Читаем без скачивания Эмблема предателя - Хуан Гомес-Хурадо

Капитан позабыл про молитвы и сконцентрировался на проклятиях. Хотя и полушепотом. В конце концов, он был не настолько психом, чтобы искушать Господа, да еще в подобное мгновение. Однако он был достаточно безумен, чтобы спуститься еще на одну перекладину и схватить несчастного за ворот плаща.

Несколько секунд, показавшихся вечностью, их обоих удерживали на трапе лишь девять пальцев, один сапог с изношенной подметкой и огромная сила воли.

А потом утопающий смог развернуться и уцепиться за капитана. Он подтянул ноги к перекладине, и оба начали подъем.

Шесть минут спустя, согнувшись в трюме над лужицей своей рвоты, капитан едва мог задуматься, как же им обоим повезло, и пытался успокоиться. Он до сих пор не мог понять, как никчемный Рока сумел удержать корабль во время шторма, но волны уже хлестали по корпусу с меньшей силой, "Надежда" явно сможет выбраться.

Матросы уставились на него, встав полукругом, на их лицах было написано напряжение и возбуждение. Один передал полотенце. Гонсалес жестом отказался.

- Уберите эту дрянь, - сказал он, показывая на пол и поднимаясь на ноги.

В самом темном углу трюма сгрудились спасенные, с которых стекала вода. В мигающем свете единственной освещающей отсек лампочки едва можно было различить их лица.

Гонсалес сделал три шага в их направлении.

Один выступил вперед и протянул руку.

- Danke schön [2].

Как и остальные, он был с ног до головы закутан в черный дождевик с капюшоном, отличаясь от своих товарищей лишь одной деталью: ремнем на поясе, а на нем блестел нож с красной ручкой, которым он резал веревки.

Капитан не сдержался.

- Вот чертов сукин сын! Мы все могли погибнуть!

Он отвел руку назад и обрушил кулак на голову спасенному, сбив того с ног. Капюшон слетел, и под ним показались белокурые волосы и гордое лицо. Голубой глаз взирал с холодком.

На месте второго была лишь пустота со складками кожи.

Спасенный поднялся и снова натянул на глаз повязку, которая, видимо, сползла от затрещины. Затем он поднес руку к ножу. Два матроса шагнули вперед, побоявшись, что он кинется на капитана, но блондин лишь вытащил нож кончиками пальцев и бросил на пол, а потом снова протянул руку.

- Danke schön.

Капитан, в свою очередь, широко улыбнулся. У этого проклятого фрица стальные яйца. Он покачал головой и пожал руку.

- Откуда вы, черт возьми?

Тот пожал плечами. Он явно не знал ни слова по-испански. Гонсалес медленно его изучал. Ему было между тридцатью пятью и сорока годами, а под плащом виднелась темная одежда и грубые сапоги.

Капитан шагнул в сторону спутников одноглазого, желая знать, ради кого рискнул своим кораблем и командой, но блондин раскинул руки и слегка сдвинулся в сторону, встав на его пути. Стоял он твердо, по крайней мере, пытался. Ему явно с трудом удавалось держаться на ногах, а лицо выражало мольбу.

"Не хочется ставить под удар свой авторитет в глазах команды, но я не собираюсь терпеть, чтобы он не давал мне приблизиться к своим загадочным друзьям. Ну ладно, как скажешь, говнюк. С вами всё равно разберутся в комендатуре", - подумал Гонсалес.

- Паскуаль!

- Да, сеньор?

- Сообщите штурману, чтобы брал курс на Кадис.

- Есть, капитан, - ответил матрос, исчезая в люке. Капитан намеревался последовать за ним в капитанскую рубку, когда его задержал голос немца.

- Nein. Bitte. Nicht Cadis. [3]

При упоминании этого города лицо немца полностью переменилось.

И чего же ты так до смерти боишься, фриц?

- Komm. Komm. Bitte, - произнес немец, жестом попросив приблизиться. Капитан наклонился к нему, и тот прошептал на ухо: - Nur nicht Cadis. Nach Portugal. Bitte, Kapitän [4].

Гонсалес немного отодвинулся от немца и с минуту пристально его разглядывал. Он был уверен, что больше не сможет из него ничего вытащить, поскольку его знания немецкого ограничивались "да, нет, спасибо и пожалуйста". В очередной раз перед ним встала дилемма - самое простое решение было и самым нежелательным. Он снова решил, что уже сделал достаточно, когда спас им жизнь.

Что ты скрываешь, фриц? Кто твои дружки? Почему четверо граждан самой могущественной страны с самой большой армией в мире пересекают Гибралтарский пролив в шлюпке? Ты что, собирался добраться в этом корыте до Гибралтара? Нет, не думаю, там полно англичан, ваших врагов. И почему не хочешь в Испанию? С нашим-то славным генералиссимусом мы скоро пересечем Пиренеи, чтобы протянуть вам руку, убивая лягушатников, причем не иначе как камнями. Это же кровь от плоти вашего фюрера... Конечно, если только вы сами этого не сделаете.

