Читаем без скачивания Спящие красавицы - Зуфар Гареев

– Записывать?

– Поздно думать, мне надо поторопиться с веревкой. На след могут напасть детективы. Так поторопимся?

Переводчица к чему-то как бы прислушивается, тихо произносит:

– Похоже она плачет…

После паузы снова берет интонацию Риты:

– Ты не повесишь меня, пока не скажешь, что ты думаешь по этому поводу. Неужели тебе нечего сказать с того времени, когда ты перестал видеть мои глаза… перестал слышать шелест моих волос… видеть ямочку на щеке…

– Дорогая, нам надо поторопиться, так мы никогда…

– Я отказываюсь!

– Это уже не смешно. Лиза уже достала веревку.

Лиза в самом деле достает из ридикюля веревку, Козырев набрасывает веревку на шею Риты.

– Ах, оставьте это дешевое комедиантство. – Переводчица снова раздражена. – Надоело.

– Должна же она когда-нибудь увидеть лицо Бога. Маргарита, ты готова?

В голосе переводчицы сарказм:

– Она еще не сказала последнее слово…

Она нервно встает:

– Я отказываюсь работать, отказываюсь! Я не могу работать с психами!

Переводчица отходит к открытому окну, закуривает.

– Я тоже псих? – интересуется Козырев.

– Хуже.

Козырев не мешает ей больше курить. Переводчица, успокоившись, садится к Рите, берет ее за руку, оборачивается к Козыреву:

– Я понимаю Ваше горе, но меня тоже надо понять… Маргарита спрашивает: Лиза – секси?

– Нет.

– Она блондинка?

– Она лысая.

– Какого она роста?

– Метр сорок четыре.

– Какая у нее талия?

– Метр сорок четыре… или около того. Какая ей разница в конце концов ТАМ?

– Вы можете уступить покойнице? Покойнице-женщине? Рита говорит: я не могу пойти вешаться до тех пор, пока не узнаю, прочитал ли ты все остальное, что было в записке.

5. Почему люди впадают в летаргический сон?

Как всегда Клинику Сна профессора Майера не забывают журналисты. Вот и сегодня группа журналистов и несколько врачей поднимаются по лестнице. Впереди представители Федеральной Спецкомиссии – специалист по биоэнергетике Козин и человек в штатском по фамилии Артуров. Замыкает шествие профессор Хольт Майер, с ним его переводчица с русского на немецкий (и обратно) Хильда.

Козин в который раз уже отвечает на один и тот же вопрос:

– Итак, что это может быть? Это может быть брешь между параллельным миром и нашим. Вполне возможно, что смазливый киноартист Алексей Синица является биологическим проводником иной энергии в наш мир.

– Зачем, вообще, показали этот сериал? – с удивлением спрашивает девушка-журналист.

– Но кто ж мог знать, что женщины после него будут впадать в летаргический сон?

Артуров добавляет:

– Кстати, не только женщины. Среди пациентов – один трансвестит и один мужчина преклонного возраста… Это господин Перепечкин.

– Господин Перепечкин – гей?

– Нет. Господин Перепечкин – исключение подтверждающее правило.

Довольно смущенно молоденький журналист спрашивает:

– Скажите, надо обязательно испытать волнение… эротического свойства… к Алексею Синице, чтобы стать летаргиком?

– Да. Все уснувшие признаются в этом врачам. За исключением господина Перепечкина.

6. Господин Перепечкин точно не гей!

Не гей, – именно так! Ведь богатый коллекционер антиквариата Иван Михайлович Перепечкин хочет жениться. Он и при жизни хотел, а тем более сейчас. Это доподлинно известно…

Его палата – самая большая. В ней – широкая двуспальная кровать (хм…), просторные диваны для гостей, небольшая дорогая библиотека-салон, где нередко вечерами вслух читаются стихи.

А вот и сам он, старик Перепечкин, в шикарном двухместном электрокресле – одет с иголочки. Иван Михайлович любит роскошь и может себе позволить менять костюмы хоть каждый день. Он и при жизни был большой щеголь, а уж тем более сейчас…

На его плече – попугай-жако Иннокентий. Рядом со стариком – лучшая переводчица Клиники Любаша. Она держит в руке огненный парик и довольно яростно, бесцеремонно его начесывает.

Прежде чем водрузить парик на плешь старика, Любаша плюет на пальцы и приклеивает одинокий вихор к его лысине. Все это рассеянно наблюдают две пожилые (к 50-ти) дамы. Это любовь Семеновна – гендиректор клиники (внушительная и авторитетная) и Ксения Михайловна.

Ксения Михайловна снова и снова уточняет, словно не веря счастью:

– Так он мечтает жениться? А не просто, побаловаться, значит… Ну, по-молодежному, так сказать, быстренько…

Любаше не занимать озорства:

– Куда уж тут по-молодежному…

Хихикнув, указывает на пах:

– Есть тут чем побаловаться? Вы совсем облысели, что ли?

