Читаем без скачивания Полигон воображения - Всеволод Ревич

Мир собирается вползать в научно-техническую революцию, и первые признаки ее приближения начинают волновать мыслящих людей. Конечно, всеобщее внимание привлекают лишь открытия и гипотезы, наиболее резко бьющие по устоявшимся представлениям. Именно такими были высказывания Скиапарелли - Лоуэлла (на Скиапарелли есть прямая ссылка в рассказе), несколько позже теория относительности Эйнштейна, затем парадоксы квантoвой механики и т. д. Любопытно проследить, какую трансформацию испытало в рассказе Мопассана слово "здравомыслие". Казалось бы, именно ту голову стоит назвать здравомыслящей, которая не верит ни в каких марсиан, ни в какие каналы или прочие выдумки досужих телескопистов.

В противовес этому анонимный рассказчик яростно кричит: "Разве можно назвать здравомыслящим человека, если он не верит, что существуют обитаемые планеты! Нужно быть круглым дураком, кретином, идиотом, скотиной, чтобы предположить, что миллиарды миров светят и вращаются лишь для того, чтобы развлекать и поражать такое глупое насекомое, как человек..." Не чудом ли спасшийся обитатель Марса, на что намекает автор названием своего рассказа, выкрикивает эти, может быть, не совсем справедливые, но вполне материалистические слова? Если так, то вот вам и первый марсианин, побывавший на Земле.

В девяностых годах состоялось несколько рейсов по маршруту Земля Марс и обратно, описанных по большей части поверхностным научно-популярным стилем, например французами Ле Фором и Графиньи в книге "Вокруг Солнца", которая выходила у нас тремя изданиями. В романе друга и поклонника Жюля Верна Роберта Кроми "Погружение в космос" стоит задержаться на одном эпизоде. Герои романа обнаруживают на Марсе цивилизацию земного образца, но живущую такой идиллической жизнью, что гости со скуки заторопились домой. За время пребывания на Марсе один из путешественников успел пофлиртовать с прекрасной марсианочкой (о красавицах марсианках еще будет речь). Неподалеку от Земли неожиданно выясняется, что в корабле почему-то не хватает запасов воздуха, и, если кто-то не пожертвует собой, задохнутся все. В этот драматический момент и появляется вышеупомянутая девица, которая объясняет, что пробралась в корабль зайцем, чтобы быть со своим возлюбленным. Гуманный экипаж, конечно, очень переживает, но времени для сантиментов уже нет, и несчастную девушку просто-напросто выбрасывают из люка.

Внимательные читатели фантастики, наверно, вспомнят, что в этом эпизоде Р. Кроми предвосхитил известный рассказ Тома Годвина "Неумолимое уравнение", написанный в 1954 году.

Там тоже есть девушка-заяц, которую тоже безжалостно вышвыривают в пространство. Какие бы логические доводы, вроде бы оправдывающие действия астронавтов, ни приводились в этих произведениях, можно быть уверенным, что написаны они с прямо противоположной целью: доказать, что в самых тяжелых, порой безнадёжных ситуациях бесчеловечное решение - это не решение. Высокоразвитое существо, в частности, достигшее эры космических перелетов, не может быть аморальным. В дальнейшем тема нравственной ответственности станет одной из главных тем всей марсианской фантастики - столкновение двух миров придаст ей особую остроту. Земная мораль заявляет о непреходящей ценности человеческой жизни. А нечеловеческой? Или наоборот немарсианской? Стоит так поставить вопрос... Впрочем, так его Уэллс и поставил в "Войне миров", которая в 1897 году увидела свет

О "ВОИНЕ МИРОВ" СТОЛЬКО уже написано, что нет смысла заново разбирать ее по косточкам.

Остановимся на отдельных сторонах замечательной книги. Годы, которые прошли со времени выхода "Войны миров", доказали ее необыкновенную и неумирающую злободневность. Право, лучше бы она не оказалась такой пророческой. Для начала - частный пример. Как известно, химическое оружие еще не существовало ко времени создания романа. Впервые немцы применили ОВ в первой мировой войне. Но вспомните, с какими реалистическими подробностями описывает Уэллс действие "черного газа", которым марсиане травили людей. Кто знает даже - не подсказала ли эта книга самое идею какому-нибудь химику с холодными глазами?

А описание разрушенных городов, разоренной страны? Целая мертвая, вытоптанная страна!

Много ли такого было в конце XIX века? Но разве в описанных Уэллсом руинах Лондона нельзя обнаружить футурологическое видение Герники, Варшавы, Сталинграда? А картины паники, сколько раз они повторялись и в жизни и в книгах?!

