Читаем без скачивания Мой любимый враг (СИ) - Шолохова Елена

– Да потому что я рядом стояла. А не будь меня, согласилась бы как миленькая. Сучка ты подлая, вот ты кто.

Мне надоело выслушивать оскорбления.

– А знаешь что, я ведь и правда не пошла бы никуда с Гольцем. Хоть он мне тоже очень нравится, и права на него ты не покупала. Но я только из-за тебя бы не пошла. А вот теперь пойду! – выпалила я и устремилась к главной лестнице, расталкивая девчонок, которые слушали нашу перепалку, открыв рты.

– Сучка! – визгливо крикнула мне в спину Зеленцова. – Нужна ты ему очень, шваль подзаборная…

Вот это было жестоко. Удар ниже пояса. Ну или прилюдная пощёчина, учитывая, как с каким интересом все вокруг наблюдали за нашей ссорой.

Споткнувшись на нижней ступеньке, я на долю секунды задержалась, но не стала возвращаться, даже не оглянулась. Стиснув зубы, взлетела на второй этаж. Какая же дура Зеленцова! И дура – это ещё мягко.

На самом деле я могу понять её эмоции: и ревность, и злость, и обиду. Может быть, на её месте я бы тоже негодовала. Но «шваль подзаборная» – это уже не просто эмоции. Это подло и низко. И я ей таких слов никогда не прощу.

Конечно, мы не раз с Женькой ссорились, но вот так мерзко – впервые. И что ещё хуже, интуиция мне подсказывала – это не просто ссора…

3

Первый урок Зеленцова пропустила, а на второй – явилась за три секунды до звонка, причём непривычно бледная, без косметики, видать, плакала.

Посмотрев на меня, как на врага, она гордо прошествовала мимо нашей парты и заняла место рядом с Лидой Бусыгиной, с которой прежде даже не здоровалась. С которой никто никогда не сидел и не общался.

Бусыгина – девочка-тень. Бессловесная бледная моль. Всем тихоням тихоня. Не только Женька, практически весь класс её не замечал, причём не сговариваясь. За все шесть лет, что здесь учусь, ни разу не видела, чтоб ей хоть слово кто-то из одноклассников сказал. Лиду не травили, нет, её попросту не видели. И вот такой стихийный, не целенаправленный игнор, по-моему, ещё хуже, чем спланированный бойкот за какие-то грешки. Получается, что ты для всех даже не изгой, а пустое место, полный ноль. Ты есть, но тебя как будто нет. Что может быть страшнее?

Правда, сама Лида, по-моему, давно свыклась с ролью невидимки. И тут вдруг Зеленцова одарила её своим обществом. Бедная Бусыгина чуть в транс не впала от изумления.

– Не возражаешь? – спросила её Женька.

Лида только безмолвно таращила на нее глаза, огромные как блюдца. Потом несколько раз кивнула и тут же – торопливо покачала головой, продолжая смотреть на Зеленцову, как на чудо света. Да и наши, кто не видел утренней ссоры, тоже изрядно удивились.

– Что, всё так серьёзно? – усмехнулась Филимонова. – Сладкая парочка больше не парочка?

– Не твое дело, – огрызнулась Женька.

Филимонова хмыкнула, поправила очки и явно собралась ввернуть какую-то колкость. Её хлебом не корми – дай съязвить. Но её заглушил звонок, а затем в кабинет влетела Тамара Алексеевна, химичка, и с порога затараторила как из пулемета:

– Здрасьте, садитесь, открываем тетради, пишем, тема урока «Строение атома»…

Спустя четыре дня Гольц снова подкатил ко мне, позвал погулять. Чего уж, мне это было приятно, даже очень. Но я отказалась… Теперь уже не из-за Женьки, которая всё время смотрела на меня так, словно порчу изо всех сил наводила, ещё и шипела вслед. А за глаза, я уверена, без устали перемывала мне косточки. Так что от угрызений совести Зеленцова сама меня избавила.

А не могла я пойти со Славкой по другой причине: в тот день возвращался мой отец, а на следующий – я переезжала от тёти в родной дом. Точнее, в нашу старую квартиру, которую все эти годы, пока отца не было, тётя сдавала то одним жильцам, то другим.

