Читаем без скачивания Горный поход - Горбатов Борис Леонтьевич

Затем он дает мне указания и уходит. А я обуваюсь, разыскиваю Бирюкова: он мирно уплетает кашу.

— Кому дневка, — говорю я ему без лишнего, — а кому ильичевка.

Он облизывает ложку, подымается и бурчит:

— Ладно.

Затем я бегу по бивуаку. Он вытянулся вдоль узкой тропы над Коблиан-Чаем. В руке у меня блокнот.

— Ну что у вас хорошего? — спрашиваю в первой роте.

Знаю: ждать сейчас заметок не приходится. Не до этого бойцам.

Мне наперебой рассказывают командиры, бойцы. В каждой роте — военкорпост. Он докладывает мне о самом важном. Блокнот мой покрывается иероглифами записей: «такой-то боец отлично действовал», «такой-то взвод хорошо провел отход», «плохо маскировались там-то», «парторг такой-то вел такую-то работу»…

В грузинской роте меня угощают обедом — рисовой кашей с консервами, я ем и слушаю. Знаю, иначе не приведется пообедать. В некоторых подразделениях военкоры мне говорят:

— А мы сами напишем.

Это энтузиасты, они хотят увидеть свою строчку в газете, найдут время и напишут. На обратном своем беге я забираю их заметки.

Бирюков уже ждет меня.

И вот выходит бюллетень № 4; в нем излагаются задачи и лозунги ночного марша, опять памятка на ночной марш. Вторая страница бюллетеня выходит под такой «шапкой»: «Будем действовать ночью так, как эти товарищи действовали днем». И страница полна короткими, собранными мною в ротах фактами доблести отдельных бойцов, командиров и подразделений.

Бюллетень готов. Он как раз поспевает к тому моменту, когда разведвзвод готовится выступать. Следовательно, все подразделения, смогут до марша проработать нашу газету.

За сутки вышло четыре номера газеты!

Бюллетени понравились полку и стали постоянными на всех боевых действиях. На маршах, в наступлении, на стрельбище, на переправе выходили короткие, ударные, всегда своевременные листки.

На разборе комиссар дивизии дал лестную оценку полковой печати.

— Мобильно работали, — сказал он в заключение.

Мобильно[9]… Разве бывает лучшая оценка для военного?!

На первом же походном совещании ротных редакторов они заявили в один голос:

— Чаще, чем раз в пятидневку, не управимся.

И привели: сами они перегружены, устают, художников нет, писать некому, заметки не поступают.

Посмотрели в корень: не пишут в газету, потому что выходит она редко, не является постоянным и обязательным гостем в роте. Нужно ли все-таки ждать, когда пришлют заметки? Да ведь вся рота вместе — собери факты и помещай.

Художников нет? Писать красиво некому?

Но разве походную ротную газету можно вывесить где-нибудь, чтоб ее читали, смотрели, любовались ею? Как правило, рота собирается вместе (да и то не всегда) только к ужину: смотреть газету никто не пойдет. На походе газету не читают, а слушают. Лежат, задрав ноги, отдыхая после тяжелого перехода, и слушают, как один читает.

Так нужны ли здесь красота, внешнее оформление? Не плохо, если они будут, но главное — оперативность, мобильность, своевременность.

Не может газета выходить раз в пятидневку? Да потому, что должна выходить чаще.

Так встал вопрос о ротной многотиражке, которую можно разбрасывать повзводно.

Но множительных аппаратов не было, и дело глохло.

Редакторы ротной газеты первой роты Анатолий Сыров и Васильченко внесли переворот.

Они пришли в полковую редакцию, отобрали копирку и пошли выпускать первую ротную многотиражку.

Она вышла в пяти экземплярах, каждый взвод получил ее и прочел. Успех был необычайный. Вместо суток работы, которые требовала ротная ильичевка раньше, многотиражка выходила в два-три часа, да и то потому, что редактора отрывали поминутно, а Сыров еще успел винтовку свою вычистить.

Газету было легко читать. Сыров писал простым, четким почерком.

