Читаем без скачивания Тайны ушедшего века. Власть. Распри. Подоплека - Николай Зенькович

Актриса вышла замуж за Мейерхольда в 1922 году. До того она была женой поэта Сергея Есенина. От их брака родилась дочь Татьяна и сын Костя. Дети Есенина ужились с отчимом. Всех приютила большая квартира в Брюсовском переулке, где нашлось место и для пожилой домработницы Лидии Анисимовны Чарнецкой, взятой откуда-то из-под Витебска.

Кроме четырехкомнатной квартиры в Москве, купленной Всеволодом Эмильевичем за свои деньги, он имел еще трехкомнатную квартиру в Ленинграде, в хорошем новом доме на набережной реки Карповки. Знаменитому режиссеру было удобно иметь свой угол в северной столице, поскольку он частенько бывал там, когда ставил свои спектакли.

В живописном поселке Горенки под Москвой Мейерхольды имели многокомнатный дом с большой террасой. Хотя его использовали как дачу, но, по сути, это был самый настоящий жилой дом. Райх купила его в 1926 году на деньги, полученные от издания четырехтомника покойного мужа Сергея Есенина — Таня и Костя по суду были признаны наследниками имущества великого поэта. Купчая была оформлена на детей, которые проводили в Горенках все лето под присмотром бабушки и дедушки — родителей Зинаиды Николаевны.

Долгое время ничто не омрачало счастливой жизни Мейерхольдов. Даже пресловутый квартирный вопрос, который попортил немало крови многим творцам.

Неприятности начались в 1937 году, когда «Правда» напечатала статью «Театр, чуждый народу». Мейерхольд подвергся жесточайшей критике за формализм в творчестве, обвинялся во вредном влиянии на советских режиссеров и в задержании развития всего театра по пути социалистического реализма. Режиссера объявили проводником враждебных антинародных тенденций, искажающим классическое наследие — наверное, имелась в виду новаторская постановка «Дамы с камелиями» с Зинаидой Райх в заглавной роли. Вспомнили, что спектакль «Земля дыбом», поставленный в 1923 году, он не случайно посвятил «презренному врагу народа Троцкому».

Удар по театру Мейерхольда был не единичным и не выпадал из общего контекста развернувшейся в тот период борьбы с формализмом. Осуждена была опера «Леди Макбет Мценского уезда» Д. Шостаковича, теперь вот пришел черед театру. Мейерхольду предложили слить свое детище с Театром Революции и занять там должность рядового режиссера. Мастер наотрез отказался. Результат — статья в «Правде» и немедленное закрытие его театра.

Замерла стройка на Триумфальной площади, был получен приказ: все работы прекратить. Мейерхольд тяжело переживал случившееся: новое здание театра возводили по проекту, который предусматривал немало технических новшеств, оригинальных усовершенствований. И вот ни театра, ни любимой работы, ни будущего. Режиссер сидел дома мрачнее тучи. Не звонил телефон, не наведывались гости.

Пришла беда — отворяй ворота. Расстроенная жена сообщила, что арестовали отца Володи. Володя — зять. Его отец, Иван Иванович Кутузов, был известным в партийной среде деятелем, состоял членом президиума ВЦИК. Через две недели забрали Володину маму. Ну вот, мало своих неприятностей, так и зять — сын врагов народа. Отца зятя расстреляли, мать заточили в тюрьму на восемь лет.

В сентябре 1938 года увезли и Володю, студента института им. Баумана, а также его старшего брата Ивана, работавшего инженером. Правда, в мае 1939 года их отпустили: не хватило, наверное, доказательств, чтобы упечь в тюрьму.

Крики в ночи

Печаль и уныние поселились в некогда веселой и шумной одиннадцатой квартире на втором этаже добротного дома в Брюсовском переулке.

Испытав сильнейшее нервное потрясение, связанное с закрытием театра, где она была ведущей актрисой, и опалой Мейерхольда, хозяйка квартиры сломалась настолько, что ей пришлось обращаться к психиатру. Душевная болезнь появилась весной тридцать восьмого года. Несколько ночей подряд Зинаида Николаевна, охваченная приступом невменяемости, заходилась в крике. Услышав, как кричит Райх в трагическую для нее июльскую ночь тридцать девятого года, соседи потом рассказывали, что они подумали, будто у нее снова обострилась болезнь. А знаменитую актрису в это время убивали в ее комнате.

Однако не будем опережать события. После выздоровления Зинаида Николаевна нигде не работала, в основном сидела дома, никуда не ходила. Наезжала к дочери и родителям в Горенки, иногда там ночевала.

