Читаем без скачивания Русалки — оборотни - Антонина Клименкова

На яблони Феликса заставил задержаться глухой звук, донесшийся от крыши сарая. Звук повторился, похожий на тяжкий, сиплый вздох, на сетование. Феликс замер. Неужели все-таки домовой?.. В проеме чердачного оконца показался округлый силуэт, как будто чья-то голова… Серая тень, раскинув широкие мягкие крылья, бесшумно сорвалась с высоты и опустилась на веревку. От лишней тяжести та еще больше провисла, закачалась, и злосчастное белье на десяток вершков от низа проехалось туда-обратно по дворовой грязи.

Белесое круглое лицо, огромные черные глаза, нос крючком — такое существо, неожиданно моргнувшее тебе из ночной тьмы, могло показаться и домовым, и навью, и призраком. Да какой угодно нечистью, подсказанной услужливым воображением!

Феликс усмехнулся — так вот он каков, домовой-то. И не сычик какой-нибудь, а приличных размеров сова-сипуха. Поди, мышей в хозяйстве вдосталь развели. Не ругаться — благодарить должны своего домового за службу! Пожалуй, этот секрет он никому не раскроет, лучше ограничится советом перенести или хотя бы натянуть веревку получше.

Рядом опустились еще три тени, все разного размера, много меньше первой. Птенцов вывела на прогулку заботливая мамаша? Нет, на учение. Почистив перья, повертев головой, старшая птица заметила промелькнувшую в тени поленницы мышь и стремительно бросилась в атаку. Вернулась, держа добычу в клюве.

Феликс принялся за арифметику. Ну сколько тяжести в одной птице? Перьев только на целую подушку, да сколько в них весу-то! Но если помножить на четыре? Да ежели каждая поймает за ночь по паре-тройке мышей? Хм, коли хозяева не придумают для своего «домового» насест покрепче, рискуют остаться и без белья, и без зерна, и остальных запасов не досчитаются.

Итак, одна тайна разгадана. Оставалось узнать, что за привидение бродит по крыше дяди Вени и какой такой банник мешает спокойно жить бабе Любе.

В темноте все избы казались совершенно одинаковыми. Окончательно заблудившись на одной-единственной улице и чтоб не поднять всех собак — еще, чего доброго, за грабителя примут. — Феликс решил пройти задворками и подняться к опушке леса. Оттуда открывался великолепный вид, можно спокойно посидеть, подумать, пересчитать крыши.

Выяснилось, что у Ариши, по всей видимости, проблемы с устным счетом. Вот почему он запутался. Но сам тоже хорош — положился на слова ребенка, хотя взрослому человеку не мешает своей головой думать иногда.

Деревня спала крепким сном. Ни над одной трубой не вился дымок, ни в одном окошке не горел свет. Даже сверчки в траве притихли. Только тихий шелест листвы нарушал сонное безмолвие да редкий всплеск, отчетливо доносившийся с реки.

Мрачный час — час волка.

Феликс почувствовал, как против воли его охватывает глухое отчаяние. Это глупо — потакать крестьянским выдумкам, которыми от скуки развлекают друг друга в этом дремучем, богом забытом месте. Ведь просто не существует ни домовых, ни русалок — но ему приходится это еще доказывать! А этот Фома Лукич, из-за которого они здесь, — он наверняка решил не мудрствуя лукаво присвоить все якобы украденное монастырское добро и сейчас спит себе спокойно дома, довольный, что столь удачно заморочил всем головы…

Стукнула дверь — Феликс вздрогнул, будто выстрел услышал. На крыльце крайней, ближней к реке избы появился тусклый огонек. Не синий, как те, что блуждают по берегу, а обычный, желтоватый. Скорее всего, от масляной лампы. Медленно спустившись с крыльца, огонек потух. Ах нет, его чем-то прикрыли, какой-то темной тряпицей, сквозь которую он едва просвечивал. Так, не торопясь, выбирая окольные тропки, он добрался до леса, где снова замерцал меж темных стволов медовой искоркой.

Феликс последовал за ним. Интересно, что бабке Нюре — а это было ее крыльцо и ее избушка — понадобилось в такое время в лесу?

Оставалось надеяться, что на сей раз его не заведут на кладбище. Хотя кто ее знает…

Но нет, старушка выбрала другую дорогу. На удивление, бабка шустро семенила лаптями, так что Феликсу оказалась весьма кстати ее глухота — бесшумно передвигаться по незнакомому лесу в темноте он еще пока не научился.

Однако «погоня» закончилась неожиданно. Деревья расступились, и Феликс вдруг оказался перед озером. Дорога — две колеи в густой траве — свернула и потянулась дальше вдоль берега. А бабка пропала неизвестно где. Как он ни вглядывался — сквозь сомкнувшиеся плотной стеной стволы не промелькнуло ни искорки, ни отблеска. Даже ни один шорох не выдал тайны исчезновения старушки. От воды поднимался молочный туман. Вдалеке квакали лягушки.