Но заслуга писателя не только в конкретности деталей. Книга предсказала общую тревожную ноту, на которой начался новый век; эта сирена не умолкает и до сих пор. Зеленые вспышки марсианских молний служат очень подходящей иллюминацией для грозовой, напряженной атмосферы нашего времени.

Нетрудно увидеть и одну несовременную черту книги. За исключением начальных астрономических сведений о Марсе, в романе нет больше никакой другой науки, нет даже упоминаний о том, что существует такая порода людей, как ученые. Борьбу с марсианами ведет кто угодно, но только не представители академий. Уже после второй мировой войны американцы поставили фильм по роману Уэллса. Действие его перенесено в современность, соответственно изменен и весь антураж. Так, например, против марсиан применяется атомная бомба. Правда, летающее блюдце, в котором передвигаются марсиане (оно заменило устарелые, по мнению авторов картины, треножники), как ни в чем не бывало выскальзывает из грибовидного облака. На земле нет средств, которые были бы в состоянии справиться с марсианскими захватчиками. Но люди все же ищут эти средства. Теперь они прежде всего стараются изучить марсиан, герой даже ухитряется втрубить телевизионный глаз, которым оканчивается марсианское щупальце, и притащить его в лабораторию для исследования. Когда бегущая толпа захватывает грузовик, на котором эвакуируется научное оборудование, герой кричит в отчаянии: "Что вы делаете! Ведь в этом, может быть, наш единственный шанс!" На место марсиан, по перечислению Ю. Кагарлицкого, можно подставить разрушительные войны, социальные катаклизмы, научные открытия, таящие угрозу для человека. И прежде всего на это место почти непрошено становится атомная война. Вот почему гораздо интереснее сравнивать роман Уэллса не со средним фильмом того же названия, а со знаменитым "На берегу" Ст. Креймера.

В фильме "На берегу" изображена ситуация страшная, трагическая и, к несчастью, пока еще не невозможная на Земле. Неожиданно вспыхнувший термоядерный конфликт уничтожил жителей большей части мира. В живых осталось лишь население Австралии, но и на нее движется радиоактивное облако. И когда смотришь на мертвый Сан-Франциско, то вспоминаешь мертвый уэллсовский Лондон, хотя, казалось бы, после "Войны миров" нам рассказали множество апокалипсических историй. - И еще одна мысль приходит в голову при просмотре креймеревского фильма. Почему люди так пассивны, почему они не борются, почему они сами дают своим детям усыпляющие таблетки, вместо того чтобы попытаться их спасти, ну, в подземных убежищах, что ли, ведь радиоактивное заражение не может быть вечным? Почему эта мысль хотя бы не приходит в голову никому из героев? Вот у Уэллса артиллерист размышлял, как продолжить человеческий род вод властью марсиан. Правда, о конкретных рецептах предложенного спасения можно и поспорить, но важно другое. Уэллс реалистически проанализировал выводы из своей фантастической посылки. Он понимал, что никогда не будет такой крайней ситуации, в которой не окажется мужественных, не потерявших голову людей, пытающихся сохранить все, что можно сохранить. И это куда достовернее, чем пессимистическое смирение героев Креймера.

С "Войной миров" связана одна история, какие нечасто случаются с литературными произведениями. И она тоже доказывает не только реалистическую силу уэллсовской фантастики (приведу высказывание Ю. Олеши: "Мы вдруг попадаем под действие странного представления: вдруг нам начинает казаться, что и в самом деле было такое событие, когда марсиане пытались завоевать землю"), не только его мастерство, но и то, насколько точно он сумел угадать неустойчивую общественную психологию нашего времени, легкое шараханье от беспечности к отчаянию.

Я имею в виду нашумевшую радаопостановку по "Войне миров", сделанную осенью 1938 года в США ныне хорошо знакомым по кино американским актером Орсоном Уэллесом.

Уэллес и его коллеги тоже перенесли действие романа в современность и в Америку, а для шутки, как они потом объяснили, построили передачу в виде прямого радиорепортажа с места событий, не предупредив об этом слушателей. Вот, к примеру, как велся такой "репортаж" с "крыши нью-йоркского небоскреба": "...Противник находится в районе Палисадов. Пять гигантских машин... Сначала одна пересекает реку... Она переходит Гудзон вброд, как человек переходит через ручей... Ее стальная, похожая на гигантский колпак голова поднимается вровень с крышами небоскребов... Это конец... Появляется черный дым... Черный дым плывет над городом. Люди... бегут в сторону Ист-Ривер... тысячи людей, спасающихся бегством, как крысы. Теперь дым распространяется быстрее. Он уже обволакивает площадь Тайм-сквер.