Читаем без скачивания Лео Бокерия: «Влюблен в сердце». Истории от первого лица - Лео Бокерия
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В 1994 году нас включили в так называемую «турецкую линию». Россия поставляла в Турцию природный газ в обмен на работу турецких строителей. Отношения с ними складывались трудно. Вроде бы договорились – но работа все равно практически не движется. Бумаги лежат в разных инстанциях. Что делать, просто невозможно понять. Я договорился о встрече с руководством фирмы «ЭНКА». Турецкая сторона заявила, что готова завершить строительство объекта, но выделенных средств не хватает.
Через Минфин и Минздрав друзья сумели добыть для нашего центра четыре миллиарда рублей (тогда сотни тысяч, даже миллионы были – тьфу, любой нищий был миллионером), и нам удалось на некоторое время выйти из положения.
16 декабря 1996 года в нашем комплексе должен был пройти третий Всероссийский съезд сердечно-сосудистых хирургов. Турки пообещали мне к этому времени закончить строительство хотя бы в общих чертах, а главное, подготовить и полностью оформить конференц-зал. Работа велась буквально в круглосуточном режиме.
К 16 декабря был закончен монтаж нового конференц-зала, но по всей территории еще лежали громадные груды мусора. И – о счастье! Сама природа сжалилась над нами. В ночь на 17 декабря прошел сильнейший снегопад. Навалило сорок сантиметров снега! Груды мусора и часть строительной техники преобразились в натуральный альпийский пейзаж. Красота неземная! Проход в конференц-зал по расчищенной от снега аллее стал для всех делегатов ожиданием чего-то необычного и сказочного, а сам конференц-зал и его техническая оснащенность превысили все ожидания.
На время съезда я вынужден был перебраться на Рублевку. Но остаться тут надолго… Это мне было трудно даже представить. Основной мой кабинет и дом, обжитой за многие годы, находился в комплексе на Ленинском проспекте. В то же время мне было понятно, что если я не переберусь сюда, никто другой тоже не переедет, а это значит, что наш Центр так и не начнет работать.
Я хирург и могу работать только там, где имеются современные оборудованные операционные. Их в новом комплексе не было. Я стал искать выход.
В самом начале комплекса по плану должно было находиться отделение реанимационного типа для детей возрастом до года. Турки построили там две операционные – среднего уровня, но все же с современными светильниками, климат-контролем и так далее. Работать там было можно. Кроме того, чтобы регулярно оперировать, мне нужны были койки для больных. Тогда я решил поставить на одном этаже койки, на двух других этажах устроить лаборатории и назвать весь этот комплекс (временно) «Отделением кардиохирургии на Рублевском шоссе».
Заведующей отделением я назначил Галину Васильевну Лобачеву, которая по плану должна была возглавить отделение реанимации у детей. Со временем это отделение должно было стать (и стало) детским. А я получил возможность сделать первые операции в новом комплексе и начать работать здесь постоянно…
Я запланировал первую операцию на 18 ноября 1997 года. За два дня до этого мне сообщили, что «Мосэнерго» собирается вырубить нам электричество. Выяснилось, что электричество подается в Центр по временной схеме, да еще по одной линии, а нужно, чтоб был проложен стационарный кабель с двумя линиями. «Но ведь до сих пор вы не возражали, – ответил я. – Начинайте прокладывать кабель, а электричество подавайте пока по временной схеме». Они уперлись, мол, по временной схеме (почему-то) больше нельзя.
Одним словом, какая-то непонятная история, очень похожая на шантаж, но без предъявления условий. Поначалу это казалось очередным бюрократическим фокусом. Мы начали решать проблему – а проблем по ходу строительства возникало великое множество. Я даже и не подозревал тогда, что это не просто каприз «Мосэнерго» или козни обиженного «Главмосстроя», все было гораздо хуже – это началась эпопея с отъемом у нас только что построенного комплекса.
Но, знаете, когда какого-то человека прессуют очень сильно, то он либо разваливается, либо, наоборот, закаляется. Позвонил мой старый знакомый из «Мосэнерго», сотрудникам которого мы не раз помогали в серьезных сердечных делах, и пообещал провести параллельную линию. Они действительно справились за два дня, а я договорился с военными насчет машины-генератора в качестве подстраховки. К 25 ноября, когда нужно было начинать плановые операции, все уже работало.
В это же время выяснилось, что электричество не самая главная беда. Оказалось, что сотрудники института не хотят ехать сюда с Ленинского проспекта. В итоге получается совершенно абсурдная вещь: я директор института, а ко мне не едут сотрудники и, больше того, – не присылают больных! Я вроде как обречен куковать тут в своем новом кабинете при двух операционных без всякого дела.
Я тогда, признаюсь честно, был гораздо более жестким руководителем, чем сейчас (да ведь и время было другое). Я приехал на Ленинский, собрал сотрудников и сказал, что в новое отделение необходимо направить столько-то больных. Если в ближайшее время они там не появятся, то со своими должностями расстанутся заведующие отделениями и старшие научные сотрудники. Плановые операции в новом отделении я все равно начну делать (пусть на неделю позже), но это будет уже без них. Заведующие сразу поняли, что дело поворачивается серьезно, и тут же на Рублевку были отправлены необходимые сотрудники и четверо больных.
Я много раз бывал и оперировал за границей: я знаю, как жестко поставлена там работа хирургов. Операции в крупнейших клиниках ведутся с раннего утра (зато и отдыхать хирурги уходят уже в середине дня). Я объявил, что операции в новом отделении будут начинаться, как во всем цивилизованном мире, в 6.00. Хотелось сразу подтянуть персонал и наладить современные рабочие традиции.
В ординаторских установили диваны, чтобы ребята, участвующие в операциях, могли приехать с вечера, как на дежурство (не ехать же к шести часам на такси), приготовили завтраки и все, что может понадобиться. Надо сказать, что никаких проблем впоследствии ни с хирургами, ни с анестезиологами, ни с сестрами не возникало.
Рабочие вопросы мы уладили. Но тут же возникла другая проблема. Некоторые коллеги на Ленинском продолжали уговаривать родителей отказываться от того, чтобы их детей оперировали на Рублевке. Претензии те же самые – продолжается стройка, антисанитария, ничего толком не подготовлено, ни оперировать, ни лечить нельзя. Тогда я попросил собрать родителей, которые особенно возражали, и устроил для них специальную экскурсию по отделению.
Потом привел их в холл, где стоял телевизор с огромным экраном и кресла,