Редакторы сами удивились своему успеху.

— Ну, дело пойдет, — сказал улыбаясь Васильченко.

И пошло: газета стала выходить почти ежедневно. «Почти», потому что и Сыров и Васильченко — красноармейцы, их посылают, как и всех, в наряд, в караул. А когда газета завоевала свой авторитет в роте, и это «почти» отпало: газета выходила каждый день.

Узнав об опыте первой роты, в полковую редакцию бросились все редакторы.

— Даешь копировалку! — требовали они, но копировалки не было.

Затребовали из базы, и на следующей дневке «начальник кооперации» Скоморовский привез нам пятьсот листов копирки.

Во всех ротах стали выходить многотиражки. Они выходили, если не ежедневно, то тогда, когда были нужны: иной раз и по две в день.

И редакторы теперь мечтали:

— Вот ежели б шапирографы нам! Мы бы и полковую забили.

А была еще печать, которая, пожалуй, действительно могла забить полковую: это взводные ильичевки.

Их даже не предусматривали ни в каких планах, они родились на походе. Родились как форма борьбы взвода за получение звания ударного.

Непредусмотренные планами, они все же сразу завоевали себе почетное место во взводной политработе.

Редактор взводной ильичевки стал крепким помощником командиру взвода. Редакторами были красноармейцы, подчас плохо грамотные — газеты изобиловали и грамматическими и стилистическими ошибками.

Но успех их был несомненен. Он происходил из того простого факта, что взводная газета занималась каждым бойцом. Тут было максимально возможное приближение печатного органа к массе. Газета была органом полусотни человек, каждый из них хоть раз да попадал на ее страницы.

Газета занималась всеми взводными делами: соревнованием, дисциплиной, рационализаторством, бытом. Она становилась близким, родным органом, почти дневником по своей задушевности.

И в то же время она не уклонялась от больших вопросов. Политические кампании, жизнь и задачи полка, всей армии — здесь приложимые ко взводу — звучали убедительнее, чем иной доклад.

В газету эту писали охотней, чем в полковую. Можно было даже не писать, а подойти, даже подползти к редактору — он ведь тут же, в палатке, — и рассказать ему свою заметку.

Взводную ильичевку вывешивали. Ее мог прочесть каждый — взвод был почти всегда вместе. Она висела или низко на дереве или на копне сена, у конников лежала на груде седел, у санитаров — на санпалатке.

Чаще всего ее все-таки распластывали на земле и читали, остальные слушали. Потом вывешивали.

Ниже взвода печать у нас не опускалась. Один только раз, когда отделение Осколкова долго было в разведке, у них вышла отделенная газета.

На видном месте в каждом номере газеты печаталось, что газета секретная, является предметом военной тайны, терять ее нельзя, прочитав, следует обратно сдать библиотекарю.

К этому долго не могли привыкнуть. Мы много и долго объясняли в ротах:

— Идем мы по «пограничному» району, В наших газетах масса фактического, тактического и всякого иного материала. Можно ли это терять?

Один эпизод научил весь полк, как обращаться с газетой.

Отделение Пономарева было выслано в разведку. Пономарев прошел со своими бойцами по тропе и очутился перед острой вершинкой. Ползком пролез он вперед, поднялся на руки, видит: перед ним часть полянки — людей нет.

Он хотел уже встать и вернуться назад, как вдруг заметил белый листок — газету.

Сразу сообразил Пономарев в чем дело: наших еще не было, значит — противник.

Тихо подозвал отделение, тихо пополз вперед. И точно, скоро он заметил впереди полувзвод противника, мирно отдыхающий на полянке.

Пономарев послал сообщить об этом в ядро взвода, но в это же время впереди заметил два отделения грузинской роты, которые без всяких мер предосторожности шли прямо на противника.

Как предупредить их?

И не долго думая, Пономарев открывает по противнику стрельбу. Грузины услышали, сразу залегли, а затем тоже увидели всполошившийся полувзвод противника и открыли по нему стрельбу. Тут же подоспело и ядро взвода.