Читаем без скачивания Сквозь время - Павел Коган

Однажды он сказал мне:

— Давай писать вместе. Книга будет в форме дневника. Параллельно на одной странице будет дневник ЕГО и дневник ЕЕ. Фронт и тыл.

Фоном должны были быть события на фронтах, и мы делали выписки из сводок Совинформбюро.

В середине декабря 1942 года Михаил Кульчицкий окончил училище в звании младшего лейтенанта и ждал назначения. Дали небольшой отпуск. Новый, 1943 год мы должны были встречать у Лили Юрьевны Брик, но 26 декабря утром Миша появился в Литинституте.

— Сегодня нас отправляют на фронт.

Этим днем помечены строки Кульчицкого:

…На бойцах и пуговицы вродечешуи тяжелых орденов.Не до ордена.Была бы Родинас ежедневными Бородино.

Так он и стоит, перед глазами — огромный, в погонами, похожий на богатыря, и кажется, все пули должны миновать его.

Давид Самойлов

«Перебирая наши даты…»

Перебирая наши даты,Я обращаюсь к тем ребятам,Что в сорок первом шли в солдатыИ в гуманисты в сорок пятом.

А гуманизм не только термин,К тому же, говорят, — абстрактный.Я обращаюсь вновь к потерям,Они трудны и безвозвратны.

Я вспоминаю Павла, Мишу,Илью, Бориса, Николая.Я сам теперь от них завишу,Того порою не желая.

Они шумели буйным лесом,В них были вера и доверье.А их повыбило железом,И леса нет — одни деревья.

И вроде день у нас погожий,И вроде ветер тянет к лету…Аукаемся мы с Сережей,Но леса нет и эха нету.

А я все слышу, слышу, слышу,Их голоса припоминая.Я говорю про Павла, Мишу,Илью, Бориса, Николая.

Михаил Львов

Николай Майоров

1947 году в вестибюле МГУ я увидел рослого, с открытым лицом, с развевающимися волосами студента и вздрогнул: он был очень похож на Колю Майорова. Сходство это длилось только мгновенье. Пронзила мысль: невозвратные есть потери. Невозможно возвратить человека из земли. И только образ его остается, вечно живой, в нашей душе. Я не видел Колю Майорова мертвым. Только знаю рассудком, что он погиб, а сердцем представить не могу его неживым.

Он таким и остался в моей памяти — высокий, сильный, добрый, со зрением, я бы сказал, цветным. Как цветное кино. Он густо воспринимал жизнь, мир в его стихах вставал объемным, весомым, зримым, цветным. Остались от него недописанные поэмы, стихи, строки, осколки таланта. Но и сейчас неподдельной юностью и свежестью восприятия мира веет от этих стихов. До сих пор я люблю повторять его живые строки:

Что услышишь в ночь такую?То ли влага бьет в суку,То ль тетерева токуютВ ночь такую на току.

И многие, многие строки, живые, молодые, с языческим восприятием жизни, остались от Коли Майорова.

Говорят, что в 1914 году в первые недели войны во Франции погибло 300 поэтов. Триста поэтов! Это не укладывается в сознании! А сколько поэтов унесла вторая мировая! Блистательно начинали свой поэтический путь Коля Майоров, Миша Кульчицкий, Павел Коган, Коля Отрада, Арон Копштейн. Все, что осталось от них, дорого до боли. В них черты нашей юности, облик наших друзей, погибших на войне, но живущих в наших сердцах.

От Коли Майорова осталось много стихов. Мы должны напечатать все его лучшее. Это будет нашей признательностью, признательностью живых тем, кто своей жизнью отстоял жизнь для всех.

Николай Майоров

Август

Я полюбил весомые слова,просторный август, бабочку на рамеи сон в саду, где падает травак моим ногам неровными рядами.

Лежать в траве желтеющей у вишен,у низких яблонь, где-то у воды,смотреть в листву прозрачнуюи слышать,как рядом глухо падают плоды.Не потому ль, что тени не хватало,казалось мне, вселенная мала?Движения замедленны и вялы,во рту иссохло. Губы как зола.Куда девать сгорающее тело?Ближайший омут светел и глубок,пока трава на солнце не сгорела,войти в него всем телом до пределаи ощутить подошвами песок!И в первый раз почувствовать так близкопрохладное спасительное дно.Вот так, храня стремление одно,вползают в землю щупальцами корни,питая щедро алчные плоды(а жизнь идет!), — все глубже и упорнейстремление пробиться до воды,до тех границ соседнего оврага,где в изобилье, с запахами вин,как древний сок, живительная влагаключами бьет из почвенных глубин.Полдневный зной под яблонями таетна сизых листьях теплой лебеды.И слышу я, как мир произрастаетиз первозданной матери — воды.

1939

Взгляд в древность

Там — мрак и гул. Обломки мифа.Но сказку ветер окрылил:Кровавыми руками скифаХватали зори край земли.

Скакали взмыленные кони,Ордой сменялася орда.И в этой бешеной погонеБоялись отставать года…

И чудилось — в палящем зноеКоней и тел под солнцем медьНе уставала над землеюВ века событьями греметь.

Менялось все: язык, эпоха,Колчан, кольчуга и копье.И степь травой-чертополохомПозарастала до краев.

…Остались пухлые курганы,В которых спят богатыри,Да дней седые караваныВ холодных отблесках зари.

Ветра шуршат в высоких травах,И низко клонится ковыль.Когда про удаль СтаниславаРучей журчит степную быль —

Выходят витязи в шеломах,Скликая воинов в набег.И долго в княжеских хоромахС дружиной празднует Олег.

А в полночь скифские курганыВздымают в темь седую грудь.Им снится, будто караваныК востоку держат долгий путь.

Им снятся смелые набеги,Стенанья, смерть, победный рев,Что где-то рядом печенегиСправляют тризны у костров.

Там — мрак и гул. Обломки мифа.Простор бескрайний, ковыли…Глухой и мертвой хваткой скифаХватали зори край земли.

1937