Читаем без скачивания Тающий человек - Виктор Каннинг

Я еще даже не закончил движение, а он уже стоял надо мной, наставив на меня ружье.

— Лежи тихо, — сказал он. — Одно движение и я прострелю тебе башку немного быстрее, чем я намерен это сделать.

Я лежал и молчал. Это был как раз один из тех моментов, когда требовалось бездействие и молчание. Он держал палец на спусковом крючке, и я увидел, как он снял ружье с предохранителя.

— А я действительно намерен это сделать, — тихо сказал он. — Ты мне надоел. Без разрешения вошел в мой дом, избил меня. Я скажу, что я вернулся и увидел, что ты пытаешься ограбить дом, что ты напал на меня и ружье случайно выстрелило. Полиция не будет поднимать шума.

— Другие люди могут его поднять. — Я чувствовал, что мне нужно что-то сделать.

— Нет. Ни мисс Зелия, как ты изволишь ее называть. Ни ее отец — потому что она никогда ни единого слова не скажет обо мне. Она хочет забыть, что когда-то знала меня или Отто. Ты знаешь, что она также знала Отто? Нет? Тогда я хочу, чтобы ты знал это. Я хочу, чтобы ты узнал все, прежде чем я убью тебя. Когда я встретил ее в Женеве, она была совсем спелой, ты понимаешь. Спелой настолько, что готова была взорваться, и она взорвалась, в этой комнате, после нескольких бокалов. Все закончилось наверху, в большой кровати, где мы были втроем — Отто, милая Зелия и я.

— Заткни свою вонючую пасть!

— Одно движение, и я убью тебя. Теперь мне уже неважно, когда я это сделаю. Да, она была просто бешеной. Она вдруг проснулась и начала жить, она пыталась за два дня наверстать все, что она упустила за последние десять лет. — Он говорил, и его глаза блестели. Он явно получал огромное удовольствие. — Бывали даже моменты, когда Отто и я едва с ней справлялись. Но если взлетала она как ракета — тебе нравится мой рассказ? — ее обугленные останки возвращались на землю очень медленно. Но прежде, чем они упали, Отто смылся со всем, что у нее было — с машиной, багажом, со всем. Он не сказал мне, что собирается это сделать. В ее последнее утро, в шесть часов, он вылез из нашей коммунальной кровати... нет, нет, слушай все до конца. Мне забавно наблюдать твою ненависть ко мне и каждому моему слову. Он уехал, и она вернулась на землю, в то состояние, в котором она пребывала до знакомства со мной. И она тоже ушла, просто ушла пешком. Мне было наплевать. Кроме бешеной страсти, все в ней было утомительно скучным.

— Было бы большим удовольствием убить тебя, — сказал я.

— К счастью, ты не получишь этого удовольствия. Заметь, я не хочу, чтобы ты получил неправильное представление о Зелии. Все было безукоризненно и совершенно прилично во время наших встреч в Женеве. Они были просто разминкой. А здесь... Нет, простой алкоголь не позволил бы ей подняться до таких бешеных высот. Отто и я приготовили для нее особый напиток. Можно даже сказать, что это был акт милосердия, своего рода терапия, которая была ей необходима. Ты знаешь, с момента ее ухода я все решаю, удовлетвориться ли мне альтруистически тем, что я помог ей найти себя, или потребовать за это плату. Я полагаю, ты бы назвал это шантажом. Что ты думаешь?

Я ничего не думал. Я просто смотрел на два дульных отверстия, маячившие в метре от моего лица, и ощущал, как внутри меня поднимается ярость, и скоро ее давление достигнет определенной точки и поднимет меня с пола и бросит на него, не считаясь с последствиями.

— Я спросил тебя, что ты об этом думаешь? Я уже, конечно, проделывал это с другими женщинами, пока не поимел достаточно для того, чтобы встать на ноги в мире бизнеса. После этого я пообещал себе, что буду помогать холодным и несостоявшимся женщинам типа Зелии просто ради удовольствия. Но с дочки миллионера было бы, пожалуй, глупо не взять плату.

В этот момент я метнул в него пуделя. Пока он говорил, тот на задних лапах подошел ко мне, лизнул меня в ухо и начал играть с моей левой рукой. Я схватил пса за костлявый таз и бросил его в хозяина. Пока тот, отшатнувшись и потеряв равновесие, валился на стол, я откатился в сторону и вскочил на ноги, но мне явно не хватало быстроты, и я его не достал. Оба ствола опять смотрели мне в лицо.

— Хорошо, мосье, — сказал он. — Теперь я убью тебя. Но сперва я хочу сказать тебе, что я принял решение. Я буду шантажировать мисс Зелию. Да, я заставлю ее платить, и каждый раз ей придется лично привозить деньги сюда. Тебе понятно? Часть она будет оплачивать деньгами, а часть...

