Читаем без скачивания Мария-Антуанетта - Эвелин Левер

Не испытывая настоящей любви к незадачливому мужу, тем не менее она была очень дружна с ним. Она поняла, что под маской грубости пряталась очень добрая натура, и увидела в нем «человека, ценящего справедливость, правду, порядочность и поступающего именно так». Однако его апатия, неспособность быть романтичным и чувственным, разочаровывали дофину. Очень восприимчивая и тонкая, она не могла смириться с безразличием скромного юноши, которого старалась приручить. В конце концов она стала даже опасаться, что у него нервное расстройство, «поэтому он не может думать и чувствовать по-настоящему, а следовательно, добиваться успеха». Она знала, что во время охоты, которая делала его действительно счастливым, хотя и обессиленным, Людовик становился другим человеком, сильным, лишенным физических недостатков, выпуская на волю свою необузданную и дикую натуру. Она стыдливо понимала, что в этих бесконечных изнуряющих упражнениях он находил выход своим неудовлетворенным желаниям. Хотя охота всегда была излюбленным занятием Бурбонов, это было действительно королевское развлечение. Дофина всегда сопровождала мужа, ехала, правда, вдали от него, для нее это было всего лишь прогулкой верхом. Она с трудом выносила пристрастие мужа. Иногда она устраивала ему сцены и даже плакала в присутствии графа и графини Прованских. Упреки в таких случаях сыпались на него всю дорогу, вплоть до спальни, откуда спустя некоторое время они выходили окончательно успокоившимися. Дофин вежливо говорил брату, «что ссоры влюбленных не бывают долгими». Однако, несмотря ни на что, он не отказывался от своих увлечений.

Были и другие пристрастия дофина, раздражавшие Марию-Антуанетту не меньше. Она не могла не страдать от его увлечения строительством. Поскольку в это время в Версале проводилась реконструкция, он в течение дня помогал каменщикам, носил балки, камни, выполнял любые строительные работы. К вечеру он возвращался обессиленный и доведенный до изнеможения. Оскорбленная Мария-Антуанетта жаловалась Мерси на столь странное поведение мужа. Посол же советовал ей «нежно убеждать принца», а не упрекать. Тогда дофина стала призывать мужа «быть более мягким и покладистым, хотя бы на людях».

С первых дней после свадьбы она старалась обратить на себя внимание дофина. Она мечтала об их общих интересах и увлечениях. Принц старался угодить ей, отдавая ей всю свою нежность. Он всегда шел ей навстречу и даже заявил однажды, «что будет одобрять то, что послужит ей развлечением, и никогда не будет ни в чем ее стеснять».

Став, наконец, настоящим супругом, он не стеснялся публично проявлять к ней нежность. Мерси, который в свое время сильно критиковал принца, уверенно отмечал явный прогресс в его характере, и это, по его мнению, хотя и несколько преувеличено, была заслуга дофины. Однако нужно ли было льстить императрице и отвешивать комплименты в адрес принцессы, создавая видимость откровенности? Дофин с большим уважением относился к Мерси, позволяя ему думать, что дела в государстве шли гораздо лучше, чем можно было бы подумать.

Необычайная популярность, которой пользовались молодожены, в значительной степени способствовала тому, что можно было бы назвать счастьем. 8 июня 1773 года они совершили торжественный выезд в столицу, как того требовали обычаи.

Речь шла о тщательно спланированной церемонии, в которой должны были участвовать и простые горожане. В этот летний день в половине двенадцатого их встречали губернатор Парижа, главный шеф полиции, а также торговцы и горожане. Супружеская чета вместе со свитой разместились в шести каретах, приготовленных специально для церемонии. Кортеж медленно последовал по дороге сквозь толпу, восторженно встречающую будущих наследников. Казалось, народ видел в них свое будущее, полное надежд и обещаний. «Господин дофин, подарите нам ребенка!» — выкрикивали торговки. Поскольку эти дамы совершенно не стеснялись в выборе слов, принц мог лишь улыбаться в ответ на такую откровенную фамильярность. «Прелестная наивность, хотя и выраженная в столь грубой форме, выражает волю народа», — писал книгопродавец Арди, из числа восхищенных зевак. Как и все парижане, он был очарован молодой дофиной, которая, улыбаясь, смотрела на толпу приветствовавших, а когда рукоплескания усиливались, восхитительно грациозно приветствовала их. Все восхищались ее красотой и изяществом. Мария-Антуанетта олицетворяла идеал той королевы, о которой они давно мечтали, кому жаждали поклоняться и повиноваться. В тот день она полностью затмила дофина. Однако тот любезно благодарил за приветствия, несшиеся отовсюду: и с Сен-Женевьев, и у коллежа Людовика Великого, и с Нового Моста, и во время банкета, устроенного в их честь в Тюильри.

Пока они обедали, нетерпеливая толпа заполнила все ближайшие парки. Самые ловкие и любопытные забирались на деревья. Когда супруги вышли на прогулку, их встретили громом рукоплесканий и восторженных криков. Дофин и его жена приказали «не расталкивать народ и позволить людям приблизиться к ним». Парижане еще не помнили подобного веселья. Они кинулись к принцессе и чуть не задавили ее, однако улыбка не покинула ее лица. «Там было столько людей, писала она матери, — что мы, наверное, полчаса не могли сдвинуться с места. Дофин и я несколько раз приказывали полиции не расталкивать людей, что произвело на них огромное впечатление. В тот день на улицах не было ни одного раненого, несмотря на огромное количество людей. После прогулки мы поднялись на открытую террасу и оставались там. Не могу Вам описать, дорогая моя мама, какую радость и признательность я испытывала в тот момент. Прежде чем уйти, мы снова приветствовали людей. Как это прекрасно чувствовать любовь и поддержку целого народа! Я еще ничего подобного не испытывала и никогда этого не забуду».

Парижане были очарованы дофиной, которая вернулась в Версаль, чуть живая от восторгов вконец обезумевшего народа. Проявления любви были бальзамом на тайные раны принцессы. Она хотела снова приехать в Париж, который представлялся ей ее королевством. Будущее рисовалось в волшебных красках, следующие дни она должна была провести в Опере и Комеди Франсез. «Теперь мне понятно все, чему Вы меня учили, дорогая матушка», — писала она матери. В Париже к ней пришли поклониться не придворные, а простые люди в знак своей любви и признательности. Она прониклась неподдельной любовью к этому городу, такому живому и прекрасному, где она чувствовала себя королевой и где править было так просто.

Глава 5. «КАРЕТУ КОРОЛЕВЕ!»

Среди всех восхвалений дофины слышались и недовольные голоса, в частности аббата Деснуаера: «Хотелось, чтобы все королевы были похожи на покойную супругу Людовика XV, которая не знала иных страстей, кроме как страсть к благотворительности. Я же вижу перед собой лишь ту, что готовится представить зрелище невиданных потрясений народу, который давно известен своим непостоянством. Ей говорят лишь о ее будущем величии, ей дарят лишь удовольствия, она ожидает лишь мира у своих ног и удачи, по своему приказу. Эту иллюзию внушили ей еще при дворе, где она родилась, и такой предстала она при дворе, где ее ожидали. […] Королева, которая была коронована лишь для собственного развлечения, станет гибелью для народа, который призван оплачивать ее прихоти».