Читаем без скачивания История капли живой воды - Сергей Владимирович Ташевский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Едва мелодия разнеслась по облаку, как дождь прекратился. Все капли бросились наверх, чтобы присоединиться к поющим. И люди внизу тоже закрыли зонты, задрали головы и стали смотреть вверх, на небо.
– Смотрите, смотрите, радуга! – закричали они.
– Да, мы радуга! – радостно сообщила капле соседка. – У нас получилось! Ты раньше когда-нибудь была радугой?
– Нет, ни разу!
– Ну, загадывай желание!
– Хочу… – воскликнула капля – Хочу узнать все-все-все на свете!
– Ты узнаешь! – пообещала соседка. – Но для этого придётся пережить много приключений и превращений. Ты готова?
– Конечно готова!
– Тогда полетели!
ГЛАВА ВТОРАЯ. КАПЛИ ЛЕТЯТ И БОЛТАЮТ О ПУСТЯКАХ, ПОКА НЕ ПРЕВРАЩАЮТСЯ В…
Всю ночь и весь следующий день облако неторопливо летело на север. Поля внизу как-то незаметно исчезли, их сменили бескрайние леса, в которых ночью не горело ни огонька, а днём лишь изредка встречались извилистые реки. Вдоль речек, даже самых маленьких, расстилались широкие луга, так что с высоты казалось, будто леса отшатываются от рек в каком-то первобытном ужасе.
– Почему лес боится реки? – спросила капля свою соседку по облаку.
– Не знаю. Деревья ведь тоже любят пить воду. Почему бы им не расти у самого берега?
– Они бы с удовольствием росли! – вмешалась в их разговор другая, более опытная капля. – Да только реки не всегда такие спокойные, как сейчас. Весной они разливаются, живо подмывают корни деревьям, и уносят их вниз по течению! Я сама однажды оказалась в реке во время половодья – ух, как быстро мы летели!
– А почему реки разливаются?
– Потому что тает снег!
– Что такое снег?
При этом вопросе все капли в облаке тихо засмеялись.
– Скоро узнаешь! – пообещала соседка. – Думаю, уже этой ночью, если ветер не изменится.
Но ветер не собирался меняться. Он все дул на север, и к вечеру капли начали поёживаться от холода.
Под утро внизу показался большой город. Он был совсем не такой, как первый – дома большие и современные, улицы широкие и заасфальтированные, а на окраинах дымились трубы. Когда облако проплывало над одной из таких труб, в него бросилась целая гурьба весёлых разгорячённых капель.
– Эй, привет, что такие сонные? – кричали они. – А мы только что из бани! Нас берёзовым веником хлестали! Ух, как было весело!
– Что такое баня? – хотела спросить капля, и вдруг обнаружила, что лишилась дара речи. С ней происходило что-то непонятное: из облачка пара она превращалась в маленький белый скелетик, с шестью крошечными ножками, на которых стремительно росли красивые белые щетинки, как лучи в детском калейдоскопе.
– У, подруги, да вы уже снежинки! – закричали капли, прилетевшие из бани. – Ну с новым годом тогда! С лёгким паром! Ха-ха!
Капля (хотя, конечно, она уже была не каплей) оглянулась – и не поверила тому что увидела. Её теперь окружало несметное множество таких же снежинок, как она.
Таких же, да не таких!
У каждой из миллионов снежинок был свой, непохожий на другие, узор. У одной лучики разбегались во все стороны, у другой щетинились как ветки мха, у третьей были похожи на застывшие языки огня… И ни одна снежинка не повторялась, каждая застыла в неповторимом наряде. (Если вы до сих пор думаете, что все капли одинаковые, посмотрите в микроскоп на снежинки. Людям и не снилось такое разнообразие! Ни один художник на свете не сможет придумать столько узоров. А каждый наряд снежинки – это характер, это душа капли воды).
– Так вот мы какие на самом деле! – подумала капля. – Красивые и торжественные, мудрые и неторопливые! Как хотелось бы продлить это мгновение, остаться в снежном облаке!
Но ветер неожиданно стих, и облако остановилось. Раздался тихий мелодичный звон – это снежинки касались друг друга ледяными лучиками. А потом звон превратился в мелодию – в мелодию снегопада.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ, В КОТОРОЙ СЕВЕРНЫЙ ОЛЕНЬ НА МОТОЦИКЛЕ РАССКАЗЫВАЕТ МАЛЬЧИКУ ПРО МАРСИАНСКИЙ НОВЫЙ ГОД
Снежинка (а на самом деле замёрзшая капля воды), медленно кружась и кувыркаясь, падала на землю. Иногда на лету она касалась других снежинок, и они, закрутившись, разлетались в разные стороны. Их танец продолжался и продолжался – казалось, они неподвижно висят в воздухе над городом.
– Как хорошо быть снежинкой! – думала капля. – Летишь себе беззаботно, красуешься в свете фонарей… Ой, а что это такое?
Из темноты вдруг вырвалась мохнатая лапа, схватила и прижала её к другим снежинкам, сгрудившимся между крепких смолистых игл. От лапы исходил приятный древесный запах, весёлый и праздничный. Лежать на этой лапе казалось совсем не страшно.
– Динь-динь! – звенели все новые снежинки, падавшие на мохнатую лапу и ложившиеся рядом с каплей. – Хрусть-хрусть!
Они тоже лишились дара журчания, только тихо позвякивали и похрустывали, так что невозможно было узнать, что происходит. Оставалось только ждать.
Ждать пришлось очень долго. Время как будто замёрзло, только лапа, на которой лежали снежинки, неспешно поднималась и опускалась под порывами ветра. Наконец наступил рассвет, и сквозь утренние сумерки начали проступать белые улицы и тротуары, на которых редкие пешеходы оставляли черные цепочки следов. Пробежала собака, изо рта у неё шёл пар. По улице проехала цепочка машин, сгребавших большими ковшами снег к обочине.
Неожиданно все задрожало и закачалось, а потом над снежинкой поднялась длинная лестница, по которой лез вверх человек. В руке у него серебрились красивые гирлянды, перепутанные с проводами и лампочками. Человек начал развешивать все это над снежинкой, стряхивая её подруг и обдавая лапу морозной пылью. Его дыхание было совсем близко, так что снежинка испугалась, что сейчас растает. Но человек прицепил фонарик на железной прищепке прямо рядом с ней, а потом куда-то исчез.
Прошёл ещё час, и на площади (над которой будто на удобном еловом балконе лежала снежинка) заиграла музыка.
Музыка была разная. Иногда нежная, так что снежинке хотелось растаять и превратиться в слезу. Иногда весёлая и простодушная, как молодые капли, которые в первый раз делают «фьють». А иногда – никакая. Просто музыка, чтобы прогнать другие звуки.
Но других звуков все равно становилось все больше, потому что внизу собиралась маленькая толпа замотанных в шарфы мальчиков и девочек. Потом музыку начал перекрикивать высокий женский голос, который что-то спрашивал у детей. «Дед-мо-роз!», – нестройным хором затянули детские голоса. Музыка, будто выпрыгнув откуда-то из глубокой пещеры, снова их заглушила, и над заснеженной площадью загремела песня про лесного оленя, по которому кто-то скучает и очень красивым голосом зовёт