Будь ты проклят.

- Приглядывайте за этими людьми, - обратился он к команде. - Отеро, обеспечьте их одеялами и принесите что-нибудь теплое пожевать.

Капитан вернулся на капитанский мостик, где Рока брал курс на Кадис, пытаясь скрыться от шторма, который по-прежнему завывал над Средиземным морем.

- Капитан, - сказал штурман. - Позвольте выразить вам свое восхищение за...

- Хорошо, Рока. Большое спасибо. Кофе есть?

Рока принес ему дымящуюся чашку, и капитан сел и вдохнул аромат. Он снял дождевик и свитер, который тоже промок. К счастью, в рубке было не холодно.

- Планы поменялись, Рока. Один из фрицев, которых мы подобрали, мне кое-что нашептал. Похоже, в устье Гвадианы работает банда контрабандистов. Мы пойдем в Аямонте, посмотрим, так ли это.

- Как прикажете, капитан, - ответил штурман, немного раздраженный тем, что придется ложиться на новый курс. Гонсалес с тревогой смотрел в затылок парня. С некоторыми он не мог говорить об определенных вещах, а теперь спрашивал себя, не стукач ли Рока. То, что он собирался сделать, было незаконно. За это их могли бы отправить в тюрьму, или еще чего похуже. Но без помощника он с кораблем не справится.

Между двумя глотками кофе он решил, что может довериться Роке. Пару лет назад его отца убили националисты, когда брали Барселону.

- Ты бывал в Аямонте, Рока?

- Нет, сеньор, - не оборачиваясь, ответил молодой человек.

- Это прекрасное место, в трех милях вверх по Гвадиане. Там хорошее вино, а в апреле пахнет цветущими апельсинами. На другом берегу реки начинается Португалия.

Он снова глотнул из чашки.

- Как говорят, можно камень добросить.

Рока удивленно повернулся, и капитан одарил его усталой улыбкой.

Пятнадцать часов спустя палуба "Надежды" опустела. Из кают-компании, где моряки наслаждались ранним ужином, доносился смех. Капитан обещал им, что после ужина они бросят якорь в порту Аямонте, и многие уже чувствовали под ногами опилки на полу таверн. Предполагалось, что капитан лично будет нести вахту на мостике, а Рока охранял четырех спасенных.

- Вы уверены, что это необходимо, сеньор? - не мог сдержаться штурман.

- Будет всего лишь пустяковый синяк. Не трусь, парень. Это должно выглядеть по-настоящему. Не вставай некоторое время.

Он услышал глухой удар, и из ведущего вниз люка высунулась голова. А за ней и потерпевшие кораблекрушение. Начало смеркаться.

Капитан и человек с ножом спустились к спасательной шлюпке у левого борта - подальше от кают-компании. Спасенные устроились в ней, дожидаясь одноглазого с ножом, который снова накрыл голову капюшоном.

- Двести метров по прямой, - сказал ему капитан, махнув в сторону Португалии. - Оставьте лодку на пляже, она мне понадобится. Я потом ее заберу.

Немец снова пожал плечами.

- Да знаю я, что ты ни хрена не понимаешь. Вот, возьми, - сказал Гонсалес, возвращая ему нож.

Тот левой рукой засунул его за пояс, а правой пошарил под плащом, вытащил оттуда какой-то небольшой предмет и вложил его в руку капитана.

- Verrat, - произнес он, ткнув себя в грудь указательным пальцем. - Rettung, - теперь он ткнул пальцем в испанца.

Гонсалес внимательно изучил подарок. Это было нечто вроде медали, очень тяжелой. Он поднес ее к висящему в рубке фонарю, и она засияла характерным блеском.

Предмет был сделан из чистого золота.

- Слушай, я не могу принять...

Но он говорил в пустоту. Шлюпка уже удалялась, и ни один из ее пассажиров не оглянулся.

До конца своих дней бывший капитан испанского флота Мануэль Гонсалес Перейра посвящал каждую свободную от работы в книжном магазине минуту изучению этой золотой эмблемы, со всё возрастающим интересом. Она состояла из двуглавого орла на стальном кресте. Орел держал меч, над его головой была начертана цифра 32, а в груди инкрустирован огромный бриллиант.

Гонсалес узнал, что это масонский символ высокой ступени, но все эксперты, с которыми он разговаривал, сказали, что это наверняка фальшивка, в особенности из-за использования золота. Немецкие масоны никогда не применяли благородные металлы в эмблемах Великих Мастеров. Характер огранки бриллианта - насколько смог его оценить ювелир, не вынимая камень - позволял датировать ее между концом XIX и началом XX века.