Читаем без скачивания Ворон из пустого гроба - Абэ Тисато

– Так ведь он рискует не доучиться в Кэйсоин, даже если поступит.

Воспитанники, прекрасно знавшие суровость здешнего обучения, переглянулись.

– Вообще ничего не понятно. Он слишком замечательный только на фоне аристократа из Тюо?

– Но если слухи верны и вдобавок к высокому происхождению он еще и умеет драться, тогда парень точно монстр.

– Короче, главное – чтобы не оказался мерзким подлецом.

Ребята расшумелись, а Итирю, наоборот, затих и переваривал услышанное. Выходец из аристократического семейства, паж молодого господина… со своей родословной мог бы сразу получить пост при дворе, но решил поступить в Кэйсоин.

Перед Итирю с легким хлопком всплыло лицо одного мальчика. Неужели это он? Да нет! Он встряхнул головой, и заносчивое лицо со злобной ухмылкой исчезло. Тот ведь тогда точно сказал: «В Кэйсоин не пойду и в Тюо служить не буду!» Потому-то Итирю сам пошел в Кэйсоин.

Чтобы избавиться от нехорошего предчувствия, юноша быстро доел остатки риса из плошки.

Группа ребят вышла из столовой и зашагала в зал. Еще не закончились весенние каникулы, так что утреннюю тренировку можно было пропустить. Ребята собрались здесь по своей воле, немного поработали и направились из зала к умывальне, чтобы смыть пот. Один из тех, кто вышел первым, крикнул:

– Эй, новичок приехал!

Итирю и другие закричали:

– Ого!

– Так рано!

– Неужели правда новичок?

– Похоже на то. Да еще и на колеснице!

Колесницы, влекомые по небу конями, разрешались только высшим аристократам. Кажется, правда прилетел тот самый «монстр», о котором говорили с раннего утра.

Ребята наперегонки побежали смотреть, а Итирю, охваченный неприятным предчувствием, еле волочил потяжелевшие ноги. Когда он доплелся до места, друзья уже облепили азалии, наблюдая за вновь прибывшим.

– Ясно. Нагрянул пораньше, чтобы затащить вещи.

– Ты смотри, сколько у него всего! Я вот с одним узелком поступал!

– Еще и комнату ему дали самую новую!

– Наверное, учителя расстарались.

Слушая наполовину насмешливые, наполовину завистливые слова друзей, Итирю про себя присвистнул. Насколько он знал, его знакомый «монстр» не отличался любовью к роскоши.

С опаской разглядев через головы товарищей «монстра», прежде всего он заметил гордо расправленные плечи под полностью распустившейся сакурой. В утренних лучах солнца ярко сверкали великолепные одежды – расшитая белым узором темно-красная ткань. Юноша стоял спиной к воспитанникам, широко расставив ноги, давая слугам указания и размахивая при этом веером светло-лилового цвета с переливами и узорами из золотой фольги. Его блестящие рыжеватые волосы были аккуратно расчесаны, а когда он обернулся на голос слуги, Итирю показалось, что таких правильных черт лица он еще ни у кого не видел.

Кожа молодого человека под лучами восходящего солнца напоминала белые лепестки только что раскрывшегося пиона. Огромные глаза сверкали подобно чистому источнику в свете дня. Черты лица его были мягкими, будто у девочки, но сжатые губы и густые брови говорили о том, что эта красота не означает покорности. По мальчику видно, что он решителен, упрям и очень уверен в себе; он не просто красив, в нем чувствовалось что-то притягательное.

Если бы здесь оказался придворный поэт, при виде такой красоты он не удержался бы и сложил пару-тройку строф. Но Итирю было совершенно наплевать на внешность новичка. Он с облегчением вздохнул, потому что этот «бывший паж молодого господина» оказался вовсе не тем, о ком он подумал.

«Как хорошо, что это не он!»

При этой мысли все его мрачные предчувствия улетучились, будто их и не было.

Товарищи Итирю, разглядев мальчика, начали перешептываться:

– Вот это мордашка!

– Конечно! У аристократов-то в наложницах сплошь красавицы!

– Вот бы он носом вниз грохнулся!

Итирю отвернулся от болтунов уже в хорошем настроении.

