Читаем без скачивания Журавленок и молнии - Владислав Крапивин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ну че… — хмыкнул Шкалик и пошел слабыми шажками.
— Иди, иди…
Когда Шкалик приблизился. Капрал двумя пальцами поднял за подбородок его лицо и сказал Журке:
— Лупи.
— Еще чего… — насупленно отозвался Журка. Бояться он перестал, но ударить беззащитного, закрывшего глаза Шкалика по сморщенному лицу было невозможно. Противно. И вообще нельзя это…
Журка сказал:
— Неохота руки пачкать.
— Ну и правильно, — заметил Капрал.
И окликнул:
— Череп!
Тот опустил с верстака громадные ботинки. Капрал кивнул на Шкалика и сказал:
— Три.
На верстаке негромко загоготали.
— Ну че… — опять хныкнул Шкалик и опасливо оглянулся на Черепа. Тот косолапо шагнул к нему, вывел на середину гаража, слегка пригнул. Шкалик третий раз сказал:
— Ну че…
Череп тяжелым своим башмаком дал ему пинок. Шкалик не то побежал, не то полетел в дальний угол и головой врезался в кучу рухляди. Он копошился там, пока не услышал нетерпеливый голос Капрала:
— Живей…
Тогда он выбрался и побрел на середину. Капрал поднял растопыренные рогулькой пальцы:
— Еще два.
— Не надо! — с отвращением и отчаянием сказал Журка. — Ну, зачем вы…
— Не надо, так не надо, — покладисто проговорил Капрал. — Шкалик, морда, проси прощения у гостя… Ну!
— Я больше не буду, — поспешно пробормотал Шкалик.
— А теперь подальше, — велел Капрал, и Шкалик опять убрался в угол.
— Стул, — сказал Капрал.
Студент придвинул Журке расшатанный грязный стул. Журка машинально сел. Шкалик обиженно проговорил издалека:
— А че… Он нас заложил, а мы с ним целоваться должны?
— Правильно заложил, — спокойно откликнулся Капрал. — А с чего ему было молчать? Может, он нам клятву давал? Или мы его друзья? Он своего товарища выручить хотел. Вам бы поучиться этому…
— Ты, небось, разревелся и домой, — сказал Журка Шкалику. — А его отец, знаешь, как излупил бы за воровство.
— Вот именно, — подтвердил Капрал и сел рядом с Журкой на подвинутый Студентом табурет. — Только ты в одном не прав, Юрик… Юриком тебя зовут? Видишь, все про тебя знаем… В одном ты не прав: не за воровство.
— А за что? — удивился Журка.
— За то, что попался, — печально сказал Капрал. — Понятно?
— Непонятно, — признался Журка.
— А ты погляди вокруг. Можно купить в магазине дубленку? Нельзя. А люди в дубленках на каждом шагу. Можно купить хорошую книгу? Фиг. А познакомься с директором магазина, вон с его мамашей… — Капрал кивнул в сторону парня на верстаке, — сунь ей подарок, и будет тебе «Королева Марго»… А вот он… — Капрал показал на другого парня, пухлого и веселого, — думаешь, почему такой откормленный? Мама работает в столовой. Скажешь, она в магазине покупает мясо?
— Это не воровство, а равномерная дележка, — отозвался сын столовской работницы.
— Воровство, — сказал Капрал. — Просто оно разное… Вот у Студента его интеллигентный папа на чем погорел? Тихо-мирно брал взяточки у поступающих в институт. А один раз взял да промахнулся — не сумел устроить оболтуса. У того родители расшумелись, дошло до прокуратуры… И пойдет теперь наш Студентик не на папин факультет, а в ПТУ…
— Шиш вам, — отозвался с велосипеда Студент. — Папочка к тому сроку вернется. Да и связи остались.
— Видал? — усмехнулся Капрал. — На завод ему неохота… Хотя на заводе что? Это же самое. Дал мастеру десятку с зарплаты, будет у тебя хороший наряд. Не дал — жуй сухую корку… А сколько добра тащат через проходную! Сколько дач построено за казенный счет!.. А тут несчастный Горька Валохин со своей бутылкой… Преступник! Знаешь, кто его поймал? Некая гражданка Гулявкина, которая в свое время отсидела два года за кражу тканей с текстильного комбината.
— Тебя послушать, так все на свете воры, — ошарашенно сказал Журка.
— Не воры, — объяснил Капрал. — Понимаешь, тут разница теряется между вором и обыкновенным человеком… Вот была у меня в школе классная руководительница. Все про нее: «Ах, какая замечательная, какой показательный класс!» К каждому празднику родительский комитет драл с нас по трояку на подарок. То ей вазу хрустальную, то подписку на Тургенева… А если кто трояка не дал… нет, ругать не будут, только оценочки уже не те. Вот и разберись: подарок или взятка? Воровство или нет? И кругом так, Юрик.
— Нет. Не кругом, — тихо и упрямо сказал Журка.
