принялся ходить туда-обратно – от забора к каменной стене магазина подержанных драгоценностей. При этом он поминутно наступал в отбросы, спотыкался о пакеты с мусором и ругался на незнакомом языке. Извлек из кармана горсть серого порошка и пошел по кругу, временами покрикивая невнятно, как глухонемой.

Что именно – не различить, даже если специально прислушиваться. Возвысил голос. Теперь резкие, гортанные выкрики прорезали тишину погруженного в сумрак квартала. Но и на эти неуместные в этот час вопли почему-то никто не обращал ровным счетом никакого внимания.

Бродяга пару минут понаблюдал за действиями своего спутника, одобрительно крякнул, уселся на старую покрышку и достал сигареты в мятой бумажной пачке. «Native». Производят в резервации в обход всех государственных законов. Из индейского сырья. Зато двести штук стоят всего шестнадцать долларов. Дешевенькая зажигалка никак не хотела давать огонь, пришлось чиркнуть кремнем не меньше десяти раз, пока наконец не появился слабый язычок пламени. Бродяга с удовольствием затянулся и уставился в ночное нью-йоркское небо.

Он любил вот так просто сидеть, курить и глазеть в небеса. Ему представлялось, что оттуда на него точно так же глазеет какой-нибудь небритый и потрепанный ангел. И когда-нибудь он, возможно, спустится на Землю, хлопнет его по плечу и скажет: «Черт побери! Привет, Джек! Привет, дружище!» Ясная лунная ночь. На черном небе посверкивают разноцветные крупинки. А хорошо!