Ополоснувшись, он направился в свою комнату. Их распределили по-новому. Второй корпус, десятая комната. Она станет его крепостью на ближайший год.

Воспитанникам Кэйсоин в течение трех лет – с первого по последний год – приходилось держать три экзамена.

В старой книге, которую знали в Ямаути все, говорилось: «Лишь когда дует ураган, можно распознать крепкий побег, что не сломается. Лишь когда ударит мороз, можно распознать крепкое дерево, что не засохнет. Лишь когда налетит буря, можно распознать крепкую гору, что не рухнет».

Только при сильном ветре найдешь траву с мощным стеблем и только в сильный мороз найдешь дерево с прочной древесиной. Так и при встрече с настоящими трудностями понимаешь, кто действительно силен. Опираясь на эту мудрость, три экзамена в Кэйсоин называли «испытание ветром», «испытание морозом» и «испытание бурей».

Воспитанники-первогодки – это малыши-горошки, семечки. Они всего лишь семена, еще не давшие ростков. Но если они выдержат «испытание ветром» в конце года, то взойдут и станут «побегами», а еще через год, после «испытания морозом», – «крепкими стволами». Однако подобно тому, как в природе из множества проросших семян лишь считаные побеги превратятся во взрослые деревья, звание «крепких стволов» получат очень редкие воспитанники. Мало того, последнее «испытание бурей» было самым сложным из всех экзаменов, и в Ямаути-сю попадали только те, кто показывал лучшие результаты.

Из «семечек», «побегов» и «стволов» лишь последним предоставляли отдельные комнаты, а до тех пор приходилось тесниться с двумя другими воспитанниками. Обычно к одному «побегу», главному по комнате, подселяли двух учеников-«семечек», и тот, следя за кохаями, заодно руководил ими, вбивая в них азбуку жизни в академии.

«Семечкам» такая совместная жизнь давалась тяжело. Почти половина первогодков так и не «прорастала» – не только из-за непростого «испытания ветром», но и из-за проблем в отношениях. Итирю был из тех, кому удалось поладить с сэмпаями, однако и ему приходилось нелегко. Став второкурсником, он ужасно радовался, что можно не бояться потревожить старшего по комнате, и с нетерпением ждал появления своих кохаев. Услышав утром, что он якобы просто «надеется показаться умным сэмпаем», Итирю разозлился, хотя в глубине души действительно чувствовал себя именно так.

Вот-вот придут знакомиться новенькие, с которыми ему предстоит жить. На самом деле он очень волновался, но сел за стол в глубине комнаты, чтобы хоть чуть-чуть придать себе важный вид. И вот снаружи зашумели, и из соседних комнат послышались напряженные голоса мальчиков.

Итирю не терпелось увидеть будущих соседей. Наконец он услышал, как кто-то встал перед дверью.

– Прошу прощения, Сэмпай из десятой комнаты, вы уже здесь?

Голос звучный, будто кто-то по ту сторону пришел сражаться со школой-конкурентом. Итирю ожидал от новичка смущения и волнения, поэтому удивился.

– Входи, – разрешил он.

– Позвольте войти!

В тот же миг дверь резко отодвинулась в сторону[3], и весь проход занял гигант, похожий на огромного монаха из легенд и сказок. Не обращая внимания на изумленного Итирю, великан уже собрался шагнуть внутрь, но треснулся лбом о притолоку. Поморщившись от боли, он смущенно улыбнулся и не спеша опустился перед Итирю на колени.

– Разрешите представиться. Я Сигэмару, буду жить с вами в десятой комнате. Прошу любить и жаловать.

Он наклонил голову, но Итирю все равно приходилось смотреть на него снизу вверх – такой Сигэмару был крупный.

Загоревшее лицо дышало здоровьем, мохнатые толстые брови напоминали больших гусениц. Круглый нос картошкой, черные зрачки – такие черты легко могли напугать, но великан выглядел добродушно. Он был похож на медведя, лишенного своей свирепости, так что парнишка казался приятным.

– Тебе сколько лет?

– Через два месяца восемнадцать.

– Восемнадцать?!

В Кэйсоин принимали только мальчиков от пятнадцати до семнадцати полных лет. Большинство детей аристократов поступали пораньше, как только достигали нужного возраста, уже позже приходили ребята в основном из простого народа.