Иннокентий вздыхает о тщете земной суеты:

– Господибожемой…

Ксения Михайловна строго одергивает переводчицу:

– Любаша, а Вы без пошлостей, пожалуйста. Женитьба – шаг серьезный. И это здесь ни при чем.

Любовь Семеновна внимательно разглядывает фото претендентки:

– Что это у Вашей Анжелы одно ухо вроде как пельменем? Второе тоже?

Любаша уходит в туалет, на пороге роняет:

– Я на минутку…

– Ухо пельменем? Просто ракурс невыгодный. А потом – он же все равно слепой…

Иннокентий тянет голову, чтобы заглянуть в фотографию. Снова вздыхает:

– Господибожемой…

Любовь Семеновна бурчит:

– Ну, слепой… А я на что?

– Извиняюсь, хотела сказать глухой.

– Глухой… А я на что?

– Слепой или глухой, а все равно подавай первый сорт, так? Эта кофточка Вам так к лицу…

– Если бы первый. От высшего тоже не откажется.

Иннокентий почему-то впадает в ужас:

– О темпора, о морес!

Любовь Семеновна замахивается на птицу:

– Опять за свое?

Поясняет:

– Говорит, застегни ширинку. Где ты тут видишь ширинку?

– Ну, он же по-английски… Нам-то что?

– По-английски… А то мы не понимаем матюков!

Иннокентий уточняет:

– Застегни ширинку, о темпора, о морес!

– Видите! У-у, так бы и треснула! Пойдемте ко мне. Невозможное общество.

В кабинете гендиректора дамы пьют чай с отдохновением. Наступает время крупной взятки. Ксения Михайловна достает конвертик и негромко произносит:

– Здесь 50 тысяч. Это пока. Какие блестки у Вас хорошие, только что заметила…

Любовь Семеновна мечтательно закатила глаза:

– Сколько богатства отвалится вам с Анжелкой, если выдадим ее за Перепечкина! Адвокат только и мечтает как бы быстрее женить – гора с плеч.

– Вас тоже не обойдет вниманием это богатство, как и договаривались, Люба…

Любовь Семеновна снова кивает на фото, несколько поморщившись:

– Ну а как наша невестушка на первом этапе? Так сказать, в постели…

Ксения Михайловна оживляется:

– На зависть развратна… Она у нас тут недавно в Турции была. Так там ей один мужчина такое сказал, такое сказал… Голландец.

И Ксения Михайловна деликатно шепчет на ухо гендиректору что-то.

Любовь Семеновна опешила:

– Что-о-о-о? Тьфу! А она?

– Не стала. Гадость ведь какая!

– Правильно! За две копейки! Ну, тут у нас не две копейки. Тут дело серьезное.

7. Пока Перепечкин собирается…

В самом деле, чего-то неторопкий у нас Иван Михайлович: все приглядывается к невесте (хотя чем приглядываться, казалось бы, слепошарый ведь!), советуется с адвокатом, того гляди начнет нос воротить.

А вот кому везет с женитьбой, так это Старшине.

За столом принимает заявление эффектная блондинка с заманчивым бюстом. Перед ней пара – Старшина и его девушка по прозвищу Шапа. Голова Старшины перебинтована и смазана йодом. Лысая голова Шапы тоже перебинтована и обильно смазана зеленкой. Один передний зуб выбит. Сзади дружбан Леха. В руках у Лехи – маленькая скалка наготове. Тут же Любовь Семеновна и две девушки с букетами.

Блондинка отрывается от журнала записей.

– Значит, на двадцать третье сентября, на восемнадцать тридцать.

И она, улыбнувшись, добавляет, как-то особенно глянув на Старшину:

– Надеюсь, до свадьбы все заживет.

Любовь Семеновна улыбается радушно:

– Заживет, если доживет.

Речь блондинки журчит как весенний ручей:

– Да, пожалуйста, не гоняйте больше по ночам на такой большой скорости, если вообще хотите увидеть счастливый день своей свадьбы.

Глаза Старшины не могут оторваться от ее бюста, который не то что весенний ручей, а настоящий весенний гром.

Взгляд Старшины затуманивается…

Заметив это, Леха наносит несильный удар скалкой по затылку друга. Старшина очумело трясет головой… похоже очнулся от неуместных фантазий.

Шапа кисло спрашивает у Старшины:

– Ты понял?

Старшина шепчет другу:

– Леха, буффира, я фигею…

С губ Старшины начинают сыпаться несвязные бормотания:

– Ротабля, подъем! Ассильбеков, сучара, кому сказал!

Глаза Старшины выкатываются из орбит, кулаки сжимаются…

Блондинка удивлена:

– Что вы сказали, Михаил Витальевич?

Леха торопливо вклинивается в ситуацию:

– Да ничего он не сказал, он просто… Он просто после армии такой немного коматозный…