Читаем без скачивания Хардкор белого меньшинства (сборник) - Дмитрий Лекух

Нат вздыхает и снова разливает по рюмкам граппу:

– Ну, за то, что у нас есть друзья…

– За друзей, – выдыхаю в ответ, проглатывая огненную жидкость.

Секунду-другую молчим, следя за тем, как огненный шарик прокатывается по пищеводу. Потом он опять спрашивает:

– Вы договаривались с ним здесь встретиться?

– Нет, – усмехаюсь. – Я даже не знал, что он в Риме. Просто у нас, у русских, так заведено – переться на край света, чтобы встретиться с тем, с кем почему-то ни хрена не получается встретиться у себя дома. Хотя ты его любишь, и тебе без него скучно…

– Я же говорил, что вы, русские, конченые психи, – хохочет он в ответ, и мы выдвигаемся в сторону сортира…

Потом мы снова садимся за уличный столик, и граппу заказывает уже Валерка. Он же учит Ната пить не только «na zdorovie», но и «za vstrechu». Второе у британца получается хуже, но мы с Валеркой – люди терпеливые…

А в городе тем временем уже совсем темнеет. Над ресторанчиками и магазинчиками уже вовсю горит рождественская иллюминация.

– Слушайте, парни, – наконец говорит Нат, – а не поехать ли нам к девчонкам? Я тут вчера познакомился с двумя обалденными девицами из Чарльтона, они сюда три месяца назад приехали, пытаются устроиться работать моделями…

У меня непроизвольно поднимаются вверх обе брови.

Машка в таких случаях говорит «сделать сову».

– Англичанки из Чарльтона? Ищут работу моделей? В Риме?! И ты еще говоришь, что русские – сумасшедшие…

– Ну, – смущается, – у нас тоже иногда… случается…

Я закуриваю сигарету и внимательно смотрю, как официант пытается разжечь над дальним столиком уличный газовый обогреватель. У него что-то не получается, и мне кажется, что я угадываю в мелодичной итальянской речи кондовое громыхание родного русского мата.

В сущности, думаю, – мы все одинаковые.

Вне зависимости от среды обитания.

Хотя – нет, наверное, не все…

– Так мы идем к девчонкам? – беспокоится Нат. – Или нет? Там, кстати, и порошок понюхать можно в нормальных человеческих условиях, а не в засраном итальянском сортире…

– Да идем, идем, – машет рукой Валерка, – сейчас только жена подойдет, я уже ей эсэмэску кинул, чтоб прекращала шопингом заниматься и подруливала…

Натаниэл сглатывает.

– С женой? – переспрашивает. – К моделям?!

– Ну, – отвечает Валерка, – а чего тут такого особенного?

Я хмыкаю.

Для Валерки – действительно, ничего особенного.

Он добрый.

Я почти ничего не понимаю из того ужасного кокни, на котором ругается Нат.

Но звучит – красиво…

…Я пришел в себя от настойчивого телефонного дребезжания на туалетном столике. Пока хлопал глазами, пока тер их, мучительно пытаясь сообразить, где нахожусь, – телефон замолчал.

Но я уже, к сожалению, проснулся…

Спал я, кстати, сидя на унитазе. Точнее, – на его крышке, полностью одетый и даже не со спущенными штанами. Судя по разместившемуся рядом с раковиной лосьону после бритья, который я вчера-таки озаботился купить в «дьюти фри», унитаз располагался в сортире моего девяносто четвертого номера в гостинице «Паче Эльвеция» на улице Четвертого ноября, в городе-герое Риме.

Уже кое-что.

Я поплескал в лицо холодной водой, вытерся полотенцем и выглянул в спальню. На заправленной кровати храпели также полностью одетые Нат с Валеркой.

Валетиком.

У Ната, судя по всему, даже кроссовки снять сил толком не хватило, поэтому одна валялась на полу, а вторая кокетливо свисала с кончиков пальцев здоровенной такой ступни сорок-хрен-знает-какого размера.

Н-да уж…

Я похлопал себя по карманам, извлек пачку сигарет и попытался прикурить.

Пальцы ощутимо подрагивали…

…В этот момент снова зазвонил телефон. Я заперся в сортире и посмотрел на монитор. На мониторе определился Леха.

Мой заместитель.

И – партнер.

Хотя – какой он, на фиг, заместитель?

Он уже давно, по сути, генеральный директор.

А я – так…

Раздолбай.

Вздохнул, нажал на кнопку приема.

– Здорово, – говорю, – старый…

– Привет, – отвечает, – я тебя не разбудил?

Я смотрю на часы.

Машкин подарок на один из прошлых дней рождения…

Четыре часа.

Дня, разумеется…

По Москве, не удосужился я часы перевести. Я их вообще не люблю переводить, проще пару часов отнять.

Или – прибавить.

Значит, у нас тут два.

– Да нет, – отвечаю.