После моего отказа Славка целую неделю думал. Поглядывал в мою сторону, в столовой подсаживался рядом, но ни о чём таком не заговаривал, точнее – вообще ни о чём. Молча посидит рядом, поест, опять же, молча, максимум – улыбнется. И только позавчера он вновь отважился меня позвать. На этот раз в кино. И тут уже я согласилась.

Фильм был, конечно, сильно на любителя – какая-то боевая космическая фантастика. Но зато после кино мы ещё три с лишним часа наворачивали круги по району и болтали обо всём. При том, что обычно из Гольца слова хоть клещами вытягивай, тут он мне рассказал и про папу – архитектора, и про маму – хозяйку собственной художественной галереи в центре города. И даже про дедушку-скульптора и бабушку, с которой дедушка ваял свои скульптуры для души. Для денег он делал надгробия. Но позже, когда прославился, от этих своих трудов открестился. Непочетно потому что.

– Интересная у тебя семья, – резюмировала я услышанное, испытывая, к своему неудовольствию, легкую зависть.

– Это точно, – усмехнувшись, согласился Гольц. – А у тебя кто родители? Чем занимаются?

Вопрос, который я малодушно боялась заранее. Вопрос, на который я не могла заставить себя ответить честно. Ну как ему сказать, что моя мать умерла в пьяном угаре шесть лет назад, что все эти годы меня воспитывала сестра отца, а сам отец отбывал срок под Читой и всего неделю как вернулся? Вот как рассказать такое человеку, в чьей семье непочетно – это делать надгробные памятники…

Ну и потом, я столько лет скрывала ото всех правду об отце. Пусть и изначально по настоянию тёти – она, переведя меня в эту гимназию из прежней школы, строго-настрого велела молчать про наши «особые семейные обстоятельства» или сочинить что-нибудь правдоподобное и приличное, чтобы не позорить ни себя, ни её. В то время она работала в нашей же гимназии секретарем директора и очень боялась, что там узнают про ту давнюю нашумевшую историю.

– Мне однажды уже пришлось уволиться из-за твоего отца, когда всё это произошло. И потом долго не могла найти нормальное место. Так что, знаешь, дорогуша, очень не хочется снова лишиться работы. Ты уж будь добра, помалкивай про него, во всяком случае, пока ты живешь в моем доме и за мой счет.

Сейчас она уже так сильно не переживает по поводу работы, потому что сидит во втором подряд декретном отпуске. Ну а я продолжаю врать по инерции.

– А вот в моей семье как раз нет ничего интересного, папа вечно в отъездах… по работе… – обтекаемо ответила я и быстренько перевела разговор на другую тему.

Правда, потом, когда Славка проводил меня домой, он снова пристал с расспросами.

– Ты же не здесь жила на прошлой неделе, – удивился он.

– Я тогда у тети жила. Папа в отъезде был. Сейчас вот вернулся, – стыдливо краснея, сказала я.

Гольц оглядел нашу пятиэтажку, серую и безликую, унылый двор с раскуроченными лавками и переполненными мусорными баками, возле которых копошились две бездомные собаки, лужу размером с Байкал перед самым моим подъездом. И такое лицо у него сделалось… Я даже обидеться немного успела. Ну да, не самый лучший вид здесь, но и не самый ужасный, если на то пошло. Бывает и гораздо хуже. Что уж он так?

Попрощался он скомкано, словно хотел поскорее уйти подальше от этого неприятного места. Однако вечером Славка мне позвонил. Я не ждала, поэтому обрадовалась. А уж когда он заявил, что желает познакомить меня со своими друзьями, у меня и вовсе в зобу дыханье сперло.

Знала бы, что вместо нормального свидания я буду целый час сидеть на скамейке одна, разряженная как дура. Лучше бы вообще дома осталась…

4

С каждой секундой удаляясь от спота, я торопливо цокала по тротуару, будто за мной гнались. Это обида меня подстегивала. Я так спешила, что не смотрела себе под ноги, за что и поплатилась, угодив шпилькой в решетку водостока. Слава богу, хотя бы устояла, не грохнулась коленями на тротуар.

Пока я вызволяла несчастный каблук, мимо кто-то пронесся вихрем и, вильнув вбок, резко затормозил передо мной. Гольц. Ловко соскочив со своего скейта, он легонько тронул кедом край деки. Доска послушно встала на дыбы. Он подхватил скейт подмышку и потрусил рядом со мной.