Читаем без скачивания Москва-bad. Записки столичного дауншифтера - Алексей Шепелёв

Я заглянул в глазок…

Был бы я другого рода сочинителем, который собственно сочиняет, а не едва поспевает зарисовывать окружающую кутерьму, я бы, конечно, насочинил, что Вовка оказался центром заговора по освобождению Москвы от… Что его подручные, распространённые не только в ближайших окрестностях, но даже и… выкрали с Лубянки частицу черепа Гитлера, частицу тела Ленина, выкопали частицу Сталина… и собрались… Даже дух захватывает, слов даже нет!.. Но это мы оставим Лукьяненко и прочим зорким дозорным, им тоже ведь на что-то в дорогой столице надо существовать… А в реалистичном очерке мне, естественно, не преминут попенять, что «заглянул в глазок» звучит некрасиво, и даже само упоминание фюрера, наркома и генералиссимуса (а также всё про Орду и фестиваль «Мамаево нашествие») уже посоветовано вычеркнуть! Но я, пытающийся не только не из ноутбука высасывать, но и не в него вбивать, а по возможности в более архаичную матрицу – в сознание читателя, скажу тогда так: Вовка был удивительно похож на императора Тиберия – не настоящего, конечно, известного по бюсту, а кинематографического, исполненного Питером О'Тулом в фильме «Калигула»!

В проёме двери появился – что называется, во весь рост! – глава семейства, что называется, хозяин – не только квартир, но и вообще: самой отъявленной наружности двухметровый кавказский амбал – конечно, блестяще-лысый, с подтяжками и пупком, с волосами и наколками на руках… – но не будем потакать попсовой игре в киноассоциации. Замечу также, что ничуть не преувеличиваю заради чисто художественного контраста. Он внимательно и как бы добродушно смотрел перед собой вниз. Перед ним на своих искуроченных ножках, опираясь на бадик, вихлялся Вовка – сам Вовка – с благороднейшим профилем, извините, О'Тула, Берроуза или Буковски.

Начало диалога я то ли не понял, то ли прослушал, но кажется, что Вовка гнусаво выпалил: «Пыль летит!», имея в виду пятидневное уже, наверное, обтачивание металлической коробки двери, которое, как я понял, вроде бы как раз в целом закончилось.

Хозяин квартиры тоже сделал усилие что-то понять, что-то ответить.

– Как где?!. – заорал Вовка так, что я даже вздрогнул. Голос очень мерзкий, теперь даже что-то понятно…

Хозяин опять ответил чем-то невнятным, и едва не улыбаясь, хотел было закрыть свою сверхпрочную дверь.

– Ты выдь сюда! – опять заорал с хрипом и брызгами изо рта Вовка, как бы сорвавшись в истерику (а то и в припадок) – весь задрожав, показывая корявым трясущимся пальцем на место перед собой. Не могу сказать точно, добавил ли он в концовку приличное ситуации русское словцо, но ощущение было такое, что добавил.

Не успел ошарашенный добропорядочный… Шрек сделать хоть какое-то неуверенное движение («Сморчок какой-то дряхлый, да ещё полоумный!..» – мультяшные супергерои, и мы допустим, и мыслить умеют), как Вовка его упредил, сразу бросившись на абордаж:

– А то я щас ребят приглашу! Сразу узнаешь! – и с силой ткнул палкой пред собой в указанное место.

Я чуть не гыкнул в голос за тонкой жестянкой своей двери. Ребята тут понятно какие! И абордажный топорик с длинной ручкой! И само это «ребят приглашу» из 90-х, или отчасти даже из более ранних позднесоветстких – как потрясающе! Какой напор! Какой типаж!

Хозяин осторожно ступил за порог, стараясь не задеть Вовку… Но Вовка снова не ждал: наяривая палкой по всему вокруг (в том числе и по двери), весь корюзлый до невозможности, передёргивающийся и трясущийся, он разворачивался как трактор, самопоглощённо, доблестно-нобелически ухмыляясь.

– На второй этаж!.. туда смотри!.. – прогнусавил он в шнобель, указывая прыгающим бадиком на лестничный пролёт, – пыль летит!.. пыль!..

Я думал, он сейчас вцепится зубами в руку или в ногу бедного амбала-кавказца.

– Мы уже почти закончили… – почти совсем без акцента проговорил тот.

– У меня там ре-бёнок! – с отчаяньем и злобой выкрикнул Вовка, и тут же, совсем отвернувшись-развернувшись, словно плюнув обидчику под ноги, стал раскоординированно, как осьминог какой, карабкаться по лестнице вверх.

Вот уж Вовка, так Вовка! Матёрый волк, матёрый человечище!

– Развелось тут! Это иго какое-то! – проборматывал он, остановившись отдышаться, уже на своей лестничной площадке, не обращая внимания, ушёл мужик или не ушёл (а он ушёл, тихо притворив тяжёлую дверь). Может быть, я не расслышал, может быть, он Игоря поминал или ещё что, но послышалось мне именно это слово, оно казалось в устах загадочного гуру самым уместным.