– Ну и хорошо, – радуется, – а то ты вчера в такую зюзю трубку поднимал…

– Что было, то было, – соглашаюсь. – Я, если честно, даже твоего вчерашнего звонка ни фига не помню…

– Да и ладно, – ржет, – с кем не бывает. Слушай, я тут на завтра на двенадцать совещание наметил, по оптимизации расходов по экаунт-группе, очень нужно, чтобы ты поприсутствовал. Поддержал, так сказать, авторитетом. Или – лучше на вторник перенести?

– Лучше, – вздыхаю, – переноси. А то я за сегодня вряд ли до Москвы добраться смогу. Тут не Питер, каждые два часа самолеты не летают…

– А-а-а… А ты, собственно, где? – интересуется.

Эдак осторожненько.

– В Риме, – докладываю. – Сплю на унитазе своего номера в гостинице. Потому как на моей кровати дрыхнут в говно пьяные Валерка с каким-то англичанином. Мы с ним вчера познакомились, вроде неплохой парень…

– Па-а-анятно, – тянет Леха. – Опять, что ли с Машкой поругался?

– Угу, – мычу в ответ виновато.

– Н-да, – хмыкает. – А Валерка-то там откуда? И он что, тоже один?

– Да нет, – шевелю губами, – он с Инкой. Только мы ее вчера у каких-то английских блядей забыли…

Леха вздыхает.

– Как же ты меня достал, – говорит, – со всеми своими метаниями и рефлексиями тонкой интеллигентской души. Давай мирись с женой и чтобы во вторник как штык был на работе. А то у тебя в среду командировка, ты там не забыл еще?

– Да помню, – вздыхаю. – Хотя, если честно, уже как-то смутно. А насчет «мирись» – я-то «за». А вот Машка – бог ее знает…

– А ты спроси, – хмыкает Леха и отключается.

Я задумчиво повертел мобильник в руках и как-то нерешительно нажал нужные и такие до боли знакомые кнопки.

– Привет.

– Привет. Ну, ты там как, проспался?

– Да можно сказать и так, – вздыхаю. – А я что, тебе вчера тоже звонил?

– Да нет, – хмыкает, – бог миловал. Хоть за это спасибо. Домой-то когда собираешься?

Я достаю сигарету, прикуриваю дрожащими с похмелья и от напряжения пальцами.

– А что, – спрашиваю настороженно, – развод отменяется?

– Да какой уж тут «развод», – вздыхает. – Ты – мой крест. И нести мне тебя, судя по всему, пожизненно…

– Ну, – веселею, – тогда завтра обязательно прилечу. Даже если билетов не будет…

– Прилечу? – удивляется. – А ты где, собственно?

Я затыкаюсь.

Потом вздыхаю и признаюсь:

– Я, Маш, в Риме. В нашей с тобой любимой «Паче Эльвеции».

– Ну, ни фига себе! – тянет. – Видать, я с тобой и вправду чересчур жестко поговорила. А не врешь?

– Могу даже перекреститься. Хотя ты по телефону все равно не увидишь…

– Ну, – хмыкает, – раз уж тебя туда черт занес, сходи в ювелирный на виа дель Корсо. Ксюха там неделю назад была с женихом со своим, говорит, там медальоны появились, серебряные, типа солдатских. Подберешь цепочку подходящую, потом в Москве выгравируешь мои имя и фамилию. И группу крови с резус-фактором, сейчас это модно. Помнишь еще, какая у меня группа крови, или мне на бумажке написать? Будет мне хоть подарок на Новый год, какой давно хотела. И сфотографируйся обязательно! А то – не поверю, что в Риме был…

– Хорошо, – смеюсь в ответ, – сфотографируюсь. Прямо сейчас пойду «мыльницу» какую-нибудь куплю и сфотографируюсь…

…«Мыльницу» покупать не пришлось, у Валерки была с собой отличная новая цифровая камера. Мы попросили какого-то восторженного японца сфотографировать нас прямо у выхода из отеля и пошли похмеляться в сторону фонтана Треви. Фотография получилась очень забавной: я, с задумчиво-похмельным лицом, Валерка, делающий мне незаметно глумливые рожки, и Нат, увлеченно высунувший язык прямо в объектив.

Вот только с задним планом мы что-то не сообразили, и разобрать, Рим ли у нас за спинами или какой другой среднестатистический европейский город, – понять, практически, невозможно.

И это – очень грустно, господа.

Нет, я-то знаю, что это именно Рим.

И Машка вывеску гостиничную признала, так что – даже оправдываться не пришлось.

Но все равно почему-то грустно.

Я даже иногда думаю, что это оттого, что наша жизнь – такая короткая и совершенно бестолковая.

А других объяснений этому у меня просто нет.

Вот такая вот смешная история…

Предзимье

Ненавижу, когда женщины плачут.

Особенно красивые.

Нет, некрасивых тоже, в принципе, жалко.

Но уже почему-то – не так.

Может быть потому, что мало кто из красивых женщин умеет красиво плакать. А вот некоторых дурнушек слезы как-то даже просветляют…

…Пока я до паба от машины добежал – чуть ли не насквозь промок. А бежать-то всего – метров сорок от стоянки.