Я начал наступать на него. Времени на то, чтобы выхватить из кармана его пистолет, не было, его не было даже на раздумье — только слепое действие. Я чувствовал, как напрягаются мои мышцы и все внутри меня сжимается в преддверии решающего броска. З-з-з-ж-ж — над моим плечом что-то прожужжало, словно над ним пролетел неуклюжий майский жук. Голова Макса дернулась, будто он получил сильный апперкот в подбородок. Он тупо уставился на меня, его рот раскрылся, и в следующее мгновение он рухнул на спину. В двух сантиметрах над его носом, между черными бровями виднелась аккуратная дырочка.

Сзади раздался знакомый голос.

— Чертовски необходимо и без большого сожаления. По правде, мистер Карвер, сэр, безо всякого сожаления.

Я повалился в кресло. Меня всего трясло, словно человека, страдающего болезнью Паркинсона. Через несколько мгновений в моей правой руке оказался бокал. Длинные пальцы Панды гладили мое плечо.

— Ну, ну, любимый, все кончено и пора твоим щечкам снова порозоветь.

Мне пришлось подключить вторую руку, чтобы поднести бокал ко рту. Это был коньяк, и он скатился вниз подобно лаве. Тряска прекратилась.

Из-за моей спины появился мистер Наджиб Алакве, эсквайр, и сказал:

— Прекрасная собачка, но, мне кажется, не стоит ей лизать лицо мертвого хозяина.

Панда взяла пуделя и вышла с ним из комнаты. На ней были небесно-голубые лыжные штаны и короткая красная куртка, и мне показалось, что с момента нашей последней встречи ее ноги стали еще длиннее.

Наджиб сел на край стола и над рыжевато-коричневым замшевыми туфлями вспыхнули ярко-пурпурные носки.

Я поставил почти пустой стакан на стол и сказал:

— Огромное спасибо, Наджиб. — Если кто-то и заслуживал перевода в категорию дружеского обращения, так это был он.

Он расплылся в улыбке.

— Да, я спас вашу жизнь. Приятно чувствовать это, так как я не часто совершаю добрые поступки. Но в то же время я опечален. — Он посмотрел на Макса. — Что взять с трупа. Вы много выудили из него?

— Как вы узнали о нем? — спросил я.

Панда, заходящая в комнату, ответила:

— Это по моей части, любимый. На “Фероксе” есть стюард, который любит маму. Но я сказала, чтобы любить маму и чтобы мама любила его, маме нужны имена и адреса всех людей, которым пишет мисс Зелия. Поэтому все закончилось очень полюбовно. Как-нибудь я тебе покажу. — Она села на ручку моего кресла и обняла мою шею длинной рукой.

Наджиб сказал:

— Но до вашего визита к мисс Зелии никаких писем не было. Затем письмо к этому джентльмену и ваш отъезд из отеля, поэтому мы приехали сюда. У нас сумасшедшая машина — американский “Тандерберд” — взятая, как вы понимаете, напрокат, потому что лично я не могу себе позволить иметь такую шикарную вещь. Хотите еще коньяка?

— Нет, спасибо.

Панда погладила меня по щеке.

— Отлично. Полное восстановление. — Она посмотрела на Наджиба. — Я отведу его наверх в спальню и там за любовью он расскажет мне все, что Макс рассказал ему.

— Я еще не полностью восстановился для таких вещей, — сказал я.

— Тем не менее, — сказал Наджиб, — в благодарность за спасение вашей жизни вы расскажите нам все, что он сообщил о красном “Мерседесе”. Личные детали, касающиеся мисс Зелии, — некоторые из которых я слышал, прежде чем выстрелил — меня совершенно не интересуют. Я прочел между строк причину ее молчания о местонахождении машины. А сейчас вполне резонно рассказать мне, что известно вам. Да, сэр?

Конечно, он был абсолютно прав. И было бы вполне резонно отблагодарить его, предоставив ему ту информацию, которая ему была нужна. Я хотел это сделать. Но, подобно большинству людей, которых вытащили из беды и которые оправились от шока, я понимал, что жизнь не изменилась, она по-прежнему полна грязи, подлости и обмана. И благодарность никогда не должна становиться помехой в добывании хлеба насущного. Для сантиментов лучше всего подходит Рождество, день рождения и день Святого Валентина. Наджиб был на другой стороне. Я хотел помочь ему. Но у меня была своя работа и свой заработок и премия в конце, поэтому я ни минуты не сомневался.

— Мне не удалось много извлечь из него, — сказал я, — и я не уверен, что то, что он мне сказал, — правда. Я думаю, что если бы мне удалось поработать над ним еще несколько минут, то я бы довел его до состояния полной искренности. Вам это известно.

Панда встала, перешагнула через Макса, подошла к серванту и достала из одной из коробок сигарету. Она повернулась и подмигнула мне: