Читаем без скачивания Повесть о прекрасной Отикубо - без автора

Вконец озадаченный тюнагон был не в силах вымолвить ни слова. «Кто-то сыграл над нами злую шутку!» — думал он с огорчением и гневом, но в присутствии множества гостей вынужден был сохранять невозмутимый вид.

— Что это значит? Как вы посмели явиться в мой дом непрошеным? — начал он строго допрашивать хебу-но се. — Чем оправдать такой дикий поступок с вашей стороны? Извольте объяснить.

Хебу— но се начал, путаясь в словах, сбивчиво повторять то, чему его научил Митиери.

Что говорить с дураком! Тюнагон встал и вышел, не предложив гостю даже чарки вина.

Между тем многочисленные слуги, не имевшие понятия о том, что произошло, рассыпались по разным комнатам, где было приготовлено для них угощение, и весело приступили к пирушке.

А пиршественный зал для знатных гостей опустел. Хебу-но се, соскучившись в одиночестве, отправился знакомым путем в покои Синокими.

Когда Китаноката узнала о случившемся, она точно разума лишилась. Тюнагон, гневно щелкнув пальцами, воскликнул:

— Вот до какого позора я дожил на старости лет! — и заперся у себя.

Синокими спряталась было за пологом, но хебу-но се, не спрашивая дозволения, вошел к ней в комнату и улегся рядом с ней на постели, так что она не могла убежать. Служанки очень ее жалели. Сваха не была ни кровным врагом, ни тайным недругом, а преданной кормилицей Синокими. Никто не мог бы заподозрить ее в злом умысле. Все в доме горевали и печалились, один хебу-но се проспал безмятежным сном до позднего утра, а проснувшись, твердо решил, что не худо бы сегодня же поселиться в доме богатого тестя.

Куродо не пожалел язвительных слов:

— Зачем привели пастись сюда Беломордого конька? Людей, что ли, не стало на свете? Если это чудище поселится здесь в доме, то мне будет противно ходить сюда! И как только попал к вам этот болван? Все дразнят его «Дворцовой лошадкой»! Он на людях и показаться-то не смеет! Видно, что ваш прекрасный выбор сделан за глаза…

Саннокими стала уверять своего мужа, что и понятия ни о чем не имела. Она была глубоко опечалена несчастной участью своей младшей сестры. «Так, значит, хебу-но се послал такое нелепое письмо по своей непроходимой глупости! — думала Саннокими. — Бедная моя сестра!»

Нетрудно себе представить, что творилось в душе у Госпожи из северных покоев!

До самого полудня никто но позаботился о молодом супруге, не подал ему ни воды для умывания, ни завтрака. В покоях у Синокими было много прислужниц, но все они говорили: «Кому охота служить этому дураку?» — и не показывались, даже когда их звали. Пока хебу-но се спал крепким сном, Синокими успела хорошенько его разглядеть. Он был очень дурен собой, ноздри у него были широкие, как ворота, казалось, человек мог бы войти в одну ноздрю и выйти из другой. Во сне хебу-но се издавал громкий храп и подсвистывал носом. Не в силах вынести этого противного зрелища, Синокими потихоньку вышла из комнаты, но за порогом ее уже караулила Китаноката и сразу налетела на бедняжку с упреками:

— Если б ты с самого начала созналась мне во всем, если б ты сказала мне, что хебу-но се ходит к тебе потихоньку, то я уж как-нибудь сумела бы уладить дело без огласки. Но нет, ты молчала! Молчала, пока все не открылось, и когда же! На свадебном торжестве в честь третьей ночи. Какой ужасный скандал! Сколько стыда вытерпели мы, твои близкие! Кто сосводничал вас, а ну говори! — приступила к дочери с допросом Китаноката. Синокими, ошеломленная этим неожиданным обвинением, не находила слов для ответа и только заливалась слезами. Ведь она даже не знала, что этот человек живет на свете, но рассказ его, к несчастью, звучал так правдоподобно! Чем могла она доказать свою невиновность?

Ах, что теперь скажет насмешник куродо! «Нет на свете печальнее нашей женской доли!» — думала она.

А молодой зять все не вставал с постели.

— Жаль его, беднягу, — сказал тюнагон. — Подайте ему воды умыться, покормите завтраком. Если начнут говорить, что даже такой незавидный муж сбежал от Синокими, то это будет для нас наихудшим позором. Так уж, видно, ей на роду написано. Слезами делу не поможешь.

— Что такое? — рассердилась Китаноката. — Неужели мы так и отдадим наше дитя этому олуху?

— Не говори неразумных вещей. Худо будет, если скажут, что нашу дочь бросил даже такой дурак.