Феликс понял, что он вовсе не умнее мотылька, что несется сломя голову сам не зная куда. Он вернулся назад, пошел, не поднимая головы, внимательно глядя под ноги. Лишь снова оказавшись на краю леса, окинул угрюмым взглядом расстилающийся внизу пейзаж. В неверном предрассветном мареве очерчивались острые коньки крыш, полоски заборов, клубящаяся зелень садов, мерцающая сквозь заросли ивняка серебряная гладь реки…

Будто опомнившись, глаза его метнулись обратно к крышам. На мгновение брови удивленно поднялись, потом нахмурились. И Феликс бросился вниз, едва разбирая дорогу.

То, что он сперва принял за белесый столб тумана, оказалось человеческой фигурой в белых просторных одеждах. Силуэт неподвижно стоял на самом конце шелома — этого узкого бруса, венчающего два крутых ската кровли, — потом раскинул руки и, будто во сне, пошагал по этому гребню крыши вперед, к резному коньку.

Хорошо хоть через забор не пришлось лезть — ворота во двор были не заперты.

Фигура, маячащая на фоне синевато-бирюзового неба, оказалась не призраком и не видением. Запрокинув голову, Феликс разглядел молодого парня в длинной рубахе до пят, точно только что вылезшего из постели. Несмотря на то что сейчас он медленно шел по узкому брусу, лицо его было совершенно спокойно, а глаза не мигая смотрели куда-то вдаль. До конца пути оставалось несколько шагов, впереди был конек, крыша кончалась, и под ногами сомнамбулы скоро окажется пропасть. На первый взгляд, конечно, не слишком глубокая, но все-таки: подклеть, светлица, горница, чердак… — у Феликса не осталось времени на расчеты. И как только этого лунатика туда занесло?! А главное — каким образом теперь до него самого добраться? Вокруг нет ни лестницы, ничего! Лишь неподалеку от крыльца росла старая береза, ветви которой — вполне, кстати, толстые и прочные на вид — низко склонялись над крышей, словно собирались ее обнять, защитить от непогоды. К стволу ее весьма кстати была приставлена пустая бочка.

Раздумывать некогда — парень медленно, но верно приближался к краю. Стараясь не шуметь, зная, что если лунатик очнется, то непременно испугается, и тогда точно падения не миновать, Феликс, настороженно поглядывая на сумасшедшего любителя прогулок при луне, забрался сначала на бочку, потом на березу. Выбрал самую крепкую, низко нависающую ветку и, уцепившись, будто гороховый ус, обхватив ее руками и ногами, подполз как мог близко — пока ветка не закачалась, угрожающе поскрипывая. Теперь хотя бы можно будет дотянуться и ухватить лунатика за шиворот.

А тот между тем дошагал до конька, с минуту постоял, словно погруженный в раздумья, после чего резво подпрыгнул и уселся на декоративное украшение верхом, спустив ноги вниз. Пришпорил голыми пятками резные бока и принялся изображать скачки, понукая деревянную лошадь воображаемыми поводьями.

Феликс несколько раз порывался подхватить парня, но лунатик и не думал падать. Он с увлечением, причем в полнейшей тишине, размахивал в предутренних сумерках всеми четырьмя конечностями, чудом не сваливаясь. После внезапно устал, обмяк и прикорнул, где сидел — одной рукой обняв конька за длинную шею и подперев щеку ладонью другой. Мирно засопел. Феликс подождал, но лунатик не шевелился. Тогда он сполз чуть вниз, в развилку ствола, огляделся.

Сквозь трепещущие листочки синело стремительно выцветающее небо, по которому свежий ветерок гнал барашки пушистых облачков. Над рекой дымкой таял туман. Ярким румянцем разливалась заря над черными верхушками соседнего леса.

По двору гордо прошествовал черный кот. Задрав голову, поглядел на свисающие ноги лунатика, и, махнув хвостом, отправился дальше.

По соседству с березой росла вишня. Кроны двух деревьев смыкались, сплетаясь ветвями. Протянув руку, Феликс без труда собрал горсть пунцовых, горящих в полумраке ягод. Сочных, но совсем не сладких…

Мягко распахнулась дверь дома. Феликс напряженно замер, вглядываясь в черноту проема. На крыльцо вышел жилистый, дочерна загорелый мужик с всклокоченной бородой, в одних залатанных подштанниках. Зевнул во весь рот, сошел вниз и, лениво глянув по сторонам, пристроился прямо к березе. Феликс отвел глаза. Оправившись, мужик отправился обратно спать, так и не подняв ни разу голову. А то вот бы удивился…