Собственно, подумалось мне, я, наверно, его мнение и выражаю… И таких, как он, или пока не совсем.

Тиберий-Вовка уже давным-давно достиг просветления, его пространство-время ограничено квартирой и подъездом, вряд ли он помнит и вообще знает слово «имперский»… Но и он не молчит, правдами-неправдами даёт понять – хотя бы в обычном, человеческом соотношении – что у него больше правды должно быть, потому что он тут дольше живёт.

Я, допустим, иногда пока ещё пытаюсь выходить в свет (выезжать в центр), думая, что там может быть что-то хорошее и полезное… хотя всё реже… хотя всё больше, как сбежавший и вернувшийся кот, понимаю, что нет…

Но иногда всё же спольстишься, подумаешь: хороший фильм посмотреть задёшево в кинотеатре «Художественный» – хоть каких бы положительных впечатлений…

Едем туда с Анютинкой, не сказать несёмся, но как всегда опаздываем… И в самом центре города, где все несутся и толкаются (мы к этому привыкли, хотя это крайне неестественно), я наступаю на задник пятки расплющенного протектора кроссовки какому-то молодому мачо – оказывается, хачу… Вокруг все оборачиваются – наверно, на знакомый язык – наверно, помочь москвичу… Я тихо извиняюсь и больше слушать не хочу… Хватаю Аню за руку и в подворотню лечу…

«Нэ расслышал…» – говорю, отдышавшись.

Идём обратно – уже неспешно… Я под ноги гляжу, по сторонам гляжу и даже Аню немного тормошу и торможу… И тут прямо перед нами в предбаннике «Арбатской» вытискиваются наперёд два хачика опять же, лет по 17—18… Я даже слышу обрывок их разговора и чую мерзкий запах анаши: «Я тэпэр как Билан!» – на пике эмоций провозглашает один, имитируя характерное передёргивание плечами, памятное ещё по Джексону. – «А я – как Таркан!» – и, приплясывая и напевая, понеслись.

Я всё стараюсь в них не врезаться (кривляются на ходу взад-вперёд, в пьяно-уродливом подобии «лунной походки»), а Аня не сбавляет темп… Они не то что перемахнуть через турникет, они решаются с разбегу, подпрыгнув, ударить в подвешенные прямоугольники – стеклянные и с лампами внутри, пережиток застоя – с надписями названий станций!.. Конечно, до Бумера иль Супермена недоросли сии ещё не доросли, но пальцами достать, раскачав тяжеленные плафоны, получается… и скакануть бесплатно, что-то ещё заорав в ответ свистящей бабке…

Случаи вроде бы проходные… Я в принципе не поборник поведения «стоять по струнке», и за «свистать всех наверх!» мне тоже никто не заплатит… Но впечатления от похода в кино, на выставку, в музей, на литературный вечер как всегда испорчены.

Ну и чтобы не прослыть совсем уж созерцателем и бегателем, эстетом и недокосмополитом, по просьбам, скажем так, во всём находчивых читателей и зрителей, другой такой же эпизод.

В незнакомом районе что-то искали, какую-то оптику (покамест не ту), забрели вечером в окраины…

Откуда ни возьмись подлетает опять хачик:

– Здорово! – и протягивает быстро руку.

Не жму, напротив – отклоняюсь. А с ним второй.

Вопрос про какую-то улицу, я бросаю «не знаю» и сразу в сторону: политесы разводить всё же есть предел.

– А руку западло пожать?! – и подскакивает. Билан Биланом! Второй ещё поздоровей.

– Что?! – я разворачиваюсь, как будто бы меня плечом задели.

Теперь Аня меня хватает и быстро от греха уводит…

Нам нравится многое кавказское, когда оно в органичных для себя условиях – кухня у них отличная, вино, многие обычаи, танцы, то же гостеприимство… Но тут всё шиворот-навыворот. Мы, однако, вдвоём с Аней, да втроём с котом, почти что на каждый Новый год не можем удержаться от небольшой постмодернистски-ностальгической, альтернативной телевизионной шоу-программы под сборник «Адлер-Сочи-2007». Начинается лирически: «Не беги, не кричи, / Знай, что смотрит на на-а-ас / Сердцем горных верши-и-ин / Седовласый Кавказ!..», дальше лезгинку шарашим: «Пусть наши горы не знают позора, / Выпьем за наш Кавказ!» (наш, а чей же ещё?..), со всякими выкриками типа «Салам тэбэ, Кавказ!», «Вах!», «Хээйй!» или даже «Ххышч!» – под выстрелы хлопушек (с конфетти и серпантином, маленьких – выискиваем как в советские времена такие были) – соседи, наверное, думают, что и за стенкой, как и кругом, они… И далее: «Я несу тебе цветы, / Неужели это ты?..» (носорогами на сцене отдаёт несколько, но природная всё ж поэзия, не головная, не уголовная, а если ещё на английский перевести, так и хит приличный получится), и даже припев выучили: «Адлер-Сочи мез амар, гайфер канен ганхамар!» и т. д.