— Не кругом? Ладно… У тебя отец кто?
— Шофер…
— Да? — почему-то удивился Капрал. — Ну, тем лучше. Он что, никогда не халтурил? Никому дрова и мебель не возил, пассажиров не подсаживал?
«А правда…» — вдруг подумал Журка. Но тут же сказал:
— Он на тяжелых грузовиках работал, все больше на самосвалах. Какие там пассажиры да мебель? Он на стройках…
— Ну ладно. А домой приезжал на своей машине?
— Ну и что?
— А то. Расход казенного горючего для личных целей.
— У него премии за экономию горючего были, — ответил Журка. — Так что ничего он зря не расходовал.
— Ты мне нравишься, — серьезно сказал Капрал. — Ты идеалист. Знаешь, кто такие идеалисты?
— Приблизительно, — ответил Журка. Он вспомнил, что идеалистом отец как-то называл деда. — Ну и что?
— Ничего. Хорошо. Рад, что познакомились… Ты заходи как-нибудь потолковать. Приятно, когда у собеседника ясная душа.
Журка выжидательно молчал.
— Ну, будь, — сказал Капрал и поднялся. Протянул руку. Журка встал и нерешительно подал свою. Вообще-то по законам чести и рыцарства давать руку Капралу не следовало. Он был явный жулик, хотя и симпатичный. Но Журка дал. Не потому, что испугался. Просто постеснялся обидеть Капрала.
Глядя под ноги, Журка сказал:
— До свидания.
Шагая к дому, Журка размышлял: зачем все-таки Капралу нужен был этот разговор? И что он вообще за человек? Просто «шеф» хулиганской компании? А для чего ему это? Ребята говорили, что он учится в монтажном техникуме, причем неплохо. Играет в каком-то ансамбле. Матери во всем помогает. И вдруг какой-то Череп рядом, какой-то Шкалик, явная шпана…
Журка подошел к воротам. Ворота были старинные — из железной узорчатой решетки. Они со скрипом поворачивались на шарнирах, вделанных в кирпичные столбы. Журка задумчиво прокатился на половинке ворот, соскочил и увидел Горьку. Он с беззаботным видом шагал через двор.
— Эй, Горька! — обрадовался Журка.
Тот подбежал, выжидательно заулыбался.
— Ну… как? — со стеснением спросил Журка. — Обошлось?
Горька слегка поморщился.
— Сперва ничего… А потом все же распсиховался и врезал. Но не очень, просто сгоряча. Да и на работу торопился.
Журка вздохнул, будто был виноват.
— Ничего. Теперь пронесло, — успокоил Горька. И сказал откровенно и с удивлением: — Ох и дубина же я был тогда… Ну чего меня дернуло связываться с Капралом? Будто мозги набок…
— А я к нему сейчас в плен попался, — сообщил Журка.
— Как?!
Журка, нервно посмеиваясь, рассказал. А потом добавил:
— Все же непонятный он какой-то. Вроде и не злой…
— Ты ему не верь, — отозвался Горька. — Это он мозги тебе пудрит. Хочет в свою компанию завербовать. Нарочно все подстроил. Шкалика побил за тебя…
— Да зачем я ему нужен?
— Как зачем? — удивился Горька. — Пополняет ряды. Ему тоже смелые люди нужны.
— Какой же я смелый… — растерянно сказал Журка.
— Со стороны виднее.
— Да ну тебя, — поморщился от неловкости Журка. И, подумав, предложил:
— Пойдем ко мне… Только у меня Брандукова… Иринка.
— Ну и что? Пойдем, — охотно сказал Горька.
Иринка в Журкиной комнате вальсировала с Федотом — держала его за лапы и кружила. Федот не сопротивлялся. Увидев Горьку, Иринка не удивилась. Она сказала:
— А, Валохин, привет… Какой ты загорелый! Тоже пойдешь в Исторический сквер?
Горьке было все равно куда идти. Лишь бы с Журкой.
— Пойдет, пойдет, — сказал Журка.
И они пошли.
Стоял безветренный день августа, в солнечном воздухе плыли невесомые пушистые семена. Над большими белыми корпусами в конце квартала подымалось похожее на светлую гору облако. Оно уже начинало розоветь по вечернему. Тревоги и заботы длинного дня постепенно отступали. Иринка шла между Журкой и Горькой, рассказывала про соседского дрессированного пуделя Мишку и смеялась, показывая похожие на пилу зубы.
«Хорошо, что мы сюда приехали, — подумал Журка. — И хорошо, что еще три недели каникул».
Часть вторая. Крушение
Сентябрьские дни
Первая неделя сентября выдалась дождливая и ветреная. Словно осень хотела напомнить школьникам: побегали, побездельничали — и хватит. Но скоро природа смилостивилась и вернула лето. Теперь оно называлось «бабье лето». Пришли ясные тихие дни — с неподвижными листьями, присыпанными золотистой пылью, со стеклянными паутинками в прозрачном воздухе.