В Москве принимала только близких родственников. Правда, с конца июня 1939 года ее начал навещать некий таинственный молодой человек, ранее ей совершенно незнакомый. По словам Т. С. Есениной, обратившейся в 1988 году в Политбюро ЦК КПСС с просьбой о расследовании обстоятельств убийства матери, она не помнит уменьшительного имени, которым мать его называла. Неизвестны и фамилия, и род занятий. Этот молодой человек вроде бы где-то учился, собирал материалы о театре и обратился к Зинаиде Николаевне за помощью. Она с большой готовностью взялась ему помогать. Раза два Татьяна Сергеевна заставала его у матери, они разбирали какие-то бумаги.

И все. Актриса ни с кем больше не общалась, вела затворнический образ жизни.

А мастер? Его пригласил к себе Станиславский, который руководил оперным театром. Мейерхольд работал и в Ленинграде, где в свое время поставил «Пиковую даму» Чайковского — спектакль сумеречных и трагических настроений. Мейерхольд был учеником Станиславского, а последний имел официальный статус главной фигуры советского театрального искусства. Однако покровительство Станиславского вскоре прекратилось вместе с его смертью в 1938 году.

Театральный Ленинград души не чаял в опальном мастере, и мастер отвечал городу взаимностью. Всеволод Эмильевич с радостью брался за любую работу, которую ему там предлагали. Организовывал массовые мероприятия — все-таки хоть какое-то дело, отвлекающее от мрачных мыслей.

Получив очередное предложение помочь физкультурному институту имени Лесгафта подготовить праздничный спортивный парад, Мейерхольд засобирался в дорогу. 15 июня 1939 года он сел на ленинградский поезд.

20 июня в его ленинградскую квартиру на набережной Карповки, дом 13, позвонили. Было около шести часов утра. Гостей в такую рань вроде бы не приглашали. Мейерхольд вопросительно посмотрел на находившихся в квартире сестру жены и ее мужа — артиста Пшенина, служившего в Театре транспорта после закрытия театра Мейерхольда, в котором Пшенин был секретарем партийной организации. Родственники недоуменно пожали плечами.

Открывать пошел Мейерхольд. В прихожую вошли трое. Одного из них Мейерхольд знал — это был комендант дома по фамилии Родин. О профессиональной принадлежности остальных догадаться было не трудно. Удостоверившись, что перед ними именно гражданин Мейерхольд Всеволод Эмильевич, они предъявили ордер на обыск в квартире и арест ее хозяина.

Побледневший режиссер молча наблюдал, как вошедшие перетряхивали содержимое шкафов и комодов. Обыск продолжался около двух часов. После чего арестованного увезли на казенной машине во внутреннюю тюрьму Управления госбезопасности УНКВД. По дороге конвоиры настороженно следили за каждым движением человека, санкцию на арест которого подписал в Москве сам Берия. Наверное, крупная птица, думали они, если звонок в Ленинград об аресте исходил от Кобулова, начальника следственной части НКВД. Такие большие люди мелочевкой заниматься не будут, следовательно, от арестованного можно ожидать всяких фокусов. Однако опасения сопровождавших были напрасны: 65-летний арестованный словно оцепенел и подавленно молчал в углу.

Обыск в тот же день проводился одновременно и в московской квартире Мейерхольда в уже знакомом нам Брюсовском переулке, и на рабочем месте в оперном театре имени К. С. Станиславского, и на даче в Горенках. В отличие от мужа, отрешенно смотревшего на то, как работники НКВД переворачивают все вверх дном, Зинаида Николаевна бурно выражала свое возмущение. Она даже настояла (неслыханное дело!), чтобы в протоколе обыска в графе «Заявленные жалобы» была отражена — притом самой обыскиваемой! — крайняя грубость и дерзость сотрудников НКВД, производивших обыск. А их было аж пять человек!

Райх сделала им внушение: кроме дворника, они должны были пригласить еще другое постороннее лицо в качестве второго понятого. Неправильно, что обыскиваются ее личные вещи — ордер-то выписан на мужа! Неправильно, что обыск проводится в его отсутствие! Неправильно, что изъяли ее сберкнижку! Каждой изъятой папке с бумагами надо сделать отдельную опись.

Во время обыска в квартире находился сын Райх девятнадцатилетний студент Константин Есенин и их домработница Чарнецкая. Дочь Татьяна, которой тогда исполнился 21 год, вместе с ребенком и мужем проживала на даче в Горенках. Там же проводили лето ее дедушка и бабушка — родители матери. Обыск в Горенках прошел довольно быстро. Двое энкаведистов согласились взять с собой Татьяну в Москву, поскольку они намеревались заехать на квартиру в Брюсовском переулке. Когда Татьяна поднялась на второй этаж к матери, обыск еще не закончился.