— Может, когда он перестанет к нам ходить, мне и придется пожалеть об этом, — ответила Китаноката. — Но пока я хочу только одного, чтобы он забыл дорогу в наш дом.

Так никто и не позаботился о новобрачном до самого часа Овна [31]. Хебу-но се ушел домой огорченный.

Вечером он снова появился. Синокими вся в слезах отказалась выйти к нему, но тюнагон сурово сказал ей:

— Если этот молодой человек до такой степени тебе противен, так зачем же ты потихоньку принимала его по ночам? А теперь, когда все узнали об этом, ты гонишь прочь своего возлюбленного… Что же ты хочешь, покрыть новым, еще большим позором меня, твоего отца, и всех близких?

Как ни трудно было Синокими приневолить себя, а пришлось ей все-таки, глотая слезы, выйти к своему нежеланному супругу. Хебу-но се очень удивился, увидев, что жена его плачет, но не стал спрашивать ее ни о чем, а молча пошел к ней в спальню. Так с тех пор и повелось. Синокими плакала и тосковала. Госпожа из северных покоев, положим, была бы рада спровадить своего непрошеного зятя, — но Синокими, покорствуя строгому приказу отца, проводила иной раз ночь со своим нелюбимым мужем. Чаще же она пряталась от него. Злой судьбе было угодно, чтобы в скором времени молодая жена понесла дитя под сердцем.

— Вот пожалуйте! — сказала Китаноката. — Мой зять куродо, красавец и умница, очень хочет иметь детей, но у Саннокими они почему-то не родятся, а эта дурацкая порода приумножается.

Синокими услышала слова своей матери и, признавая в душе их правоту, просила себе скорой смерти.

Как и боялся куродо, молодые придворные не замедлили поднять его на смех:

— Как поживает ваш Беломордый конек? Новый год не за горами. Взнуздайте вашего скакуна и выведите на церемонию смотра белых коней [32]. Скажите, которого из своих зятьев больше любит тюнагон: вас или того, другого?

Насмешки эти больно ранили самолюбие куродо. Он всегда был чувствителен к малейшей обиде, каково же ему было стать мишенью для издевок? Куродо не был особенно влюблен в свою жену Саннокими, но в доме тестя его окружили такими заботами, что расставаться с ней ему не хотелось. Теперь же он решил покинуть жену под тем предлогом, что история с Беломордым коньком для него невыносима, и начал посещать ее все реже и реже. Саннокими жестоко страдала.

А в Нидзедоно, наоборот, жизнь текла все счастливей и беззаботнее. Молодые супруги безгранично любили друг друга.

— Найми сколько хочешь служанок, — говорил Митиери жене. — Когда знатная дама окружена красивыми прислужницами, то это придаст дому светский вид и вносит в него оживление.

Согласно желанию молодого господина, стали всюду искать хороших служанок и пригласили для начала человек двадцать. Молодые господа были такими добрыми и великодушными, что служить им было одно удовольствие. В доме все совершалось согласно обычаям лучшего общества. Появляясь перед господами, прислужницы надевали свои самые нарядные платья. Акоги, под новым именем Эмон, была поставлена во главе женской свиты госпожи.

Когда меченосец рассказал Акоги историю с Беломордым коньком, она вспомнила, как когда-то мечтала возвыситься в свете только для того, чтобы иметь возможность отомстить ненавистной мачехе. «Кажется, мечты мои начинают сбываться!» — с радостью подумала Акоги, но вслух сказала только:

— Ах, несчастье! Воображаю, в какой ярости госпожа Китаноката. Никому в доме, верно, теперь житья от нее не стало.

Неприметно подошел конец года. Из дворца родителей Митиери прибыло повеление:

«Изготовьте немедленно новые весенние платья для молодого господина. Мы здесь заняты шитьем нарядов для его сестры, супруги государя».

Вслед за письмом в Нидзедоно были присланы прекрасные шелка, узорная парча, всевозможные драгоценные ткани, окрашенные в цвета марены, багряника, пурпура…

Отикубо, которая не знала себе равных в мастерстве шитья, тотчас же взялась за работу.

Кроме того, один деревенский богач, получивший по ходатайству Митиери звание младшего чиновника конюшенного ведомства, прислал в знак благодарности пятьдесят кусков шелка. Господа пожаловали весь этот шелк слугам. Акоги было поручено раздать его, и она сделала это по совести, никому не выказав предпочтения и никого обидев.

Дворец Нидзедоно принадлежал матери Митиери. Одна из ее дочерей была супругой императора, другая только достигла возраста невесты. Старший сын, Митиери, уже имел чин начальника Левой гвардии, второй сын, очень любивший играть на разных музыкальных инструментах, служил пажом при особе императора; третий, еще мальчик, посещал придворную школу для детей знатнейших семейств.